Губы Калоджеро кривятся в усмешке. — У тебя есть немного нервов. Заходишь сюда так, как будто это место принадлежит тебе, и угрожаешь мне. Одно мое слово, и ты никогда не покинешь это место живым. А через неделю кто-нибудь найдет твою никчемную шкуру, выброшенную на берег. Он наклоняет голову в сторону телохранителей, стоящих у него за спиной, которые тут же лезут в куртки в поисках оружия.
— Действительно? — Я поднимаю руку, щелкая пальцами.
Свистящий звук пронзает воздух. Двое телохранителей с громким стуком упали на землю.
Еще одна пуля попадает в чашку моего дяди на столе и разлетается на мельчайшие осколки, кофе брызжет на его потрясенное лицо и намокает газету.
— Слова — единственное, в чем ты когда-либо был хорош. Я встаю и поправляю куртку. — Держите своих людей подальше от моей территории. Это мое последнее предупреждение.
Я чувствую взгляд Калоджеро на своей спине, когда иду через мрачную таверну и выхожу на улицу. Мужчины с ящиками, полными рыбы или овощей под мышками, спешат по мощеной дороге, либо ничего не зная о том, что произошло всего несколько минут назад, либо, что более вероятно, даже не обращая на это внимания. Я никогда не пойму, почему мой крестный постоянно посещает эту свалку. Вероятно, потому, что именно здесь дон Манкузо вел свой бизнес, а Калоджеро всегда был человеком традиций.
Взглянув на окно второго этажа напротив, где удерживает позицию еще один из моих людей, я киваю ему и направляюсь на следующую улицу, к уличному рынку. Туда, где я припарковал машину, идет окольный путь, но я чувствую ностальгию.
Когда я был маленьким, отец часто брал меня с собой в Палермо. Будучи солдатом Манкузо, он регулярно отчитывался перед доном, и я часами бегал по рынку, играя и часто воруя фрукты тут и там, пока папа отсиживался в той таверне. Я часто сунул инжир в карман, когда продавец не обращал на это внимания. Оранжевый, если моя толстовка была достаточно мешковатой, чтобы ее скрыть. Гроздь белого винограда, которую я затем собрал и съел, прогуливаясь между прилавками. Дело не в том, что мы не могли позволить себе вкусные угощения. Отвечая за сбор долгов по дону, отец хорошо зарабатывал. Но я все равно воровал, когда мог. Для меня это была игра.
Я останавливаюсь на краю рынка, рядом с прилавком с плетеными корзинами, полными спелой красной вишни. Мой взгляд скользит по толпе местных жителей, суетящихся вокруг, выбирающих продукты и смеющихся. Если бы я захотел, я мог бы купить всё это место. Все, что выставлено напоказ, вместе с людьми. Жаль, что это не принесет ни малейшего волнения, вызванного тем, что я положил в карман этот маленький инжир.
Отвернувшись от красочного прилавка, я надеваю солнцезащитные очки и направляюсь через рынок. Я чувствую взгляды каждого, но каждый контакт длится лишь долю секунды, прежде чем их глаза быстро устремляются куда-то в сторону, и каждый человек на моем пути ускользает с моего пути.
Я привык к их реакции. Даже несмотря на то, что тени частично скрывают мое лицо, большая часть повреждений отчетливо видна.
Некоторые события, произошедшие после взрыва на моей последней работе в Душку, остаются туманными. Помню, как пришел в себя на машине скорой помощи. Джемин был рядом со мной, его пистолет был направлен на фельдшера. Схватив меня под руки, он фактически вытащил меня из машины скорой помощи и засунул мою задницу на заднее сиденье своей машины. Потом я, должно быть, снова потерял сознание. Во время поездки я пару раз приходил в сознание. Боль была мучительной. К тому времени, как мы приехали в ветхий дом в пригороде, меня почти выписали.
— крикнул Джемин, и двое парней отнесли меня в гараж и положили на верстак, где — доктор— часами сшивал меня обратно. Я выжил, несмотря на далеко не стерильные условия, чудесным образом избежав заражения своих ран. Однако конечным результатом стал беспорядок из плохо заплатанных мышц и деформированной кожи.
Неудивительно, что люди сейчас не могут смотреть на меня. Их приглушенный ропот смешивается с криками возбужденных продавцов. Это какофония противоречий. Тот, к которому я хорошо и по-настоящему привык.
Я достаю телефон и набираю Онофредо, начальника службы безопасности моего дома.
— Босс?–
— Сколько раз? — Я спрашиваю.
— Извините, я не понимаю.
— Сколько раз с сегодняшнего утра наш маленький гость пытался сбежать?–
— Она этого не сделала.
Я останавливаюсь. — Что она тогда делала?
— Следить. Она обшарила ящики стола и шкафы в вашем кабинете. Даже проверил под подушкой кресла. Да, еще она нашла ваш сейф и потратила почти полчаса, пытаясь взломать комбинацию.
Я чувствую, как уголки моих губ поднимаются вверх. — А потом?–
— Она реорганизовала ваши книжные полки.
— Что?–
— Ага. Она вытащила все книги, разложила их на полу, а затем начала расставлять обратно на полки в другом порядке. Отто проверял ее пятнадцать минут назад. Она все еще этим занималась.
— И вы уверены, что она не пыталась ускользнуть?
