– Пришла пообщаться с богача-а-ами, – невнятно протягивает Мисти, слегка хихикая. – А еще выпить шампанского со своей малышкой. Ты разве не хочешь, чтобы я была тут с тобой?
Вместо ответа я тяну ее за руку, пытаясь заставить пойти со мной, но она вырывается из моей хватки, отказываясь сдвинуться с места.
– Мне очень жаль, что так получилось, – говорю я женщине из музея. – Она…
Женщина не отвечает, просто смотрит на меня, и у меня замирает сердце. До этого я была внучкой Оливии Стэнтон и гостьей, с которой люди стремились познакомиться. Теперь я просто дочь проститутки, которая не в себе и устраивает сцены.
– Если она не уйдет, мне придется вызвать полицию, – говорит женщина, и ее голос становится холодным.
Я киваю, затем переключаю свое внимание обратно на маму.
– Тебе нужно уйти, – говорю я ей, стараясь говорить тихо. – У тебя нет приглашения, поэтому они не могут тебя впустить. Просто уходи, хорошо? Не усугубляй ситуацию.
– О, не усугублять ситуацию? – Мисти хмурится, ее настроение меняется от радостного к раздраженному в мгновение ока, как это часто бывает, когда она в таком состоянии. – Ты думаешь, я только все усугубляю, да? Так вот почему ты не хочешь, чтобы я была здесь? Это ты велела им не пускать меня? Твою собственную мать?
Она пихает меня, пытаясь оттолкнуть охранников и пройти дальше внутрь, но они слишком сильные и быстро ее скручивают.
– Эй! Пустите!
Мисти сопротивляется, брыкается и извивается в их руках, пока они выводят ее на улицу и спускают по лестнице. Большинство гостей остается внутри, но несколько зевак следует за мной, когда я выхожу наружу. Женщина из музея вызывает полицию, а охранники удерживают мою мать в ожидании копов.
Вспыхивают синие и красные огоньки, и Мисти наконец перестает сопротивляться, немного успокаиваясь. Двое полицейских выходят вперед, желая поговорить с ней и охранниками.
Часть меня думает, что нужно остаться с ней и убедиться, что все будет хорошо, но другая не желает иметь с ней ничего общего, злясь и обижаясь на ее поведение. Я прислушиваюсь к этой части, возвращаясь в музей вместе с остальными гостями.
В большом зале, где проходит мероприятие, царит странная тишина, все разговаривают приглушенными голосами, собираясь в плотные группки, чтобы посплетничать. Рэнсом, Мэлис и Виктор стоят у двери, и я вижу, как Рэнсом делает движение, словно собирается подойти ко мне, но я качаю головой, натянуто улыбаясь ему.
Не знаю, смогла бы я не сломаться и не расплакаться, если бы он сейчас со мной заговорил, и я увидела бы сочувствие в его глазах.
Я осматриваю зал в поисках Оливии, но, прежде чем успеваю ее найти, кто-то откашливается в микрофон. Это привлекает внимание всех собравшихся. Симпатичная темнокожая женщина в вечернем платье улыбается с другого конца зала.
– Всем здравствуйте и добрый вечер, – говорит она с наигранной бодростью в голосе. – Извините, что прерываю, и большое спасибо всем вам за то, что пришли сегодня вечером. Музей современного искусства является столпом культурной жизни этого города на протяжении…
Я пропускаю большую часть ее речи, позволяя словам об истории музея звучать в моей голове где-то на втором плане. Ясно, что она пытается отвлечь людей от только что произошедшей сцены, замалчивает ее, чтобы вернуть вечер в прежнее русло.
– Мы особенно рады представить новое крыло и позволить вам всем взглянуть на него первыми. Благодаря пожертвованиям таких меценатов, как вы, и неустанной работе нашей команды, мы рады сообщить, что в Музее современного искусства теперь появится раздел, посвященный исключительно работам местных художников. Некоторые предметы станут постоянной частью коллекции, в то время как другие будут выставляться ежеквартально, чтобы мы смогли по-настоящему оценить таланты, которые может предложить Детройт.
Все аплодируют, и я хлопаю вместе с ними, по-прежнему пребывая в оцепенении. Новое крыло теперь доступно, и люди идут туда, обсуждают открытие и восхищаются работами местных художников.
О том, что произошло, вроде бы никто больше не говорит, но я знаю, что они не забыли.
Мероприятие длится еще около часа, однако я теряю счет времени. Все как в тумане, и порой я замечаю, что люди смотрят на меня. Они всегда отводят взгляд, когда я смотрю в ответ, но я знаю, о чем они, должно быть, думают.
Я самозванка. Мне здесь не место.
Трой смотрит на меня и ухмыляется, в выражении его лица столько презрения и издевки, что у меня скручивает желудок.
Остаток ночи я провожу на автопилоте, развивая навык, который приобрела, когда жила в доме Мисти и пыталась делать уроки в своей комнате, пока она «развлекала» клиентов в гостиной. Все, чего я желаю, – чтобы все это поскорее закончилось.
В итоге вечер подходит к концу, и люди начинают расходиться. Я отчаянно хочу выбраться отсюда, и, когда почти уже выскальзываю за дверь, кто-то подходит и трогает меня за плечо, и я подпрыгиваю от неожиданности.
