У Рэнсома нет ответа на этот вопрос, но он все равно буравит Мэлиса взглядом, в его зеленых глазах полыхает ярость. Через некоторое время он, наконец, снова заговаривает.
– Ты сам себе врешь, Мэл, – бормочет он. – Это чушь собачья, и ты это знаешь.
Я позволяю им ругаться друг с другом в коридоре, а сам захожу в свою спальню, желая покопаться в компьютерах. Всякий раз, когда реальный мир становится слишком напряженным, сидение за клавиатурой помогает мне сосредоточиться и взять себя в руки. Помогает не скатиться по спирали в хаос и тьму, которые всегда таятся на задворках моего сознания и только и ждут шанса, чтобы нахлынуть и поглотить меня.
Но когда экраны моих компьютеров оживают, пульс тут же учащается, плечи напрягаются, и я сажусь прямее.
Потому что первое, что всплывает, – это сообщение от Икса, ответ на то, что я отправил ему ранее с видео Уиллоу.
Я открываю его, быстро бросая взгляд на Рэнсома и Мэлиса, которые все еще стоят в коридоре перед моей дверью.
– Мы получили ответ, – говорю я, повышая голос настолько, чтобы перекрыть шум их спора и привлечь их внимание. – Прекратите собачиться и идите сюда.
Рэнсом замолкает на полуслове, и они с Мэлисом оба поворачивают головы в мою сторону, мгновенно насторожившись. Потом заходят и встают за моим стулом. Я вывожу сообщение, и мы читаем его в тишине.
Сообщение короткое, и я барабаню пальцами по столу, пока просматриваю текст.
Совершенно очевидно, что Икс зол на нас за то, что мы сделали, и он знает, что мы «намеренно испортили ее». Но все же он не велит нам приводить ее к нему, так что, похоже, это сработало.
Все, что его волновало, – это ее девственность. Теперь она его не интересует.
Меня переполняет облегчение, и я откидываюсь на спинку стула, неслышно выдыхая. Мне было невыносимо видеть боль в глазах Уиллоу, зная, что она чувствовала ее из-за нас и того, что мы сделали. Но лучше пусть ее сердце будет разбито, пусть она презирает нас, чем Икс наложит на нее свои лапы. Он продал бы ее тому, кто больше заплатит, а она заслуживает гораздо лучшего.
В сообщении есть кое-что еще, и я снова смотрю на экран, перефокусируясь и продолжая читать. Поскольку мы не смогли доставить Уиллоу и испортили ее в процессе, Икс считает эту работу проваленной и говорит, что у него есть еще парочка заданий, которые мы должны выполнить, чтобы компенсировать принесенный ущерб.
Когда мы заканчиваем читать, Мэлис презрительно фыркает.
– Ну, конечно, у него для нас есть парочка заданий. Этот ублюдок даже не удосужился сказать, что за работа и сколько ее. Он просто хочет подольше нас на крючке держать.
– Это, безусловно, не самая лучшая новость, – соглашаюсь я, снова постукивая пальцами по гладкой поверхности стола и отсчитывая удары. – Но мы знали, что он не обрадуется, если мы бросим ему вызов.
– Ну, по крайней мере, наш план сработал, – вставляет Рэнсом. – Он больше не хочет Уиллоу.
В его голосе я слышу удовлетворение, а еще что-то глухое и тяжелое. Похожее на боль. Ведь несмотря на то, что наш план сработал и нам удалось защитить Уиллоу…
Мы ее потеряли.
7. Уиллоу
Я просыпаюсь, уткнувшись лицом в самую мягкую подушку, какую когда-либо ощущала в жизни. Будто бы лежу на облаке, но оно достаточно плотное, чтобы обволакивать мое лицо – нежно и бережно.
Понятия не имею, который час, в голове все как в тумане. Каждая клеточка моего тела измучена, все болит – особенно шея, хотя порезы на туловище и руках тоже ноют. Я с тихим стоном переворачиваюсь на другой бок и, моргая, смотрю в потолок.
Комната вызывает у меня недоумение, но я довольно быстро вспоминаю, что нахожусь в доме бабушки.
Моей бабушки.
Это точно не сон?
Меньше суток назад я даже не подозревала, что у меня есть живые кровные родственники. А теперь я познакомилась с бабушкой.
Я все еще не оправилась от этого открытия, и радость от обретения настоящей семьи немного омрачена воспоминаниями обо всем, что привело бабушку в больницу.
Несмотря на роскошную мягкость кровати, спала я плохо. Мозг продолжал мучить меня кошмарами, в которых Илья нависал надо мной, разрезал мою кожу и ощупывал мое тело. В своих снах я пыталась убежать, как делала и в реальной жизни, но его сильные руки хватали меня и тащили к огню, пока в воздухе витал густой запах дыма и обугленного дерева.
Я делаю глубокий вдох, испытывая облегчение от того, что в этой комнате больше пахнет лавандой и мебельным лаком, чем сажей и пеплом.
Какой бы удобной ни была кровать, я заставляю себя сесть. Хотя шторы задернуты, я вижу, как сквозь них проникает свет. Понятия не имею, какое сейчас время суток и как долго я спала, но не хочу просто лежать в постели весь день. А еще определенно не желаю снова засыпать. Только не сейчас, когда меня подстерегают ужасные воспоминания, – ждут, пока я закрою глаза, чтобы снова погрузить в этот кошмар.
