Потом он вернулся к машине и молча протянул руку к прикрытому окошку водителя. Тот ему дал нечто кожаное с ремнем. В животном страхе, охватившем меня, я приняла этот предмет за кобуру маузера, который носили матросы в революционных фильмах, но это оказался мощный полевой бинокль.
Придерживая меня одной рукой, чтобы я по горячке не сбежала, Николай Николаевич, слегка высунувшись из-за ржавого сарая, куда-то долго смотрел, приставив к глазам бинокль.
Я невольно посмотрела в ту же сторону. Перед нами расстилалась странная местность. Она вся была испещрена какими-то оврагами, по краям которых высились конусообразные холмы. Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что это горы самого разнообразного мусора. Где-то вдалеке, на краю оврага, вздыбили свои кузова те два самосвала, которые обогнали нас. Совсем вдалеке игрушечный бульдозер медленно вползал на мусорную гору. Недалеко от него трудился экскаватор. Над ним и над свежими кучами мусора, оставшимися после самосвалов, которые, возвращаясь, на ходу укладывали свои кузова, вились тучи белоснежных чаек, таких неуместных на фоне грязного мусора. Их пронзительные крики перекрывали шум машин и бульдозера.
Посередине этого апокалиптического пейзажа стояло приземистое сооружение с покосившимся деревянным крыльцом. Домик этот странным образом был похож на сельмаг или деревенскую почту. Над крыльцом виднелась голубоватая вывеска. Возле домика стояла грузовая машина и суетились какие-то люди. Как я потом узнала, это была знаменитая Зюзинкая свалка.
Николай Николаевич, очень похожий в этот момент на полководца, изучающего поле боя, долго рассматривал эту картину в бинокль, потом удовлетворенно кивнул и, передав бинокль мне, сказал:
—Смотри там, около конторы, перед машиной.
Ничего не понимая, я трясущимися руками взяла у него бинокль и приложила к глазам. Сперва я долго не могла найти контору, постоянно утыкаясь в кучи мусора, который теперь видела во всех омерзительных подробностях. Потом, найдя контору, я никак не могла понять, чего же от меня хо чет Николай Николаевич. Ну, толкутся два мужика перед машиной. В руках у одного какие-то бумаги… Один мужик в резиновых сапогах, в черном, похоже, морском бушлате и в кепке; другой, тот, что с бумагами, тоже в резиновых сапогах, в синем сатиновом халате, поверх которого натянута замасленная телогрейка, и в серой солдатской ушанке, с поднятыми и торчащими в разные стороны ушами.
—Ну и что?— спросила я, отнимая от глаз бинокль.
—Посмотри повнимательнее на того, что в шапке,— со змеиной улыбкой на тонких бескровных губах сказал Николай Николаевич.
Я снова нашла домик, машину, мужиков. Они размахивали руками и очевидно спорили. Бумаги трепетали на мокром ветру у того, что был в шапке. Я вгляделась в его лицо и чуть не выронила бинокль. Это был Игорь. Мой Игорь.
—Не может быть…— прошептала я.
—Может, может,— злорадно сказал Николай Николаевич.
—Как он сюда попал?— требовательно спросила я, подозревая его в очередной какой-то немыслимой инсценировке.
—А он здесь работает,— не сдержал довольной улыбки Николай Николаевич.
—Кем работает?..— прошептала я, всматриваясь в лицо того, что в шапке.
—Заведующим главным приемным пунктом артели «Пятое декабря» Горвторсырьепромсоюза,— с готовностью объяснил мне Николай Николаевич.
«Все понятно, пронеслось у меня в голове, он нашел человека, похожего на Игоря, и теперь пытается меня спровоцировать. Не выйдет!» Зачем спровоцировать, на что он может рассчитывать,— об этом я в тот момент не думала.
—А кто это? Как его зовут?— требовательно спросила я.
—Это Игорь Алексеевич Исаев, член-корреспондент Академии наук, практически академик, лауреат всех премий и страшно засекреченный человек. А это…— он обвел мусорный ландшафт широким жестом,— это и есть его страшно секретный космический объект…
Он все врет, утвердилась я в своем мнении. Это точно двойник. А где же Игорь? Боже мой, неужели этот гад с ним что-то сделал?!
—А почему мы смотрим на него издалека, в бинокль?— подозрительно спросила я.
—Если он нас заметит, то тут же уйдет. Там у него такие ходы и выходы заготовлены…
—Я вам не верю!— сказала я, не отнимая от глаз бинокля.— Если это и в самом деле он, то я хочу говорить с ним.
—Разве тебе еще не все ясно?— насмешливо спросил Николай Николаевич.
—Пока я сама с ним не поговорю, мне ничего не ясно,— твердо сказала я.
—Хорошо,— сказал он,— ты с ним поговоришь…
—Сейчас,— уточнила я.
—Хорошо, ты с ним поговоришь сейчас…— раздраженно сказал Николай Николаевич. Он не привык, чтобы ему перечили или на чем-то настаивали.
Он затащил меня за сарай и сказал несколько слов своему водителю. Тот вышел из машины на гравийную дорогу и остановил первый попавшийся самосвал. Переговорив с шофером, он махнул нам рукой.
—Пошли,— сказал мне Николай Иванович.
Он подсадил меня на высокую ступеньку, ведущую в кабину, поднялся сам и снял фуражку. Коротко бросил шоферу:
—Дворники выключи.
