В наблюдении было что-то привлекательное, но это ничто по сравнению с тем, что я чувствую сейчас.
Это для меня. Здесь только я и Уиллоу, и больше никого.
Она такая идеальная.
Я наблюдаю, как она бросает взгляд на свой телефон, а затем снова смотрит в камеру, слегка нахмурив брови.
– Ты еще здесь? – спрашивает она.
Я слышу в ее голосе желание.
Свет в комнате красиво играет на ее коже, и мне кажется, будто она почти светится. Новые простыни, которыми она застелила постель, теперь были бледно-зеленого цвета. Уиллоу так хорошо выглядит, лежа на них. Она привлекательнее, чем любое из произведений искусства, выставленных на вчерашнем открытии музея.
И… это почти больше, чем я могу вынести. Она ждет, что я отвечу, сделаю шаг, но я не уверен, какой именно шаг нужно делать. Проще просто наблюдать за тем, что происходит, нежели принимать участие.
Какая-то часть меня хочет убежать. Остановить все это, пока ситуация еще больше не вышла из-под контроля. Уиллоу разрушает тщательно культивируемый и педантично поддерживаемый порядок, который мне так нравится, рвет его на клочки, одним словом, одним взглядом.
Я должен ненавидеть это. Нельзя позволять этому продолжаться. И мне уж точно не стоит желать большего. Желать ее.
Но я не могу уйти. Не могу выключить мониторы и не могу отвести взгляд.
Я медленно поднимаю телефон. На экране появляется последнее сообщение, которое я отправил ей. Палец надолго задерживается на кнопке вызова, но в итоге я резко выдыхаю и нажимаю «позвонить».
Через экран компьютера я вижу, как загорается ее телефон, лежащий рядом с ней на кровати, и она сразу же отвечает.
– Привет, – выдыхает она.
Я выключаю звук на компьютере, чтобы слышать ее только по телефону. И, черт возьми, так намного лучше. Так ее голос звучит намного ближе, чем через микрофоны камер. Я слышу каждый вдох, каждый резкий выдох.
– Привет, – отвечаю я.
– Я подумала, что ты ушел, – бормочет Уиллоу.
Я качаю головой, хотя она этого и не видит.
– Нет. Все еще здесь.
– Я рада.
Мой взгляд прикован к экрану, я прижимаю телефон к уху и наблюдаю, как она нажимает что-то на своем телефоне, а затем кладет его обратно на кровать. Включила громкую связь.
– Скажи мне, что еще ты хочешь, чтобы я сделала, – говорит она, и ее руки парят над телом, словно ожидая моей команды.
Я чувствую, как мозг перегружается вариантами. Я не могу сказать ей, что хочу увидеть все, ведь тогда она меня не поймет. Но мне трудно выразить словами, чего я хочу от нее. Существует так много всего.
– Я хочу…
Кое-что засело у меня в голове, мысль из прошлого, когда я наблюдал за ней через камеры в ее старой квартире. Это было до того, как она переехала к нам, до того, как она узнала, что в ее старой квартире вообще установлены камеры.
Я помню, как смотрел на нее спящую и думал о ее шрамах. Я думаю о них и сейчас.
В последнее время она не прилагает столько усилий, чтобы скрыть их, когда находится рядом с нами, но мне хочется большего.
– Потрогай свои шрамы, – говорю я ей, с трудом выговаривая слова, потому что мой язык словно увеличился в размерах.
Глаза Уиллоу широко распахиваются, и даже на таком расстоянии я вижу в них тревогу и смущение. Ее щеки алеют, и она отводит взгляд от камеры, опуская глаза.
– Эм, я… я не…
Член пульсирует в штанах, и мне приходится с трудом сглотнуть, прежде чем я снова обретаю способность говорить.
– Пожалуйста.
Это выходит грубо и тихо, с оттенком желания. Уиллоу опять смотрит в камеру, и я знаю, что она это услышала.
Она колеблется еще мгновение, но затем начинает делать это. Сначала медленно, позволяя пальцам скользить от гладкой и безупречной кожи к беспорядочным шрамам на боку. Проводит кончиками вниз, по шраму, покрывающему одно плечо, а затем ниже, по боку и бедру.
Поначалу это выглядит неловко, будто она избегает прикасаться к ним слишком часто. Словно не хочет задерживаться надолго, и мне интересно, каковы они на ощупь. Такие старые шрамы, скорее всего, уже не так сильно болят, разве что начинают ныть при изменении погоды или типа того.
Она более чувствительна в этих местах, чем в других? Чувствует ли она вообще что-нибудь, касаясь их?
Текстура самих шрамов наверняка ощущается иначе, нежели ее обычная гладкая кожа, но, уверен, она вовсе не грубая.
– Хорошо, – выдыхаю я напряженным голосом. – Продолжай.
Уиллоу подчиняется, и я вижу, как она начинает углубляться в процесс. Прикосновения становятся мягче, больше похожи на ласку, чем на неловкое растирание. Она проводит пальцами по хаотичным узорам шрамов и, продолжая, издает тихий стон.
Мои руки начинают слегка покалывать от желания прикоснуться к ней самому. Проследить пути, которые она прокладывает своими пальчиками, почувствовать это на себе.
Я издаю низкий и проникновенный стон.
– Так красиво, – бормочу я. – Восхитительный хаос. Словно мотылек.
