Я отрицательно качаю головой.
– Нет. Я собираюсь к Уиллоу.
– Ты… что? Подожди, почему?
– Спроси у Вика, – рычу я.
Затем сажусь в машину и, выезжая из гаража, направляюсь вниз по улице.
Все, о чем я могу думать, пока веду машину, это о том, что, кем бы ни был этот ублюдок, лучше бы ему не быть в ее квартире, когда я туда приеду. Лучше ему не считать, что он может прикоснуться к ней. Лучше ему держаться от нее на хрен подальше.
Чем ближе я подъезжаю к дому Уиллоу, тем хуже мне становится, стеснение в груди только усиливается. Оно стискивает мое сердце, заставляя его сжиматься изо всех сил. Дыхание затрудняется. Сосредоточиться на чем-либо невозможно. Все мысли только об одном слове, крутящемся в голове.
Наша.
27. Уиллоу
Я собираю волосы в конский хвост, придерживая их одной рукой, и смотрю на себя в зеркало. Через несколько секунд гримасничаю и позволяю волосам снова рассыпаться по плечам. Если их собрать, то будет видна верхняя часть шрамов, тянущаяся по плечу почти до шеи, а я этого не хочу.
Что ж, значит, распущенные.
Я немного приоделась для свидания, хотя и чувствую себя слегка глупо. На мне платье нежно-розового цвета, которое Оливия помогла мне выбрать, и оно мне идет. Оно подчеркивает фигуру и скрывает шрамы, а это все, что я могу желать от своей одежды. Но я не чувствую уверенности или восторга от всего этого.
У меня скручивает живот, тошнит слегка. Нервы на пределе.
Я продолжаю убеждать себя, что это просто предвкушение первого свидания. Я сказала Джошуа, что давно не ходила на свидания, и технически это правда. Никогда – это действительно долгий срок.
Не то чтобы я могла назвать поход на дерьмовую вечеринку с Колином свиданием, особенно после того, что произошло потом. И хотя у меня было много интимных моментов с братьями Ворониными, это тоже нельзя было назвать свиданиями.
Джошуа, наверное, старомоден. Скорее всего, он придержит для меня дверцу машины и заплатит за ужин, а я понятия не имею, как вести себя на первом свидании. Так что для меня было бы разумно нервничать из-за моей неопытности в подобных вещах… Но в глубине души я знаю, что причина не в этом.
Все потому, что на самом деле я даже не хочу идти.
Но так поступают нормальные девушки. По выходным у них свидания с милыми, нормальными парнями. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться.
Я не могу удержаться и бросаю взгляд на камеры, которые все еще установлены в моей спальне, и прикусываю губу.
Вик по-прежнему наблюдает? Он знает, что я делаю сегодня вечером?
В соседней комнате раздается громкий звонок домофона, и я подпрыгиваю от неожиданности, отрываясь от своих мыслей.
Еще нет и семи, а это значит, что Джошуа, должно быть, ушел с работы раньше, чем ожидал. Бросив последний быстрый взгляд в зеркало, я направляюсь в гостиную и нажимаю кнопку, стараясь, чтобы мой голос звучал радостно и непринужденно.
– Поднимайся.
Я нажимаю еще одну кнопку, отпираю входную дверь внизу, затем разглаживаю руками платье и подхожу к двери, ожидая, пока не услышу приближающиеся шаги, чтобы открыть ее.
– Ты ра…
Я замолкаю на полуслове, когда в мою квартиру врывается Мэлис, настойчиво протискиваясь мимо меня.
Сердце уходит в пятки, и я отшатываюсь. Судя по его виду, он в бешенстве. Раздражение и злость выплескиваются из него волнами. Грудную клетку будто в тиски засовывают, дышать становится трудно. Его подавляющее присутствие словно заполняет всю комнату.
– Какого хрена ты делаешь? – спрашивает он, свирепо глядя на меня сверху вниз. В его глазах бушует буря эмоций, и я моргаю, встряхиваясь и пытаясь взять себя в руки.
– Я… Я иду на свидание, – говорю я. – А ты что здесь забыл?
– Черта с два ты туда пойдешь, – огрызается он.
Пренебрежительный тон его голоса разжигает мой собственный гнев, и я расправляю плечи, глядя прямо на него.
– Что, прости?
– Ты меня слышала. Я не знаю, кто этот гребаный парень, но если он думает, что поведет тебя на свидание, то его ждет охрененно большой сюрприз.
– Это не тебе решать! – вспыхиваю я. – Ты не можешь просто врываться сюда и…
– Ты не пойдешь! – Мэлис практически рычит, и я захлопываю рот. – Понять не могу, откуда у тебя вообще возникло желание встречаться с каким-то ничтожеством.
– Он не ничтожество, – выдавливаю я из себя, все тело вибрирует, а сердце набирает скорость. – Ты даже не знаешь его.
– Мне и не надо, – парирует Мэлис. – Я знаю, с какими придурками ты общаешься в последнее время. Ему на тебя насрать.
Я фыркаю, а затем прохожу мимо него и быстро направляюсь к двери. Она даже не закрылась полностью после того, как он ворвался, поэтому я распахиваю ее настежь и поворачиваюсь к нему лицом.
– Ты ничего не знаешь. И не имеешь права указывать мне, что делать. Я не принадлежу ни тебе, ни твоим братьям, так что вы все можете просто отвалить!
