– Нет. Поэтому тебе необходима дополнительная информация. Например, насколько был увлечен партнер во время отношений? Использовал ли молчание как способ показать злость или незаинтересованность? Кто кого бросил и почему?
– Значит, нет заранее готового для всех решения, – торжествующе произнес Броэм, как будто загнал меня в угол.
– Именно. Поэтому я даю советы исходя из конкретной ситуации, описанной в письме.
– Понял, – сказал Броэм. – И поэтому ты никогда не берешь деньги, прежде чем не узнаешь всю информацию. Кто с кем порвал, историю отношений и бла-бла-бла. Даже если они не упомянули эту информацию в первом письме.
Я заколебалась.
Его бровь слегка изогнулась. Казалось, он был доволен собой. Больше всего раздражало то, что он загнал меня в угол. За исключением одной мелочи.
– В девяноста пяти процентах случаев моя работа увенчалась успехом, не так ли? – спросила я. – Я могу понять все, что мне необходимо, по настроению письма.
– Ты знаешь всю информацию, не имея ее? – спросил Броэм, прежде чем встал. – Невероятно.
Удивительно, что я еще не убила его.
– Можем начать?
– Конечно. Но можно сначала один маленький вопросик?
Он в любом случае собирался его задать.
– Что?
– Если кто-то присылает тебе письмо и пишет: «Помоги, мой парень целыми днями игнорирует меня, если я говорю или делаю то, что ему не нравится», – что ответишь на это?
Я уже понимала, к чему он клонит, но мой мозг отказывался работать, пока он так смотрел на меня в упор, поэтому я сдалась и позволила завести себя в ловушку.
– Я бы ответила, что молчание с целью наказания или манипулирования – это эмоциональное насилие. Но здесь другое, это не наказание…
– Но это манипулирование кем-то с целью изменить его отношение, верно?
– Ну, что-то вроде того, только все иначе, так ведь? Это скорее о том, чтобы получить больше личного пространства, чем пытаться вернуть кого-то. И даже если этот способ использовали, чтобы вернуть партнера, это тоже неплохо, если оно того стоило. А что может быть лучше, чем возродить любовь и привязанность?
Конечно, вероятно, отчасти целью было заставить другого человека чувствовать себя одиноким, или ощущать себя некомфортно, или скучать по тебе… Если бы я на самом деле так размышляла, то Броэм был бы прав. Но этот случай не казался таким. Здесь не шло речи об эмоциональном насилии, чтобы создать личные границы и пространство после расставания. Что за нелепый намек?!
Как он заставил меня в себе усомниться? Кто здесь эксперт?
– Может, мы просто… – Я замолчала и махнула рукой.
– Просто что?
– Просто не будем обсуждать это сейчас? Еще слишком рано, и у нас не так много времени, чтобы подготовить тебя к сегодняшнему дню.
Он хотел возразить. О, я видела это в его глазах. И у меня создалось ужасное предчувствие, что если он продолжит, то заставит меня написать новый ответ, где я буду умолять моего клиента проигнорировать первый совет.
Вместо этого он плюхнулся на кровать, раскинул руки в стороны и задрал подбородок, абсолютно уверенный в себе.
– Проверим в другой раз тогда. Порази меня гром, Филлипс, покажи, что там у тебя?
Я залезла под кровать и вытащила доску для заметок.
– Я поняла, что во временной линии ваших отношений чего-то не хватает.
Броэм удивленно качнул головой.
– И ради этого ты притащила это из дома своей мамы?
– Всегда пожалуйста. Мы многое знаем о том, что работает с вами, парни, но мне не совсем ясно, что не работает. Итак, первая ссора?
– Господи Иисусе, без понятия, – сказал Броэм, как только я подготовила ручку и бумагу, чтобы добавить запись на доску. – Как я должен это помнить?
– Много ссор, – пробормотала я, записывая.
– Нет, мы нечасто ссорились.
– В таком случае ты спишь спокойно, приятель. Ладно, что насчет самой часто повторяющейся ссоры?
– Больше всего мы ссорились из-за того, как часто должны писать друг другу.
Я кивнула и принялась рисовать. Женская и мужская фигурки-палочки с нахмуренными бровями. Я нарисовала речевое облако над женской фигурой и написала там: «Пиши мне больше».
– Нет, – сказал Броэм.
Я взглянула на него.
– Это примерно и не должно быть слово в слово.
– Нет, я имею в виду… – Он вдруг почувствовал себя неловко. – Это я хотел больше общаться. Не она.
И впервые у меня не оказалось слов. Что я должна говорить, когда все мои представления о Броэме рассыпались на тысячу пикселей и перестраивались, чтобы рассказать историю человека, который совсем не был похож на версию, созданную в моей голове? Та версия Броэма боялась обязательств. Он отталкивал людей, как только они становились слишком близки. Он сторонился того, за что другие цеплялись. Он не подпускал никого близко.
Но это, по-видимому, совсем не так.
Слова какое-то время вертелись у меня на языке, прежде чем я выдавила:
– А-а. Поняла. – Я начертила стрелку от речевого облака и провела ее к фигурке Броэма.
– Кажется, ты чертовски удивлена.
Я сжала губы и продолжила рисовать.