— Абсолютно.–
Я хмурю брови. — Хорошо. Держи меня в курсе.–
Толпа продолжает расступаться передо мной, как Красное море, пока я блуждаю между трибунами. Как обычно, кричат продавцы, предлагая свой товар, зазывают прохожих подойти. Молодая женщина слева от меня держит деревянную доску, нагруженную маленькими кусочками нарезанного сыра и колбасных изделий, и приглашает клиентов попробовать образцы.
— Синьор? она зовет меня вслед. — Vuole provare del прошутто? —
Я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо. Девушка подносит ко мне блюдо, на ее губах плясает кокетливая улыбка. Однако, как только она смотрит на мое лицо, она напрягается. Ее улыбка исчезает, и она быстро отводит взгляд. Типичный.
Продолжая прогулку по рынку, мои мысли обращаются к моей прекрасной заложнице и к тому, как мило она выглядела в моей рубашке. Утром перед отъездом я приказал горничной выбросить одежду Василисы в мусор. Я сказал себе, что это наказание за ее наглость разрушить мою жизнь, но, по правде говоря, я просто наслаждался первобытным собственничеством, которое охватило меня, когда я увидел ее в своей одежде. Я хотел, чтобы она была безоговорочно отмечена как моя. Я никогда раньше не чувствовал ничего даже отдаленно похожего по отношению к другой женщине. Более дюжины мужчин охраняют территорию моей собственности, даже если она их не видит — как было приказано — это не значит, что они не увидят ее. И то, что моя дерзкая принцесса одета в мою рубашку, является достаточно большим признаком того, что ей запрещен доступ.
Подходя к концу рынка, мой взгляд падает на стенд с ассортиментом местных фруктов. Персики, несполе и клубника украшают плетеные корзины перед продавцом, имеющим дело с покупателем. В углу стоит небольшая миска с несколькими зелеными инжирами. Я не думал, что они еще в сезоне. Я ускоряю шаг и корректирую маршрут, чтобы пройти прямо возле стойки. И положи один инжир в карман.
Я кладу последнюю книгу, — Нана— Эмиля Золя, на самую нижнюю полку и делаю несколько шагов назад, наблюдая за своей работой. Сегодня утром я вытащил все книги и рассортировал их по цветам. Это заняло почти четыре часа. Большую часть дня я провел, рыская по вилле, лишенной ни одной живой души. Затем я вернулся в кабинет Рафаэля и снова разложил книги, на этот раз в алфавитном порядке по имени автора.
Реорганизация вещей — это то, чем я занимаюсь, когда испытываю стресс. Это дает мне чувство контроля, даже если это что-то обыденное и бессмысленное. И сейчас мне кажется, что ничто в моей жизни не находится под моим контролем.
Прошлой ночью я почти не сомкнул глаз. Почти все это время я провел, сидя на огромной кровати, завернувшись в одеяло и сжимая в руках нож, который стащил из кухни. На случай, если этот подонок вздумает шантажировать и меня, чтобы я тоже занялся с ним сексом. Лишь когда начал рассветать, я позволил себе пару часов беспокойного сна. Я проснулся, чувствуя себя разбитым, а теперь мне стало еще хуже после того, как я передвинул все эти тома. Дважды.
В бумагах, которые я нашел на столе Рафаэля, не было никакой полезной информации. Я наткнулся на что-то похожее на аренду склада на имя взломанной мной компании — Delta Security — которая, как я полагаю, принадлежит ему, но контракт был подписан кем-то другим. Распечатки спецификаций какого-либо оборудования для наблюдения. И несколько случайных квитанций на вещи, которые я не мог расшифровать, поскольку они были на итальянском языке.
Но за одной из картин я обнаружил сейф, который вселил в меня надежду. Хотя я не смог его открыть.
Я до сих пор практически ничего не знаю о человеке, который держит меня в заложниках. Ничего, кроме его имени. И что он любит читать. Много, судя по количеству книг здесь. Всего более девятисот.
Это самая необычная коллекция. Классическая литература. Философия. Финансы. Учебники химии. Несколько томов по анатомии человека, один из которых посвящен исключительно сердечно-сосудистой системе. Двенадцатитомный сборник — История упадка и падения Римской империи. Даже несколько книг по садоводству и ботанике. Это действительно заставило мои брови приподняться. Я бы никогда не назвал Рафаэля человеком, интересующимся садоводством, но он, очевидно, таковым является, поскольку в этих текстах выделены огромные разделы, а книги в твердом переплете, кажется, используются часто.
Есть также несколько десятков романов. Мне бы хотелось погрузиться в книгу и снять стресс с помощью хорошей истории, но большинство книг Рафаэля написаны на итальянском языке. Единственные два, на которые я наткнулся, на английском языке, — это детективы об убийствах и, учитывая мою ситуацию…. Да, нет, спасибо.
Мм-хм. Теперь, когда я думаю об этом, Рафаэль на самом деле не угрожал мне напрямую. Моя семья, да. Но не я. Никаких упоминаний о физическом вреде не было — никаких избиений, отрубания пальцев или угроз расправы, если я не выполню его приказания. Вместо этого он лично отнес меня наверх, обработал мои запястья, снял обувь и носки, прежде чем уложить меня в постель. В своей спальне, которую он, кажется, сдал в мое пользование. И все это после того, как я попытался перерезать ему горло. Я съеживаюсь, вспоминая его перевязанную руку. Я ранил его в целях самообороны, но мне все еще жаль, что я причинил ему боль.