Поэтому я откидываю одеяло и соскальзываю с матраса, замечая, что на стуле сбоку от кровати для меня разложена кое-какая одежда. Я беру ее и направляюсь в примыкающую ванную комнату, чтобы принять душ и одеться.
Ванная очень красивая, вся выложена блестящим кафелем и украшена декоративными элементами. Душевая кабина стоит отдельно от ванны, и обе они огромные. Все пространство едва ли не больше, чем вся спальня в моей квартире, и я на секунду останавливаюсь, чтобы осмотреться, все еще пытаясь осознать тот факт, что состою в родстве с человеком, у которого так много денег.
Над зеркалом горят лампочки, и тут я замечаю свое отражение. Лицо изможденное, губы поджаты.
Я выгляжу хуже, чем обычно.
Кожа бледная, но не как обычно. Теперь я почти похожа на призрака, выгляжу болезненно. Мои мягкие светлые волосы свисают прямыми прядями – они грязные, спутанные от пота, дыма и волочения по полу. Глаза слишком большие, а мешки под ними тяжелые и заметные.
Шрамы на шее темные и уродливые, сейчас они смотрятся еще хуже, чем когда я впервые увидела их в больнице.
Когда я раздеваюсь, то замечаю синяки и порезы, которые оставил мне Илья, вдобавок к тем шрамам, что уже были у меня после пожара, случившегося много лет назад.
Первого пожара, который я пережила.
А еще вижу татуировку, которую сделал мне Мэлис, прямо над левой грудью. Я сжимаю челюсти, пока смотрю на нее.
В ту ночь, когда он набил ее, я почувствовала, что она станет постоянным напоминанием о них. Я хотела этого – свидетельства, которое напоминало бы мне о том, что я не одинока, и что даже если наше совместное времяпрепровождение закончится, часть меня всегда будет принадлежать им.
Но теперь мне кажется, что все шрамы на моем теле – это следы чего-то или кого-то, кто причинил мне боль.
Я долго смотрю на тату, прослеживая взглядом в зеркале стилизованные двойку и четверку. Я до сих пор не знаю, что означают эти цифры и почему Мэлис выбрал их для меня, но, думаю, сейчас это не имеет особого значения.
«Все это не имеет значения, – с горечью напоминаю я себе, и в груди зарождается новая боль. – Для них это ничего не значило, так что и для меня не должно».
С силой встряхнув головой, я пытаюсь отогнать эти мысли. Вообще не хочу думать о братьях Ворониных. Чем скорее я смогу выбросить их из головы, тем скорее вернусь к нормальной жизни, какой бы она сейчас ни стала.
Я встаю под душ, полная решимости насладиться спокойствием в этой роскошной ванной комнате. Насадка для душа – одна из таких, которые я частенько видела в программах по благоустройству дома, которые так люблю смотреть. Напор воды идеальный, нагревается она до нужной температуры всего за несколько секунд.
В отличие от ситуации с моей квартирой, а именно лязгом труб и вечного ожидания.
На встроенной полочке в душе стоит несколько элегантных флакончиков, и я беру их, не торопясь мою голову, желая смыть с нее все следы пепла и сажи. Затем вытираюсь, морщась, когда мыло и горячая вода попадают на более свежие порезы, и после чувствую себя немного лучше.
Настоящим человеком.
Одежда, которую мне подобрала бабушка, не совсем подходит, будто кто-то просто угадал мой размер, но стиль не очень-то похож на мой. Льняные брюки с прямыми штанинами и рубашка на пуговицах. Они дороже и консервативнее всего, что у меня когда-либо было, но одежда чистая, а это все, что мне нужно.
Одевшись, я выхожу из спальни и осторожно ступаю в холл.
Едва закрываю за собой дверь, как тут же натыкаюсь на женщину, идущую по коридору.
– Ох, черт! – Я подпрыгиваю от неожиданности, прижимая руку к сердцу, а пульс сразу подскакивает. Похоже, я по-прежнему нервничаю из-за прошлой ночи больше, чем считала.
– Мне так жаль, – говорит женщина, и на ее лице возникает выражение досады. – Я не хотела вас напугать.
Она старше меня, но моложе Оливии, вероятно, ей под сорок. В руке у нее корзина с чистящими средствами, и, когда мое сердцебиение начинает замедляться до нормального уровня, я понимаю, что она, должно быть, горничная.
– Все в порядке, – говорю я ей. – Мне следовало быть внимательнее. Эм, вы не знаете, где моя… эм, где Оливия?
Она улыбается и вежливо кивает мне.
– Да, она внизу. Хотите проведу вас?
– О, нет, все в порядке. – Я быстро качаю головой. – Я не хочу мешать вам работать или типа того. Я сама ее отыщу.
– Как вам будет угодно. Просто дайте кому-нибудь знать, если вам понадобится помощь, – говорит мне горничная, а после продолжает свой путь по коридору.
Мне требуется пройти всего пару шагов в другую сторону, и я нахожу лестницу. Она широкая, с темными деревянными перилами по обе стороны, отполированными до блеска. Лестница покрыта роскошным ковром, выдержанным в бордовых и золотых тонах, и мне почти неловко наступать на него. Но я все же спускаюсь.
«Внизу» оказывается главным этажом в доме. Одна только прихожая больше, чем вся моя квартира, и над всем этим великолепием возвышается хрустальная люстра, отбрасывающая радужное сияние на стены и пол, когда солнечные лучи проникают в окна.