Броэм поставил свою пустую тарелку и встал. Он не улыбался, но в выражении его лица не замечалось ничего тревожного.
– Дарси, мне никогда не было так хорошо. Честно. Спасибо за беспокойство.
Что ж, так и должно быть.
В любом случае не оставалось времени зацикливаться на этом, потому что пришла очередь для второго фильма.
Глава двадцать вторая
На экране снова появилось лицо Эйнсли. На этот раз на ней был красный бархатный халат и бутафория в виде цветочной короны.
– Привет! Хо-хо-хо! Я призрак настоящих отношений!
– Она думает, что это Санта? – пробормотал Броэм. – Она знает, что они совсем разные?
– Прошлое – это то, что мы не можем измени-и-ить, хо-хо-хо!
– Ну а теперь она просто смешала их и сделала что-то новое и ужасающее, – сказал Броэм. Я шикнула на него.
– Мы не обязаны прощать про-о-ошлоое, но иногда, когда мы на нем зацикливаемся, мы не видим настоящего, у-у-уУ-У-У! У-У-У-У! – Эйнсли наклонилась вперед и с дикими глазами показала на камеру.
Брук смеялась так сильно, что прижалась лбом к столу. Рей немного отодвинулась от экрана, как будто боялась, что Эйнсли вылезет и закричит ей в лицо.
– Поэтому все, чего мы просим, это прислушиваться к тому, что будет сказано в настоящем, прежде чем решить, стоит ли держаться за прошлое. – Эйнсли медленно опустилась на колени и продолжала идти, пока не вышла из кадра камеры, оставив камеру направленной на ее пустую спальню. Видео закончилось.
В этой части вечера мы с Броэмом были обречены оставаться в стороне. Когда мы пригласили Рей, она попросила нас предоставить ей возможность должным образом извиниться перед Брук. И это то, что она сейчас делала. Мы могли только подсматривать за ними в окна и пытаться оценить, как, по нашим ощущениям, все идет. Мы видели, как слезы катятся по щекам Брук, и думали, было ли ее кивание хорошим знаком.
Спустя вечность Рей и Брук выглядели, как я полагала, более счастливыми. Рей повернулась к окну – очевидно, им обоим было известно, что за ними шпионили, и жестом дала понять, мол, уже можно идти. Мы с Броэмом поспешили в кухню за десертом.
Как только тарелки Рей и Брук оказались на столе, я принесла ноутбук и поставила так близко к Брук, насколько могла.
– Ты ответственная за компьютерные технологии, – сказала я. – Кто-то должен нажать на паузу и заново включить видео, когда ты закончишь отвечать на вопросы, потому что мы не можем знать, сколько тебе потребуется времени на это.
Брук одарила меня бессодержательной улыбкой и кивнула.
В этот раз на Эйнсли было черное худи и солнцезащитные очки. Это было лучшее, что мы могли сделать за короткое время.
– Я, – прохрипела она, в лучшем случае создавая впечатление пожизненной курильщицы, – призрак отношений, которые еще впереди. Я хотел показать вам, как вы умираете в одиночестве, но Дарси запретила мне это делать, поэтому я все равно нарисовал эту картину и вставляю ее без ведома Дарси.
– Что? – прошипела я.
На экране появилась картинка, на которой были изображены две могилы, на каждой рядом с именем Брук и Рейны написано: «Умерла в одиночестве».
– О господи, – пробормотала я, потирая виски.
– Ты оставила ее без присмотра, – заметил Броэм.
Я подошла к окну, когда голос Эйнсли зазвучал, на минуту потеряв хриплость:
– Мне показалось это важным, но никакого давления, чтобы вы сошлись снова или что-то в этом роде, все совершенно добровольно. Множество людей свободны и живут очень насыщенной жизнью, и счастливы.
Я постучала в окно, Брук и Рей испуганно оглянулись.
– Это правда! – прокричала я перед тем, как вернуться к Броэму.
– Лично я думала, что это очевидно, но теперь, когда отказ от ответственности больше не помеха, и Дарси не убьет меня снова, потому что я уже призрак, – поймите: главная задача для вас двоих – достичь открытости, чтобы двигаться дальше. Сейчас вы увидите тридцать шесть вопросов. Чтобы выполнить задание, вы должны отвечать обе, или вам угрожает мучительная смерть.
– Это она тоже добавила в последний момент? – спросил Броэм.
– Нет, она сказала, что необходимо добавить намеки жуткого призрака.
– Она и правда увлеклась.
На экране появился первый вопрос: «Если бы ты могла пригласить любого человека из прошлого или настоящего на ужин, то кто бы это был?»
– На чем это основано? – спросил Броэм, подвинувшись ко мне.
– Тридцать шесть вопросов, которые помогут стать ближе с партнером. Предполагается, что это укрепит отношения.
– А.
Мы смотрели, как Брук говорит свой ответ Рей.
– Выбираю между моей бабулей и директором ЦРУ, – неожиданно сказал Броэм.
Я удивленно моргнула. Я не ожидала, что мы будем играть. Но ладно. Почему нет?
– Интересный ответ.
– Знаю. Моя бабуля – самый лучший человек из всех, кого я знаю. Меня всегда отправляли к ней, когда я был маленьким, а родители ругались. Но она живет в Аделаиде, поэтому мы никогда больше не увидимся. А директор ЦРУ знает столько всего, и я думаю, что могу похитить его и выбить из него секреты.
