Валерия. Я устала…
Александр(встряхивает ее). Но мы еще любим друг друга, мы любим?.. Да, Лера, да?.. (Встряхивает.) Что, разве не так?.. (Встряхивает.) Или — разве не так?.. Лера! Лера!..
Бьют часы. Она молчит. У него опускаются руки. Стоит, отвернувшись. Тишина.
Валерия. Не знаю, на сколько еще меня хватит: драться за тебя, прикидываться дурой, готовой на все, надеяться, что опомнишься, откроешь глаза и меня, наконец, заметишь, подумаешь обо мне… Ты спасаешь меня, я спасаю тебя… Оба спасаемся и оба тонем… Куда бы ни шла, чего бы ни делала — одна неотвязная мысль: это делаю в последний раз, а это я вижу в последний раз… И реву от всего, что вижу: на дереве лист, уцелевший после зимы, ребенка в окне, каракули на песке, птицу в небе…
Он поворачивается к ней. За окном светает.
Утром шла через парк в магазин, увидела ворону, чего-то засмотрелась…Ей достался сухарь, который не могла съесть… Она затащила его в лужу и принялась кругами возить по воде, чтобы размяк… Потом осторожно-осторожно перетащила на траву и стала клевать…
Александр(бережно-бережно привлекает ее к себе). Ну-ну… Ну… Лера…
Валерия(совсем не сопротивляется). Ворона клевала сухарь и не мучилась, и не гадала, что будет завтра, потом…
Александр. Все будет хорошо…
Валерия. Я стояла, глядела и завидовала обыкновенной вороне…
Александр. Я понимаю… Я тебя очень люблю… Понимаю…
Валерия. Почему не бывает легко?.. Почему мы так мучаемся?.. Почему все так сложно?..
Александр(ласково-ласково прижимает к себе). …И ворону люблю, и сухарь, и лужу, и траву, и мою ненормальную дочь…
Валерия. …Иногда представляю, попала бы, вдруг, на луну, на солнце, на звезды, где бы меня спросили: а какая она, ваша жизнь?..
Александр(ласкает ее и целует). …Не бросай меня, Лера, пожалуйста… Пожалуйста…
Валерия. …Я, наверно, сказала бы им, что не знаю, какая она, и не понимаю, и не умею…
Александр. …Я пропаду без тебя, это правда… Если бросишь — не дай Б-г — сразу и пропаду…
Валерия(откликается на ласку и тоже с ним ласкова и нежна). Миленький мой, зачем я тебе нужна?.. Ничего же у меня не получается — помочь, утешить, отговорить, спасти…
Александр. А я зачем нужен?.. Я только ревную, мучаю, мешаю…
Валерия. …Видишь, даже такую малость — составить тебе компанию — тоже не умею…
Александр. …Больше не буду пугать, обижать, мучить… Ну, правда же, Лера, ну, честное слово — не буду… Не буду, не буду, не буду, не буду…
Валерия(улыбается). Ты, Саша, ребенок…
Александр(смеется, обнимает, ласкает). Вот-вот, ты отшлепай меня, поругай… Поставь в темный угол, голодом помори, пить не давай…
Валерия(обнимает и ласкает). Помереть…
Александр(кивает). Помереть, согласен… А, кстати, могу помереть — если захочешь…
Валерия(счастливая). А жить?..
Александр. Ну, и жить… Если есть для кого помереть — можно жить…
Валерия(счастливая, смеется и плачет). Ох, я поверю, ты знаешь… Я же, старая дура, поверю…
Александр. И верь…
Валерия. Я поверю…
Александр. Ты мне не приснилась, а?..
Валерия. Я поверю… Саша, поверю… Сашенька… Я же поверю…
Он крепко держит ее руками за талию, она же, откинувшись и закрыв глаза, как в нирване, плавно покачивается из стороны в сторону, со счастливым лицом, едва слышно шепчет: «поверю, поверю…» Далее происходит удивительное: они танцуют… Или, сказать, совершают некие па — по виду, действительно, странные… Александр меняется на глазах, Валерия меняется на глазах… Настоящий танец — как и настоящую любовь — описать невозможно… Музыки так и не было. Тем не менее, танец — был. Будто очнувшись, она на него странно смотрит.
Валерия. Сашенька… Что это было?..
Он улыбается.
Что ты такое придумал?.. Когда ты придумал?.. Это — бывает?.. Саша…
Он снимает со стены портрет с мексиканским платьем. Отдает, загадочно улыбается.
Что?.. Что такое?.. Ты хочешь… (Смеется.) Сто лет, я в него не влезу… Саша, опомнись, ты что… Б-же мой, Саша…
Александр. Пожалуйста, Лера… Пожалуйста…
Валерия(смеется и плачет). Но, Сашенька… Саша… Саша…
Александр. Поверь это будет прекрасно… Поверь еще раз… Ну, пожалуйста… Лера, поверь…
Валерия(медленно уходит с портретом в руках, повторяя любимое имя). Саша… Сашенька… Саша… Саша… (Скрывается.)
Александр включает весь свет, какой есть. Он, кажется, счастлив и, как все счастливые люди, дышит полной грудью. Снимает со стены раму с мексиканским костюмом, бережно переносит на стол; неторопливо расстегивает обе кобуры, извлекает оба нагана; похожих на настоящие; а, впрочем, возможно, что бутафорские; но, может быть, и настоящие… Улыбается, поигрывает ими, неожиданно прицеливается — в разные стороны… Наконец, аккуратно раскладывает орудия на столе; озирается.
Александр. Лера! Все хорошо?
Голос Валерии. Да! Да!..
Александр(улыбается). Хорошо… Хорошо, хорошо… Хорошо…
Направляется к тумбе с музыкальным центром, включает прекрасную музыку; пока очень тихо; из ящичка достает небольшой сверток, бережно разворачивает его, открывает коробку, извлекает блестящий патрон, внимательно разглядывает, улыбается; возвращается к столу, заряжает патронами барабаны обоих наганов, пощелкивает затворами, бормочет, как бы про себя.
Мы в полном порядке… Нервы — канаты… Все делаем правильно, все хорошо…
Вдруг, замирает, прислушивается. Торопливо собирает оружие, портрет, скрывается. Возникает Валерия. Выглядит мексиканкой. Кажется счастливой.
Валерия. Саша!..
Голос Александра. Сейчас!..
Валерия. Помочь?
Голос Александра. Я сейчас!.. Сейчас!..
Валерия прохаживается, улыбается, обмахивается веером… Как бы заново ищет себя, взгляд, осанку… И буквально — буквально преобразилась… Она гордо глядит, она возносит руки над головой, она делает па, музыка громче… Является Александр — вылитый мексиканец. Прихрамывает — что, впрочем, неважно. Они танцуют. Танцуют прекрасно — «Мексиканскую ночь», «Ночи печали», «Ночи отчаяния», «Ночи пылающей страсти», «Безумные ночи»…
1999