– Не надо быть такой сексисткой, Филлипс, – беспечно продолжал Броэм, снимая со свитера ворсинку. – Подобные предположения заключают меня в клетке ядовитой маскулинности.
Пульсация в челюсти дала мне понять, что я крепко сжимаю зубы. Я провела языком по губам, чтобы расслабиться, и дорисовала фигурке Вайноны новое речевое облако: «Нет! Ненавижу твое лицо!!»
– Как ты узнала, что она так сказала? – спросил Броэм с притворным изумлением. – Ты волшебница.
– Привела ли ссора к расставанию? – поинтересовалась я, вешая новую картинку на доску.
– Почти. Думаю, что поставил ей ультиматум.
Я опустила руки и повернулась на кровати.
– Нет, не говори, что это правда.
– Хотел бы я…
– Почему ты тогда просто не бросил гранату между вами?
Броэм моргнул, и идеально уложенная прядь волос упала ему на лицо.
– Да ладно, все так плохо?
Я недоверчиво покачала головой.
– Да, Броэм, так плохо. Какой был ультиматум?
– Ну… Я сказал, что, если она не может побеспокоиться о том, чтобы написать мне, она явно не заинтересована в наших отношениях, и я не хочу быть с ней, если она не может заставить себя сделать что-то настолько простое.
– И что она ответила?
– Я задавил ее этим, и она больше не захотела быть со мной.
Я сделала вид, что вонзаю себе в живот воображаемый меч, и завертелась в приступе притворной боли.
– Да. В основном.
Я вскочила, пересекла комнату и начала рисовать другую картинку.
– Правильно понимаю, что ты пожалел об этом?
– Честно, я не верил в то, что говорил тогда. Думаю, я просто хотел, чтобы она знала, насколько я серьезен, чтобы она забеспокоилась и стала поступать соответствующе.
– Так, вкратце, ты думал, что, запугивая свою девушку, ты наполнишь ее любовью и привязанностью к себе и она захочет больше общаться?
Я посмотрела на него.
Он скривил рот и сделал глубокий, тяжелый вдох.
– …Да.
На новом листе я нарисовала сердечко над фигурками-палочками, а Броэм смотрел.
– А чем это я нацелился в сердце? – спросил он.
– Лук и стрелы.
– А. Ну, конечно.
– Похвально. Теперь мы знаем, что ты должен стараться не давить на нее!
– О, замечательно, почему же я раньше об этом не подумал? – свирепо посмотрел на меня Броэм. Но его отношение никак не могло повлиять на меня сейчас. Меня переполняла уверенность.
– Ладно, давай потренируемся. Что ты собираешься сказать ей при встрече?
– Без понятия. Наверное, «привет»?
– Нет! Никаких «привет», потому что она ответит «привет», и беседа умрет. Вам станет неловко, и все провалится. Тебе нужно задавать вопросы, которые предполагают развернутый ответ.
– Например? – спросил Броэм, откидывая голову.
Господи, вот каково быть учителем, когда ученики дерзят на уроках? Я напомнила себе по возвращении сказать маме, как сильно я восхищаюсь ею, потому что на ее месте я бы вышла из класса посреди урока, поехала в Макдональдс и съела несколько наггетсов, притворяясь, что у меня нет никаких обязанностей.
– «Как твои дела?», «как родители?» – что-то в таком духе.
– Окей, я понял.
– Отлично, тогда поехали. Привет, Броэм!
– О, потрясающе, ты снова притворяешься Вайноной.
– Ага. Привет, Броэм.
– Это тупо.
– Это не тупо. Ты просто не хочешь это делать. Очень жаль.
Он уставился в угол потолка, делая медленный и глубокий вдох. Интересно, это была естественная реакция или запланированный метод воздействия?
– Привет, Вайнона. Сто лет не виделись. Как поживаешь? – Его тон был слишком веселым, как будто он прослушивался для рекламы моющих средств. Он даже добавил эмоции в выражение своего лица.
– Все в порядке, ничего серьезного… Попробуй начать с чего-то более захватывающего.
Он моргнул, следы солнечного света исчезли с его лица в одно мгновение.
– Например?
– Что-то расслабляющее. Расскажи ей забавный случай, который произошел с тобой по дороге, или о чем-то, что ты увидел и это напомнило о ней.
– Понял. Как насчет: «Эй! Сегодня я провел все утро со знакомой, она меня критиковала и придиралась, и это напомнило мне нашу ссору в машине в тот вечер, когда я познакомился с твоими родителями. Кстати, как у них дела?»
– Если ты не воспримешь это всерьез…
– Филлипс. – Он встал и сцепил руки перед собой. – Спасибо. Но, пожалуйста, доверься мне. Я знаю Вайнону. Если я буду думать о правилах светской беседы, то все пойдет ужасно. Мне не нужна помощь с этим. Мне потребуется помощь позже, когда мы какое-то время побудем вместе. Тогда-то она и начнет отдаляться.
Я почувствовала себя обманутой. Он пришел ко мне и попросил потратить утро на то, чтобы помочь ему вернуть Вайнону, а теперь не хочет слушать моих советов. Я же не просто все выдумала. Я провела целую ночь, просматривая видео на YouTube – в основном видео коуча Приса Пламбера – в поисках способов соблазнения