Если я не и смогу вылечить Шарлотту, то в моих силах помочь Софии стать лучшей версией меня. Помочь стать лучшей королевой.
– Я не могу сдаться! – воскликнула я, надеясь, что Иви все еще неподалеку.
– Что ты здесь делаешь?
Я обернулась и увидела перед собой Реми.
– Не могла уснуть, – соврала я. – А какое у тебя оправдание?
– У меня ночное дежурство. – Он открыл дверь и придерживал ее, пока я не переступила через порог и не втянула за собой тепловой фонарь.
Мы застыли друг напротив друга. Моя голова гудела от вопросов и сомнений. Я не была готова ложиться спать.
– Может, выпьем чаю? – спросила я и мгновенно почувствовала желание забрать слова назад. – Если ты занят, то ничего страшного, я могу просто…
Он замолчал, и я ждала, что он откажется. Он пару раз в нерешительности открывал и закрывал рот, но ответил:
– Да, конечно.
– Тогда встретимся в чайной комнате.
Он кивнул.
Взяв тепловой фонарь, я пошла в небольшую комнату рядом с главной гостиной, прихватив с собой три ночных фонарика: их света хватило для освещения двух низких чайных столиков, напольных подушек кремового цвета и розовато-лиловых стен комнаты. Я дернула за шнур на стене, и из-за панели выскочила служанка:
– Да, мисс?
– Не могла бы ты сервировать чай на двоих? И разожги, пожалуйста, камин.
– Конечно, – поклонилась она и исчезла.
Реми вернулся, его ботинки скрипели при ходьбе так, будто он на каждом шагу давил жуков.
– Ты слишком шумишь для этого времени ночи.
В ответ он что-то проворчал и уселся на подушки напротив меня.
Служанка вернулась. Она катила перед собой тележку с чайником, и разлила чай по чашкам.
– Спасибо, – хором сказали мы с Реми.
Я засмеялась, и он с трудом подавил улыбку. Служанка разожгла камин, и яркое пламя раскрасило отблесками его темно-коричневую кожу.
Мы потягивали чай небольшими глотками, когда не о чем было говорить. Когда один из нас не мог больше ее терпеть, мы задавали друг другу вопросы: Какое твое любимое время года? Ты скучаешь по дому? У тебя есть любимая сестра? Если бы со мной был Огюст, наш разговор никогда бы не закончился.
Но когда промежутки молчания стали увеличиваться, а чай – остывать, мои мысли вернулись к королеве, принцессе Шарлотте и страхам Иви. Наступило то время ночи, когда моя тоска по сестрам становилась почти невыносимой. Если одна из нас сталкивалась с проблемой, мы ждали, пока наши матери заснут, а храп Дюбарри начнет сотрясать стены, тайком пробирались на веранду и залезали на крышу. Мы ложились на нее будто снежные совы, рассматривая небеса, и разговаривали обо всем: о неприятности, в которую угодила Эдель, страхе Валерии быть обделенной вниманием, переживаниях Амбер из-за сложных уроков. Мы развлекали Хану, мечтающую с кем-нибудь поцеловаться, утешали Падму, которая беспокоилась о младенцах в яслях, обсуждали мои мечты о путешествиях или то, что может прятаться в темном лесу за домом.
Я никогда не оставалась одна.
Я украдкой взглянула на Реми. Серебряная полоска седины в его волосах сверкала под светом летающих под потолком ночных фонариков. Я достала маленькое зеркальце из-за воротника платья и начала рассеянно водить по нему пальцами. Как бы мне изловчиться и посмотреть на истинное отражение моего стражника, как узнать, могу ли я ему доверять?
– Что это? – спросил Реми, показывая на зеркало.
– Ничего. – Я решила воспользоваться случаем. – Можно мне задать тебе вопрос немного иного рода?
– Зависит, какого именно рода.
Я выдавила из себя смешок:
– Как бы ты ответил, если бы кто-нибудь попросил тебя поучаствовать в опасном деле?
Он поставил на стол чашку, прищурился, и каким-то образом его идеально прямая спина выпрямилась еще сильнее:
– В каком смысле опасное?
Я попыталась подобрать правильные слова:
– Что-то, что могло бы навредить тебе.
– Зачем кому-то просить меня, чтобы я навредил сам себе?
– А если бы это спасло чью-то жизнь?
– Об этом просят тебя?
– Нет, – соврала я. – Конечно нет. Мне нужно дать совет одной из сестер по поводу одного специфического заказа ее клиента.
Он кивнул, но по его лицу я не могла сказать наверняка, поверил ли он мне.
– Клиенты просят Прекрасных о самых разных вещах, – добавила я.
– Наверное.
– Как бы ты поступил?
– У всех есть обязанности. На нее, как и на тебя, была возложена огромная ответственность, и она дала клятву выполнять свой долг. Но никакие обязательства не могут заставить кого-либо рисковать своей жизнью. Это задача солдат. Твоя сестра решила сменить профессию?
– Конечно, нет.
– Тогда она должна сама установить границы, – сказал Реми.
– Это иной способ сказать «нет». Можешь ли ты сказать «нет» главе Дома Войны?
– Солдаты дают клятву защищать Орлеан до самой смерти. Я не могу, но твоя сестра может.
Я с трудом подавила желание поведать ему о том, что отказать Дюбарри, Министру Красоты, клиентам и особенно королеве подчас не представляется возможным.
– Мы не в тюрьме. – Реми сделал глоток чая. – И даже ты имеешь право выбора.
Его слова жгли и трещали, как дрова в камине.
33
Сегодня мамин день рождения. То есть день рождения всех наших мам. Прошло 40 дней сезона ветров, который начался после последнего погожего дня. Я поставила на туалетный столик мемориальные дощечки и, положив на колени мамин дневник, рассеянно гладила пальцами ее портрет на обложке.