Уиллоу стонет в ответ, прикусывая пухлую нижнюю губу. У нее перехватывает дыхание, и ей требуется несколько попыток, чтобы произнести следующие слова.
– Это тебе нравится?
– Да, – мгновенно отвечаю я.
– Никому никогда не нравились мои шрамы, – шепчет она, скользя вниз по линии шрамов, покрывающих внешнюю сторону ее бедра и едва заметную под краями хлопчатобумажных шорт. – Лучшее, на что я когда-либо надеялась, – это что люди будут смотреть сквозь них.
– Я не хочу смотреть сквозь них. – Я качаю головой, хотя она этого не видит. – Они мне нравятся. Мне нравится видеть тебя такой.
– Я никогда раньше ни для кого этого не делала, – признается она. – Ни для кого, кроме тебя.
Ее слова, будто молния, ударяют прямо в мой член, делая его твердым и пульсирующим. Никто раньше не видел, чтобы она вот так трогала себя. Никогда раньше она не касалась своих шрамов ради кого-то, и быть первым, кто видит это, быть единственным, просто сводит меня с ума.
Все действия этой великолепной, неземной девушки влияют на меня сильнее прочего, и в эту секунду я не могу с этим бороться.
– Сними шорты, – говорю я, и она кивает, стягивая с себя их и заодно трусики.
У меня перехватывает дыхание при виде нее, полностью обнаженной и открытой для меня. Только для меня.
– Раздвинь ноги.
Она расставляет их на кровати, открывая мне почти идеальный обзор. Почти идеальный.
– Шире, – требую я. – Шире, чем на девяносто градусов.
Уиллоу бросает удивленный взгляд в камеру – видимо, ее удивляют мои точные указания, – но при этом раздвигает ноги еще шире, упираясь пятками в кровать, чтобы показать мне все.
– Подвинься немного, – продолжаю я, чуть не прокусывая насквозь нижнюю губу, пока наблюдаю, как она выполняет мои указания. – Еще. Вот. Остановись здесь.
В таком виде она – совершенство. Свет падает под идеальным углом, показывая мне, насколько она сейчас влажная и возбужденная.
Благодаря многочисленным камерам я могу видеть каждую ее клеточку, и мне трудно поверить, что она, черт возьми, настоящая. Член пульсирует почти гневно, требуя хоть какого-то освобождения, но я игнорирую его, сосредотачиваясь на Уиллоу.
– Прикоснись к себе, – инструктирую я ее. – Начинай медленно.
– Хорошо, – выдыхает Уиллоу в ответ, и я слышу тихий стон в ее голосе, когда она скользит рукой от бедра к его внутренней стороне, а затем глубже.
Она погружает пальцы во влагалище, медленно потирает, позволяя кончикам пальцев танцевать вверх и вниз по влажной линии ее щелочки, усиливая возбуждение.
– Подожди, – говорю я ей. – Раздвинь себя другой рукой. Я хочу посмотреть, насколько ты влажная.
Ее лицо краснеет еще сильнее, но она подчиняется и раздвигает половые губы двумя пальцами, позволяя мне увидеть блестящую влагу.
– Идеально, – выдыхаю я. – Потрясающе. Введи в себя палец. Только один.
Она делает это, и я наблюдаю, как ее указательный палец погружается в дырочку. Уиллоу стонет, слегка покачивая бедрами, очевидно, желая большего. Но я не позволяю. Еще нет.
Я велю ей добавить еще один палец и начать медленно трахать себя. Ее пальцы погружаются во влагалище и выходят из него, и моя рука, лежащая на столе, сжимается в кулак. Ее дыхание учащается, и одного этого звука достаточно, чтобы мой член напрягся в тесных штанах. Я чувствую, что на данный момент могу кончить, просто дотронувшись до себя один раз.
Я на пределе, отчаянно нуждаюсь в освобождении. Все мои силы уходят на то, чтобы сосредоточиться на ней. Я мог бы запросто скользнуть рукой вниз и обхватить член через штаны, и этого наверняка хватило бы, чтобы кончить.
Но я не могу этого сделать. Существуют определенные дни недели, когда я позволяю себе подрочить, и этот день не из их числа.
Я и так нарушаю слишком много своих правил и иду против привычного распорядка. Если я настолько ослаблю контроль, то не знаю, что произойдет. Не уверен, что смогу с этим справиться.
Поэтому я держу руки над столом, одна лежит на телефоне, другая крепко сжата в кулак.
Уиллоу продолжает мастурбировать, без колебаний следуя всем моим инструкциям, и когда я велю ей кончить, она делает это со всем великолепием. Уиллоу трахает себя пальцами и при этом держит ноги широко раздвинутыми, чтобы я мог видеть каждую частичку этого действа.
Она кончает, задыхаясь и выкрикивая мое имя вперемешку с приглушенными проклятиями. Ее глаза закрыты, грудь вздымается. Она выглядит просто потрясающе.
– Продолжай, – говорю я, наклоняясь вперед на стуле, как будто приближение к экрану позволит мне прочувствовать еще больше.
– Я не могу, – хнычет она приглушенно.
Но я знаю, она может еще.
– Еще как можешь, – говорю я ей. – Я видел, как ты кончила три раза прошлой ночью. Я хочу четыре.
Это звучит так по-собственнически, словно каждый из этих оргазмов предназначен мне и только мне. Словно я хочу сохранить их, запечатать и припрятать вместе со всеми другими вещами, ко