– Просто между делом.
– Да.
– Моим человеком была бы Ориэлла. Она YouTube-блогер, которую я постоянно смотрю. Я бы с удовольствием поговорила о ее идеях.
– Я знаю, кто она. Ты как-то упомянула о ней, и я погуглил.
– Да?
– Ага. У нее интересные видео.
Ха.
Не думала, что он интересуется чем-то подобным. Возможно, Броэм искал кого-то пару месяцев назад, чтобы обратиться за помощью в этой области.
На экране появился следующий вопрос: «Ты хотела бы быть знаменитой? В какой сфере?»
Броэм поднял руку.
– Легко. Мировой рекорд по плаванию вольным стилем.
Мы продолжали в том же духе некоторое время, отвечая на вопросы, и пытались идти в одно время с Брук и Рей. Затем мы подошли к первому важному вопросу.
– Мое самое ужасное воспоминание, – сказал Броэм. – Господи Иисусе. Это не то, о чем я целенаправленно думал. – Он слабо улыбнулся, но я ждала. – Хм, ладно. Однажды, когда мне было примерно десять, мама сильно разозлилась на отца, и за день до этого они сильно поругались, поэтому она повезла меня в школу, но потом поменяла направление и отвезла в аэропорт. Она сказала, что мы полетим в другую страну и я больше никогда снова не увижу отца, или друзей, или всю оставшуюся семью. Она купила нам билеты, даже не помню куда, мы встали в очередь, чтобы пройти досмотр, а мне было чертовски страшно, я хотел попросить кого-то о помощи, но не мог, поскольку был больше напуган из-за нее и того, что она могла со мной за это сделать. Но мысль, что до конца жизни у меня не будет никого, кто бы спас меня от нее, и я никого не увижу… Я никогда не был так напуган. Потом, когда подошла наша очередь на досмотр, она взяла меня за руку и вывела из аэропорта, отвезла в школу и сказала, чтобы я никому не рассказывал о том, что произошло. И я никогда не рассказывал.
Я видела страх на его лице. Ужас, который однажды испытал ребенок, будучи похищенным собственной матерью, слишком напуганный, чтобы что-то сделать и остановить это. И, господи, это было серьезно, слишком серьезно, и я полагала, что в этом и был весь смысл вопросов. Я надеялась, что у Брук и Рей все в порядке.
– Мне жаль, – сказала я.
– Все в порядке. Давай просто… пожалуйста, никогда больше об этом не говорить.
– Поняла. Ну, мое худшее воспоминание – это легко. Мы были маленькими, и я все утро злилась на Эйнсли из-за какой-то ссоры, и наши родители встали на ее сторону, что еще больше разозлило меня. Потом мы вышли на улицу, и она закинула свой мяч на крышу и решила забраться туда, а я не сказала ей не делать этого, потому что подумала: будет забавно, если она упадет. Не знаю почему, я была зла на нее и особо не понимала этого. Я не думала, что с нами может случиться что-то серьезное. Потом она и правда упала и… не подскочила, как я представляла это себе. Она потеряла сознание, и я подумала, что она умерла. Она очнулась через пару секунд, но мне казалось, прошел час, и пришлось принять мысль, что случилось непоправимое, понимаешь? Люди могут умереть. Это самый большой страх, который я когда-либо испытывала.
Броэм с серьезным видом смотрел на меня, кивая и ни на секунду не отводя от меня глаз. Я долго не говорила об этом. И долго не думала. Но было странно приятно открыться ему.
После этого вопросы шли более серьезные. В одном мы соглашались – например, во взглядах на дружбу. В другом – у нас имелись совершенно разные мнения, например, как в нашей жизни проявляются любовь и привязанность (для меня это солнце, вокруг которого вращается все остальное; для Броэма – цель, что-то, что могло бы изменить всю его жизнь, если бы у него этого было столько, сколько ему хотелось).
Вопрос об отношениях с нашими матерями погрузил нас в неловкость. Броэм колебался, поэтому я начала первой.
– Я люблю свою маму, – сказала я. – Думаю, что недавно наши отношения начали меняться в лучшую сторону. Мы больше разговариваем. Какое-то время это было сложно, потому что она всегда занята, и я знаю, ей приходится справляться со всем одной, но то, что она игнорирует меня, обращая все внимание на работу, обиднее, чем когда так поступает отец. Возможно, это несправедливо, не знаю. Но она тот человек, с которым я живу большую часть времени, поэтому я хочу, чтобы именно она меня поддерживала. И с другой стороны, думаю, что именно с ней я ближе всех по той же причине.
Броэм посмотрел на Брук и Рей.
– Я переживаю, что стану таким же, не заметив. Я все время думаю, как напился после бала и сделал это не для того, чтобы повеселиться или пообщаться, а потому что был зол и не хотел этого. И это меня пугает.
Брук и Рей перешли к следующему вопросу, но я чувствовала, что нам нужно его пропустить. Нам с Броэмом следовало задержаться здесь на минутку.
– Знаешь, я не эксперт, – сказала я. – Но думаю, что ты слишком строг к себе. Ты напуган, потому что видел, насколько это может быть плохо. Но ты также знаешь себя, ты можешь подумать и изменить свой выбор, если тебе что-то не нравится. Ты можешь столкнуться с такими рисками из-за генетики, но это не приговор, понимаешь? Ты все еще контролируешь то, какой твоя жизнь будет дальше.