Это Оливия. Она весь вечер предоставляла мне свободу, не водила по комнате знакомиться со своими друзьями, как делала это в начале, и я понятия не имею, потому ли это, что ей стыдно знакомить их со мной сейчас, или она знает, что я была не готова. В любом случае, при виде нее мне снова хочется плакать.
– Уже уходишь? – спрашивает она.
Я киваю.
– Мне так жаль, – говорю я ей. – Я не знала, что она сегодня заявится сюда. Я не… Я бы никогда не велела Мисти приходить. И поскольку все знают, что я твоя внучка, они будут думать, что ты причастна ко всему этому, и… мне просто очень жаль.
Слова вылетают быстро, словно из пулемета, и, как только я заканчиваю, тут же замолкаю. Сердце подскакивает к горлу. Я ожидаю, что Оливия рассердится или будет раздражена. После всей работы, которую она проделала, пытаясь помочь мне освоиться здесь, после знакомства со всеми этими людьми и после того, как она записала меня и братьев Ворониных в список приглашенных.
И вот как я отплатила за ее доброту? Как она может не разозлиться из-за этого?
Но вместо того, чтобы наброситься на меня с упреками или отчитать, она нежно сжимает мое плечо.
– Это не было самым ярким событием вечера, – признается она, слегка поморщившись. – Но, если ты переживаешь, скажу – это не твоя вина. Ты не в ответе за ошибки других, Уиллоу. У тебя не было права голоса в вопросе об удочерении, и, честно говоря, я очень впечатлена тем, какой ты выросла, учитывая женщину, которая тебя воспитала.
Я обхватываю себя руками, когда легкий ветерок ерошит мои волосы. Не знаю, что на это сказать. Я так привыкла к тому, что люди сравнивают меня с моей приемной матерью, предполагая, что я стану такой же, как она – или уже стала, – поэтому мне кажется странным, что бабушка видит меня такой, какая я есть, и относится ко мне как к личности.
Оливия заключает меня в объятия, крепко прижимая к себе. От нее приятно пахнет свежими цветами и духами, и я обнимаю ее, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
– Не позволяй этому событию расстроить тебя, – шепчет она. – Все в порядке. Все, кто встретился с тобой этим вечером, были очень даже впечатлены.
Мы отстраняемся, и я делаю глубокий вдох, пытаясь принять ее слова на веру.
– Люди не станут думать о твоей приемной семье, – обещает она. – Особенно, когда поймут, какая ты очаровательная. – Ее улыбка становится шире, а карие глаза слегка поблескивают. – Джошуа Пауэлл, например, очень увлекся тобой.
Я краснею. Джошуа показался мне милым, когда мы разговаривали ранее, но я не видела его с тех пор, как заявилась Мисти.
– Спасибо тебе… за все, – говорю я Оливии. – За то, что привела меня сюда.
– Конечно.
Краем глаза я замечаю какое-то движение и, оглянувшись, вижу, как братья Воронины спускаются по ступенькам, чтобы забрать свою машину у парковщика. Я смотрю им вслед, затем оборачиваюсь к Оливии.
– Надеюсь, твои друзья тоже хорошо провели время, – говорит она.
Она не делает акцента на слове «друзья», так что я до сих пор не знаю, как она относится к тому, что я их пригласила. Заметила ли она что-то между нами или считает, что они просто знакомые из моей прошлой жизни? Может, она думает, что, позволив им остаться в моей жизни, поможет мне преодолеть пропасть между тем, кем я была раньше, и тем, кто я есть сейчас.
Я переплетаю пальцы, стараясь не краснеть и не думать о том, что Мэлис делал со мной наверху или как я поцеловала Рэнсома в уборной.
– Да, я думаю, так и было, – говорю я ей.
– Значит, все это того стоило. – Оливия берет меня мягкими и сухими пальцами за руку. – Не вешай нос, дорогая. Ты была великолепна сегодня, и я очень горжусь тобой.
– Спасибо, – снова бормочу я.
Она улыбается мне в последний раз и поворачивается, направляясь обратно в музей. Я иду тем же путем, что и парни, к парковщику, чтобы попросить его подогнать мою машину.
Отъезжая, я вижу, что братья Воронины тоже ретируются, и сердце слегка сжимается. Не знаю, когда увижу их снова, ведь после сегодняшних событий у меня не будет никакого повода. Это должно принести облегчение. Я не должна хотеть находиться рядом с ними.
Но вместо этого я чувствую, как в моем сердце образуется зияющая пустота.
17. Виктор
Когда Мэлис отъезжает от музея и начинает следовать за автомобилем Гэлвина, я бросаю взгляд на руль. Брат держится на достаточном расстоянии, чтобы мы не потеряли цель из виду, но и не приближается настолько, чтобы Гэлвин или его водитель могли заметить слежку.
Мне кажется, что между нами должно быть расстояние еще в одну машину, но я прикусываю язык и ничего не говорю.
Когда мы куда-то отправляемся вместе, я предпочитаю быть за рулем. Рэнсом и Мэлис, конечно, прекрасные водители, но я просто ненавижу ездить с ними, когда кто-то из них ведет машину. Они слишком непоследовательны, и меня это бесит.
Мэлис управляет автомобилем, руководствуясь эмоциями: давит педаль в пол, когда злится, и резко тормозит, когда в настроении поиздеваться, а Рэнсом – просто любитель острых ощущений. Он постоянно выходит за рамки допустимой скорости, но без того тщательного контроля, что есть у меня.