—Чего?— не понял шофер и опасливо покосился на полковничьи погоны.
—Я говорю: дворники выключи. Подъедешь к конторе, прямо к самому крыльцу.
—Так точно, товарищ полковник!— повеселел шофер, поняв, что ему лично этот десант ничем не грозит.
Он выключил дворники и прибавил скорость.
—Не гони,— сухо сказал Николай Николаевич.
Через несколько секунд изморозь сделала лобовое стекло матовым. Шофер даже опустил стекло на своей дверце и высунувшись высматривал дорогу. Около конторы машина встала.
—Значит так: быстро выходим и без разговоров прямо в контору. Все ясно?
—Да,— сказала я.
—Пошли,— сказал, надевая фуражку, Николай Николаевич.
Он распахнул дверцу, по-военному молодцевато спрыгнул на землю и протянул мне руку. Я оперлась на его руку и осторожно сошла в немыслимую грязь. Мы быстро поднялись на крыльцо, прошли в полутемный коридор, освещенный одной тусклой лампочкой. Из-за полуоткрытой двери впереди слышался крепкий, сочный, но беззлобный мат. Это был голос Игоря. Откуда-то сбоку выросла безмолвная фигура Василия, тоже в ватнике, но без головного убора. Он, расставив руки, попытался преградить нам дорогу, но Николай Николаевич страшно прошипел:
—Стоять!..
Василий вжался в стенку.
Мы прошли мимо него к полуоткрытой двери, откуда несло табачным дымом, перегаром, потом, килькой и луком.
Я вошла первая. Вокруг обшарпанного письменного стола, застеленного мятой газетой, стояли и сидели человек пять образин, одетых кто в чем, но одинаково безобразно. На начальническом месте лицом к двери сидел Игорь.
На газете стояли две бутылки водки, залапанные стаканы, консервные банки с кильками; одна из них, уже пустая, дымилась окурками, разрезанный на четвертинки прямо с кожурой лук, покрытая омерзительным жиром ливерная колбаса, нарезанный толстыми ломтями черный хлеб. Все это запечатлелось в моем мозгу с фотографической точностью после единственного беглого взгляда.
Мое появление было настолько внезапным, что Игорь в первое мгновение или не узнал меня, или оцепенел от неожиданности. Кто-то из его собутыльников успел уважительно воскликнул:
—Ни хуя струя — одни брызги!
Кто-то засмеялся.
Тут вслед за мной вошел Николай Николаевич, и все замолчали. Игорь (теперь, увидев его вблизи, без шапки, я воочию убедилась, что это он), смертельно побледнев, медленно поднялся и попятился к противоположной стене. В последнюю секунду я разглядела, что там есть оклеенная замасленными обоями, сливающаяся со стеной дверь. Игорь рванул ее на себя и скрылся за дверью.
—Пойдем,— бросил мне на ходу Николай Николаевич и направился к двери, за которой скрылся Игорь.
Мы вышли в какое-то помещение, заваленное мотками толстого медного провода, из него в другое, с полками, забитыми всевозможной тряпичной рухлядью, запакованной в гигантские сетки, напоминающие авоськи. Там отвратительно пахло сыростью и плесенью, из этого помещения мы по пали в коридор, в котором только что были. Дверь на крыльцо была открыта.
—Что я тебе говорил?— спросил Николай Николаевич.
Мы вернулись к кабинету заведующего. Прежде чем в него войти, я прочитала табличку, висевшую сбоку на стене: «Заведующий центральным приемным пунктом ИсаевИ.A.»
Когда мы вошли в кабинет, все лишнее со стола было убрано. Остался лишь тошнотворный запах. На месте заведующего сидел Василий. Остальные работники почтительно стояли вдоль стены. В рукаве одного из них чадила папироска, Все молчали.
—Когда будет заведующий?— неизвестно для чего вдруг спросила я.
—Его сегодня уже не будет,— ответил мне Василий, и от звука его знакомого голоса ситуация обрела окончательную реальность.
Я повернулась и, стараясь не вдыхать в себя липкий воздух, выбежала на крыльцо. Николай Николаевич, не сказав работникам приемного пункта ни одного слова, вышел вслед за мной.
Мы дождались, пока шофер, который подвез нас к конторе, выгрузит свой мусор и поедет обратно. Николай Николаевич подозвал его рукой. Мы сели. Машина тронулась, скрежеща коробкой передач. Только сейчас я заметила, что на солнцезащитном щитке у шофера приклеен портрет министра обороны маршала Жукова. Это была знаменитая фотография. Маршал был на белой лошади. Он принимал парад Победы на Красной площади.
—Дворники-то включи,— добродушно сказал Николай Николаевич шоферу.
Тот послушно включил дворники. От этого не сделалось лучше. Стала больше видна разбитая дорога и горы мусора по обочинам. И мокрые чайки, сидящие на этом мусоре.
—Фронтовик?— коротко спросил Николай Николаевич, показывая на портрет.
—С сорок третьего года на передовой.
—Баранку крутил?— по-свойски спросил Николай Николаевич, и я вспомнила, что он сам тоже из шоферов.
—А как же!— довольно кивнул шофер.
—А маршала лучше с ними,— посоветовал Николай Николаевич.
—Это еще почему?— вскинулся шофер.
—Ты что, радио не слушаешь?