– Мама, как бы ты поступила на моем месте? – прошептала я. – Помогла бы королеве?
Мне так хотелось снова услышать ее голос.
Тишина.
Я открыла ее дневник и начала искать любые записи, в которых упоминалось бы Ее Величество. Было так странно думать о том, что я сейчас служу той же королеве, которой на протяжении всей своей жизни служила и мама. Хотела бы я знать, что она о ней думала. Нравилась ли мама королеве?
«96 день при дворе.
Сегодня королева была в дурном расположении духа. Такой я ее еще не видела. Газетчики трезвонят о ее неспособности забеременеть. Когда я зашла в королевские покои, по ее рабочему столу были раскиданы страницы из газет, чернила на них расплывались и снова собирались в скандальные заголовки. Пресса опубликовала миниатюру с портретом сестры королевы и ее новорожденного ребенка. Пишут, что королева отчаялась завести наследника. Но, что хуже всего, по королевству начинают ходить слухи о том, что она планирует заменить короля или использовать другого мужчину, чтобы продолжить род. При дворе знают, что она предпочитает общество своей любовницы, Леди Зури Пеллетье, но проблемы, связанные с рождением наследника, стали очень беспокоить правительство. И королева уже чувствовала давление.
Я сидела в углу ее покоев на протяжении трех оборотов песочных часов, ожидая, когда она будет готова. Королева мерила шагами комнату так яростно, что мне казалось, вот-вот протрет дыру в шерстяном ковре. Она швыряла все, что попадалось ей под руку: вазы, косметические продукты Прекрасных, собственные туфли. Когда больше не осталось ничего, что можно было бы швырнуть, королева повернулась ко мне и попросила:
– Избавь меня от злобы, заставь ее исчезнуть. Король отказывается делить со мной ложе, говорит, что не может справиться с моим нравом. Что мне не хватает терпения, потому что он не Зури.
Она схватила меня за руку, заставила подняться на ноги и потащила в процедурный салон. Я прижала свои пальцы к ее позвоночнику, позволяя аркане Характера проникнуть глубоко внутрь. Многие часы я сушила ее злобу, как пиявки высасывают токсины из нашей крови, но она все еще ее чувствовала. Три дня я работала над ней без перерывов на отдых или обед. Пиявки ползали по моим конечностям, поддерживая меня в сознании, а чтобы утихомирить голодный желудок, мне приходилось есть пигментные пасты и ароматические таблетки».
Я дважды перечитала этот отрывок. Я не могла поверить в то, что женщина, о которой писала мама, была той самой королевой Селестой, которую я знала. В моей памяти вспыхнули ее ласковая улыбка и нежный взгляд карих глаз.
Бри на цыпочках подошла к моему столу, и я прижала мамин дневник к груди.
– Я не хотела вас потревожить. – Она опустила на стол свежую стопку журналов, газет и бульварной прессы, а вместе с ними – новенький сверкающий бьютископ. – Но это только что принесли.
– Спасибо, – улыбнулась я ей, и она поспешила удалиться.
Я пролистала газеты. Их заголовки пульсировали при чтении.
ГОСТИ УХОДЯТ ИЗ ЧАЙНОГО ДОМА СТЕКЛА С ПОЗОЛОЧЕННЫМИ ВОЛОСАМИ И ПЕРМАНЕНТНЫМ МАКИЯЖЕМ
ЛОББИСТЫ КРАСОТЫ ВСТРЕЧАЮТСЯ с КОРОЛЕВОЙ, ЧТОБЫ ПОДАТЬ ПЕТИЦИЮ О СНЯТИИ ОГРАНИЧЕНИЙ НА ВНЕШНИЙ ВИД И КВОТ НА ГАРДЕРОБ
КОРОЛЕВА ОБЪЯВЛЯЕТ ЗАПРЕТ НА ОМОЛОЖЕНИЕ ОРГАНОВ
ГИБКИЙ СТАН И ТОНКИЕ РУКИ – САМЫЙ ПОПУЛЯРНЫЙ ОБРАЗ СРЕДИ КЛИЕНТОВ ПРЕКРАСНЫХ
НОВАЯ КОЛЛЕКЦИЯ ПЛАТЬЕВ МИНИСТРА МОДЫ ПРЕДСТАВЛЕНА «ЖИВЫМИ» ПЛАТЬЯМИ ИЗ БАБОЧЕК
КОРОЛЕВА ИЗМЕНЯЕТ ЗАКОН: ОТНЫНЕ МАЛЬЧИКИ ИМЕЮТ ПРАВО СЛЕДОВАТЬ СВОЕЙ ПРИРОДЕ И ИЗМЕНИТЬ ПОЛ В КРАСНОМ ДОМЕ КРАСОТЫ
– Леди Камелия, почта. – Бри внесла в мою спальню огромный почтовый шар цвета розовых лепестков. Королевский герб принцессы ярко сиял на его боку, две кремовых ленточки держали коробку с платьем.
Я открыла обратную сторону шара и достала запечатанное письмо. Блестки осыпали меня дождем.
– Ее Королевское Высочество, принцесса София требует вашего присутствия в своих покоях в течение одного оборота песочных часов, – прочитала я вслух.
Я открыла коробку. Поверх сложенного платья осеннего фасона лежала записка: «НАДЕНЬ МЕНЯ». Сливовый цвет шелка напоминал мне оттенок свежего синяка.
– Что-то не так, Леди Камелия? – спросила Бри. Ее голос сорвался на писк, и она откашлялась, прежде чем продолжить. – Вам не нравится платье?
– Нет, оно замечательное, – ответила я.
Служанка продемонстрировала наряд.