— обиделась я.— Дай сюда вырезки.
Но Татьяна вырезки не отдала, а начала их рассматривать по новой… Изучив самым внимательнейшим образом, она отложила их в сторону и сказала со вздохом.
—Ну хорошо, допустим, он принц, но ты-то у нас далеко не Золушка.
—Ты имеешь в виду мои размеры?— холодно спросила я. В нашем любимом с нею фильме, который мы смотрели не менее десятка раз начиная с первого класса, Золушку играла миниатюрная, очаровательная Янина Жеймо.
—Я имею в виду все,— многозначительно сказала Татьяна.— И прежде всего то, что мы живем не в сказке… Это только в сказках бывают счастливые концы.
—А как же у вас с Юриком?
—Он не принц,— сказала Татьяна и добавила: — Хоть и очень хороший.
С тех пор как она вышла замуж, она держалась со мной как старшая подруга, хотя я была старше ее почти на полгода.
В тот вечер, за день до его отъезда, когда он не позвонил в назначенный срок, не позвонил и через час, я ревела белугой, а Татьяна ходила вокруг меня кругами, тыкала мне в стучащие зубы стакан с водой и ругала меня последними словами.
—Дура!— кричала она.— Как ты могла надеяться на что то? Идиотка, распустила губы. Скажи спасибо, что вас еще не засекли. А то бы твой полковник всю твою жизнь выкрутил бы, как половую тряпку. Размечталась… Захотела стать принцессой!— издевательски кричала она мне.— На что ты надеялась, кретинка?
—Ни на что я не надеялась — сквозь слезы соврала я.— Я думала — хоть месяц, да мой.
И действительно, ведь не было у меня никаких конкретных планов на будущее, но где-то в глубине души теплился неясный, еле различимый огонек надежды… Ничего конкретного. И все же…
Наконец он позвонил и сказал, что он в Доме журналистов дает прощальную вечеринку, что меня встретит у главного входа Гера. И во время вечеринки, где будет много посторонних людей и не исключено, что заглянет и кое-кто из самых близких «друзей», мне придется весь вечер изображать девушку Геры.
—Но ведь это ничего?— спросил он.
—Ничего…— сказала я, стараясь не всхлипнуть.
—Тебе ведь с ним придется и дальше встречаться…— Он намекнул на наш договор по поводу писем…
—Да, я знаю…— сказала я.
—Приди, пожалуйста, в том черном костюме,— попросил он.
Танька идти со мной не захотела.
—Что я там как дура буду сидеть!— сказала она.— И Юрик будет переживать… А вдруг я погляжу на тебя и сама зареву… Нет. Иди одна!
Я так привыкла к «топтунам» Принца, что чуть не поздоровалась с ними, проходя мимо их машины.
Гера ждал у входа. Он был нарядный и взволнованный.
—Я сижу рядом с ним. Ты будешь сидеть от него через человека, то есть через меня…— бормотал он мне по дороге в ресторан.
За длинным столом сидели человек двенадцать, и среди них была только одна женщина. Красивая и рослая. Мы были с ней немного похожи, только она покрепче и в ее фигу ре ощущалось нечто мужское. Ее звали Марина, и я знала, что она очень известный фотокорреспондент. Больше никого из присутствующих, кроме Сержа, я не знала. Он был уже пьян и, наверное, предупрежден Принцем, потому что когда мы с Герой вошли и все мужчины поднялись, чтобы приветствовать меня, он остался сидеть и вместо приветствия приложил палец к губам.
Я сразу оказалась в центре внимания. Мужчины стали наперебой предлагать мне напитки и закуски. Это немного отвлекло меня от грустных мыслей.
Преемником Принца оказался высокий парень в белой вязаной толстой кофте свободного фасона с шалевым воротником, под которой была белая рубашка с цветастым галстуком. Он носил короткую хемингуэевскую бородку и курил трубку. В общем, был настоящий иностранный корреспондент, каким я его представляла себе до встречи с Принцем. Как же я его ненавидела в тот вечер, хотя он оказался хорошим и очень добросовестным парнем. Для меня он был персонифицированной причиной нашей разлуки. Ведь если б не он, может быть, Принц и не уехал бы… Во всяком случае, так рано.
Самым большим своим достижением в тот вечер я считаю то, что мне удалось ни разу не расплакаться прямо за столом.
Было очень много тостов, из которых следовало, что Принц отличный журналист, прекрасный товарищ, великолепный спортсмен и что всем присутствующим его будет очень не хватать…
Серж в своем уже маловразумительном тосте пытался намекнуть, что и Принцу будет кое-кого из присутствующих не хватать, строил таинственную физиономию и пронзительно шипел, прижимая палец к губам — к самому уголку, так как он уже не попадал на середину. Но, к счастью, смотрел при этом не на меня, а на Марину. Та смущалась и недоуменно пожимала плечами.
Всю вечеринку я была словно под легким наркозом. Я почти не пила, а уж о том, чтобы проглотить что-либо твердое, и речи быть не могло — я подавилась бы первым же куском. Я меч тала только об одном, чтоб скорее вся эта пытка закончилась.