Мэлис издает горловой звук, низкий и хриплый. Затем он начинает медленно подходить ко мне, заставляя мое сердце биться сильнее с каждым его шагом.
– Ты ошибаешься, – спокойно говорит он. – Ты наша.
Я качаю головой, волосы рассыпаются по плечам. Слезы застилают мне глаза, а грудь сжимается. Я еле-еле выдавливаю из себя слова:
– А я не хочу быть вашей. Не хочу принадлежать вам, если вы продолжаете лгать мне и обращаться со мной как с пешкой.
Мэлис приближается ко мне, все его тело напряжено от едва сдерживаемой ярости. Темный, пряный аромат, присущий только ему, щекочет мои ноздри, и вместо того, чтобы выйти за дверь, как я недвусмысленно показываю ему жестом, он закрывает ее.
Сейчас мы стоим лицом к лицу, и Мэлис прожигает меня взглядом, качая головой. На его скуле играют желваки.
– Ты не пешка, – говорит он мне, понизив голос. – Никогда ею не была. Ты гребаная королева. Единственный человек во всем этом проклятом мире, способный поставить меня на колени. Единственный человек, который когда-либо проникал в мою душу.
У меня отвисает челюсть, весь воздух выходит из легких.
Я смотрю на него, ошеломленная честностью его слов. Я никогда раньше не слышала, чтобы он говорил нечто подобное. Конечно, он проявлял собственнические замашки, и ясно дал понять – я забралась им под кожу так же, как они забрались под мою, но это… что-то совсем иное.
Это чистая честность.
Мэлис раскрылся так, как не раскрывался, наверное, не перед кем.
Напряжение между нами становится все сильнее, и я не знаю, что сказать или сделать. Я должна его выгнать. Должна сказать ему, что мне все равно и что я не хочу в этом участвовать, но не делаю этого. Просто не могу.
Снова раздается звонок домофона, разрывая напряженную тишину.
Я вздрагиваю от неожиданности и протягиваю руку, нажимая кнопку внутренней связи. Не отводя взгляда от Мэлиса и не двигаясь ни на дюйм.
– Кто там? – спрашиваю.
Из динамика доносится мужской голос.
– Это Джошуа. Прости, да, я сказал, что задержусь, но в итоге пришел немного раньше.
Я убираю палец с кнопки домофона, с трудом сглатывая. Мэлис все еще смотрит на меня, его глаза горят адским пламенем. Он качает головой и высовывает язык, облизывая губы.
– Не ходи, солнышко, – хрипит он. – Пожалуйста. Не ходи с ним.
Мне требуется несколько попыток, чтобы обрести дар речи, и когда я это делаю, то говорю шепотом:
– Почему?
– Потому что на моих руках и так достаточно крови, и если он прикоснется к тебе, я его на хрен прикончу.
Слова резкие, но тон – нет. Не знаю, можно ли назвать что-то в Мэлисе мягким, но да, его тон звучит почти мягко. Будто это не угроза, а скорее обещание. Будто это даже не выбор, а неизбежность – он прикончит любого другого мужчину, который прикоснется ко мне.
Это осознание поражает меня прямо в грудь, будто стрела. Пульс такой быстрый, что я почти ощущаю его на языке. Рука слегка дрожит, когда я снова нажимаю на кнопку домофона. Глаза Мэлиса прожигают меня насквозь.
– Мне… мне жаль, Джошуа, – шепчу я. – Я неважно себя чувствую. Сегодня пойти не получится.
– О, ну хорошо, тогда…
Это все, что он успевает сказать, прежде чем Мэлис отрывает мой палец от кнопки, полностью убирая от домофона. А затем хватает мои руки и прижимает меня спиной к стене.
Я не успеваю ни заговорить, ни даже толком перевести дыхание, как он уже целует меня – горячо, жадно и жестко. Его руки крепко стискивают меня, и, кажется, что я идеально вписываюсь в их отчаянную колыбель.
Все собственнические чувства, которые я увидела в его глазах, когда он появился здесь, отражаются в этом поцелуе. Это как оказаться посреди океана во время грозы, когда губы, зубы, языки сталкиваются, словно самые дикие стихии. Всякий раз, когда я выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, Мэлис преследует меня, его рот немедленно находит мой, затягивая обратно.
Между нами словно прорвало плотину. Все споры и напряжение, которые накапливались, наконец-то прорвались, выпустив наружу поток чувств и ощущений, с которыми ни один из нас не может бороться.
– Я же говорил, что не отпущу тебя, – бормочет он по-русски. – Я не могу. Никогда не смогу.
Я чувствую исходящий от него жар, твердую линию его тела, прижимающегося ко мне, теснящего меня к стене и не дающего мне уйти. Мое сердце бешено колотится, но не от страха. А от чистого адреналина, животной потребности. И я поддаюсь. Льну к нему, задираю одну ногу, чтобы получить трение, в котором так нуждаюсь.
Я отдаюсь поцелую, позволяя себе расслабиться. Уступаю всем чувствам, которые так пыталась сдержать. Голос, говоривший мне держаться подальше от него и его братьев, умолк, сменив пластинку на тихое «да».
Да, да.
– Черт, – хрипит Мэлис, и его голос звучит так же надломленно, как я себя сейчас чувствую. – Проклятье, какая же ты сладкая. Никто другой не сможет заполучить тебя, ты поняла? Никто. Ты принадлежишь нам. Ты должна быть с нами. И если кто-то думает, что может забрать тебя…