В какой-то момент я почувствовала, что это выше моих сил. Что если я немедленно не уйду, то начну орать, рыдать, бить посуду, швыряться бутылками. Выждав удобный момент, я склонилась к Гере и сказала тихо, но так, чтобы услышал Принц:
—Прости, дорогой, но я должна уйти. Я очень плохо себя чувствую…
—Что с тобой, дорогая?— тут же подыграл он мне, де лая преувеличенно участливое лицо. При этом я заметила, как он незаметно ущипнул Принца за ногу.
—У меня невыносимая мигрень,— сказала я еще тише, убедившись, что Принц меня слышит.
—Может быть, ты выпьешь какую-нибудь таблетку, растерянно пробормотал Гера и вопросительно посмотрел на Принца.— У администратора должен быть анальгин…
—Спасибо, дорогой,— решительно сказала я,— это не поможет. Мне нужно лечь.
—Тогда я провожу тебя — неуверенно сказал Гера и панически посмотрел на Принца. Он не знал, что я живу совсем рядом, и перспектива покинуть вечеринку на самом интересном месте его явно не устраивала.
Принц вопросительно и озабоченно посмотрел на меня.
—Не беспокойся, дорогой,— сказала я, быстро взглянув на Принца,— это пройдет. Просто мне нужно прилечь… И не надо меня провожать, не ломай компанию… На свежем воз духе мне станет легче, а через семь минут я буду уже дома.
—Может, я все же провожу?— запетушился Гера, поняв, что опасность миновала.
—Ни в коем случае. Когда все кончится, загляни ко мне на минутку,— сказала я для Принца, глядя при этом на Геру. Принц незаметно кивнул в ответ.— Если не получится зайти, то обязательно позвони…
Принц снова кивнул.
Я ушла по-английски, ни с кем не прощаясь. На улице я посмотрела в стекло серой «Волги». Топтун, сидящий на заднем сиденье, читал газету, повернув ее к свету фонаря, а водитель спал, положив руки на руль, а на них голову.
Когда я отошла от них метров на десять, меня прорвало плачем, который я до боли в горле сдерживала весь последний час.
Он позвонил как тогда, месяц назад, едва я вошла в свою квартиру.
—Что-то случилось?— тревожно спросил он.
—Ты разве не знаешь, что случилось? Ты уезжаешь — вот что случилось,— сквозь слезы сказала я.
—Я испугался. Я подумал, что-нибудь еще…
—Этого тебе мало?— всхлипнула я.— Знаешь французскую пословицу? Разлучаться — это умирать по частям. Ты думаешь, это не больно — умирать по частям? Уж лучше бы сразу…
—Пожалуйста, не плачь,— сказал он.
—Я не плачу,— сказала я.
—Хочешь, я их брошу?
—Они-то здесь при чем? Они любят тебя, пришли проститься… Не порть людям праздник.
—Я приду как только смогу…— сказал он.
«Боже мой,— думала я,— как много можно прожить и пережить всего за один месяц! Целую счастливую жизнь с трагическим концом…»
Я знала, что мы никогда больше не увидимся, что бы он ни говорил и ни думал. Я знала цену командировочным и курортным романам, знала, чем они, как правило, кончаются. Права, права была Татьяна… Все было слишком хорошо, что бы быть настоящим. Хотя и Принц был не поддельным. И влюблен он был по-настоящему. Но он даже сам не понимал, что огонь его чувства раздувает ветерок предстоящей неминуемой разлуки. Это было чем-то вроде острой приправы…
Я чувствовала себя нянечкой с заигравшимся ребенком. Он сидит на стуле и изображает из себя самолет. Он гудит, планирует руками, изображая серебристые крылья, а я стою сзади с ложкой рыбьего жира, который ему пришла пора принимать… Еще минута, и он спустится на землю и будет глотать противный рыбий жир, без которого никак не обойдешься в этой жизни, и со слезами ляжет спать, потому что не доиграл…
Впрочем, может, в своей жизни он обходится без трудностей и огорчений? Тогда это еще хуже, потому что, проснувшись поутру, он увлечется новой игрой… И еще сильнее.
Он пришел около двенадцати часов, и мы впервые про вели с ним целую ночь. Гера сумел отпроситься у своей жены по случаю отъезда принца. Наверное, его любовница тоже радовалась…
Я не помню, как мы провели эту ночь, как не помню и нашей первой близости. Когда так сильно любишь, подробности исчезают, ведь запоминаешь лишь то, что наблюдаешь хоть немножко, но со стороны. А когда любишь без памяти, душа слишком занята, заполнена другим человеком.
Для меня это, кроме всего, еще была и попытка «надышаться перед смертью». Но не зря же пословица говорит, что перед смертью не надышишься. Ибо… не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Всю ночь я тщетно пыталась это сделать. Но единственное, что у меня осталось,— это его запах на подушке и ощущение его рук на коже…
Никогда прежде не думала, что можно плакать во время любовных ласк…
Почему я так решительно не верила в нашу встречу?
Он должен был уезжать с Белорусского вокзала в девятнадцать часов. Я твердо пообещала ему не приходить на вокзал, чтобы не создавать излишнего напряжения и не подвергать себя дополнительному риску. Ему стоило большого тру да убедить меня в этом. Но меня словно заклинило. Я каждый раз согласно кивала головой на каждый его разумный довод, а когда он умолкал, тихо спрашивала: