платформе, слушая, как чумазый угольщик, ехавший в кузове грузовика, хриплой песней возносит хвалу летнему утру.
Глава 3Разбитая лира
Семь тридцать, августовский вечер. Окна в гостиной серого дома широко распахнуты, безропотно обменивая насыщенную испарениями спиртного и табачным дымом атмосферу комнаты на полусонную свежесть поздних жарких сумерек. В воздухе витает умирающий запах цветов, тонкий, едва уловимый, словно уже намекающий, что и лето минет в свой черед. Но август еще настойчиво напоминает о себе тысячью сверчков возле бокового крыльца и одним, который, прорвавшись в дом и надежно укрывшись за книжным шкафом, время от времени возвещает о своем недюжинном уме и неукротимой целеустремленности.
Комната в жутком беспорядке. На столе блюдо с фруктами, они вполне настоящие, хотя и выглядят как муляжи. Возле него сгрудилось угрюмое и пестрое сообщество графинов, стаканов и наполненных с верхом пепельниц, последние еще исходят лесенками дыма, завивающимися в душном воздухе — картина, которой не хватает лишь черепа, чтоб походить на почтенную цветную литографию, когда-то необходимую принадлежность лю6ой интеллигентской «6ерлоги», которая с чувством восторга, замешанного на почтительном ужасе, представляет атрибуты разгульной жизни.
Через некоторое время жизнеутверждающее соло суперсверчка скорее прерывается новым звуком, чем сливается с ним — это меланхолический вой руководимой неуверенными пальцами флейты. Ясно, что музыкант скорее упражняется, чем демонстрирует свое искусство, ибо время от времени напев обрывается, после чего, минуя фазу невнятного бормотанья и возобновлений, звучит с новой силой.
Как раз перед седьмым фальшстартом в зто уныло-нестройное неблагозвучье вносит свой вклад третий звук. Это шум такси, подъехавшего к дому. Минутная тишина, потом опять такси, его шумная ретирада почти заглушает звук шагов на гравийной дорожке. По дому разносятся тревожные вскрики звонка.
Из кухни, торопливо застегивая лакейский пиджак из белой парусины, появляется маленький изможденный японец. Он открывает переднюю сетчатую дверь и впускает приятной наружности молодого человека лет тридцати, одетого со вкусом, отражающим благородные намерения, свойственные тем, кто посвятил себя служению человечеству. Во всем его поведении непременно чувствуются эти благородные намерения: во взгляде, которым он окидывает комнату, смешаны любопытство и непременный оптимизм; когда он смотрит на Тана, в его глазах отражаются все громадные усилия по возвышению того нехристя до собственного духовного уровня. Его зовут Фредерик И. Пэрэмор. Он вместе с Энтони учился в Гарварде, где, в силу сходства начальных букв фамилий, они были постоянно помещаемы рядом друг с другом в аудиториях. Возникло поверхностное знакомство, но со студенческих лет они никогда не встречались.
Тем не менее, Пэрэмор входит в комнату именно с тем видом, который имеет гость, явившийся на целый вечер.
Т а н а отвечает на вопросы.
Тана (заискивающе скалясь). Уехари гастиниса на обеда. Будет через порчас. Уехари паравина седмой.
Пэрэмор (замечая стаканы на столе). У них гости?
Тана. Да. Гостя. Миста Карамер, миста и миссас Барнес, мисс Кэйн, все оставаяся здесь.
Пэрэмор. Понимаю. (Добродушно.) Смотрю, они тут славно развлекаются.
Тана. Моя не понимая.
Пэрэмор. Я имею в виду, что они хорошо покутили.
Тана. Да, да купири. Многа, многа, многа пить купири.
Пэрэмор (деликатно уклоняясь от темы). А я не мог слышать звуков музыки, когда подходил к дому?
Тана (сдавленно хихикнув). Да, моя играю.
Пэрэмор. На каком-нибудь японском инструменте.
(Совершенно ясно, что он подписывается на «Географический журнал».)
Тана. Моя играю на фрю-у-ута, японский фрю-у-ута.
Пэрэмор. А что за песню вы исполняли? Одну из ваших японских мелодий?
Тана (в неимоверном усилии морщит лоб). Моя играю песню поезд. Как вы говорите?.. зарезнодорозный песня. Так называют в моя старанна. Как поезд. Он уходит у-у-у-у; значит свистит. Значит поехар. Потом идету-у-у-у-у… Значит, быстро идет. Так примерно поручается. Все так рюбят у нас эта песню. Примерно детская песня.
Пэрэмор. Да, звучит приятно.
(В этот момент становится очевидно, чти лишь огромное напряжение воли удерживает Тана, чтобы не ринуться наверх за своими открытками, включая и те шесть, которые были произведены в Америке.)
Тана. Моя дерает коктейр дря господина?
Пэрэмор. Нет, спасибо. Я не пью. (С улыбкой.)
(Тана возвращается на кухню, оставляя дверь слегка приоткрытой. Через щель внезапно доносится мелодия японской дорожной песни — на этот раз исполнитель явно не репетирует, а дает представление, вдохновенное, полновесное представление.
Звонит телефон. Тана, погруженный в свои гармонии, не обращает на него внимания, поэтому Пэрэмор поднимает трубку.)
Пэрэмор. Здравствуйте… Да… Нет, его сейчас нет, но он может вернуться в любую минуту… Баттерворт? Алло, я не разобрал фамилию… Алло, алло, алло. Алло!.. А, черт!
(Телефон упорно отказывается издать хоть какой-либо звук.
Пэрэмор кладет трубку.
В этот момент вновь вступает тема такси, приносящая на своих крылах второго молодого человека; в руках он держит чемодан и открывает входную дверь, не позвонив.)
Мори (в холле). Ау, Энтони! Ау! (Входит в большую комнату и видит Пэрэмора.) Добрый день.
Пэрэмор (все внимательнее вглядываясь в него). Неужели?.. Неужели это Мори Нобл?
Мори. Он самый. (Идет вперед, улыбаясь и протягивая руку.) Как поживаете, старина? Целую вечность вас не видел.
(Лицо смутно ассоциируется у него с Гарвардом, но он не совсем уверен. А вот имя, если он когда-то и знал, то давным-давно забыл. Пэрэмору, однако, нельзя отказать в тонкой чувствительности и, в равной степени — в достойном похвалы милосердии, он все понимает и тактично выходит из положения.)
Пэрэмор. Не помните Фреда Пэрэмора? Мы вместе были в группе по истории у старого Анка Роберта.
Мори. Постойте, постойте. Анк… то есть, я имею в виду — Фред. Фред был, я хочу сказать, Анк… да, он был замечательный старик. Вы со мной не согласны?
Пэрэмор (с улыбкой покивав). Крепкой закалки старик. Теперь таких нет.
Мори (после небольшой паузы). Да, он был такой. А где Энтони?
Пэрэмор. Слуга-японец сказал мне, что он в какой-то гостинице. Обедает, я полагаю.
Мори (взглянув на часы). Давно уехали?
Пэрэмор. Думаю, да. Японец сказал мне, что они скоро вернутся.
Мори. Как вы насчет выпить?
Пэрэмор. Спасибо. Я не пью спиртного. (Улыбается.)
Мори. Не возражаете, если я выпью? (Позевывая, наливает себе из бутылки.) Чем вы занимались после колледжа?
Пэрэмор. О, самым разным. Я вел очень активную жизнь. Стучался в любые двери (его тон подразумевает все что угодно: от охоты на львов до организованной преступности).
Мори. А в Европе бывали?
Пэрэмор. Нет, к сожалению, не был.
Мори. Думаю, мы все там в скором времени побываем.
Пэрэмор. Вы серьезно так считаете?
Мори. Конечно! Нам уже больше двух лет твердят, что война — это замечательно. Любой свихнется. Все хотят немного поразмяться.
Пэрэмор. Значит, вы не верите, что на карту на самом деле поставлены идеалы?
Мори. Да никаких особенных идеалов. Просто людям время от времени хочется встряхнуться.
Пэрэмор (с растущим интересом). Это очень интересно — то, что вы говорите. Как-то я беседовал с человеком, который побывал там…
(Во время последующего благовествования, которое предоставляем читателю самому заполнить примерно такими фразами: «Видел собственными глазами», «Высокий дух Франции», «Спасение цивилизации», Мори сидит, полузакрыв глаза, всем своим видом выражая усталое безразличие.)
Мори (при первой же возможности). Кстати, вам, случайно, не известно, что именно в этом доме есть немецкий агент?
Пэрэмор (сдержанно улыбаясь). Вы это серьезно?
Мори. Абсолютно. Просто считаю своим долгом предупредить вас.
Пэрэмор (доверчиво). Гувернантка?
Мори (шепотом, показывая большим пальцем не кухонную дверь). Тана! Это не настоящее его имя. Я слышал, что он постоянно получает корреспонденцию, адресованную лейтенанту Эмилю Танненбауму.
Пэрэмор (смеясь со всем терпением, на какое способен). Вы меня разыграли.
Мори. Конечно, может быть, я и зря его обвиняю. Но вы так и не рассказали, чем вы занимались.
Пэрэмор. Ну, начнем с того, что я пишу.
Мори. Беллетристику?
Пэрэмор. Нет. В другом роде.
Мори. Что же это может быть? Род литературы, которая наполовину выдумана и наполовину документальна?
Пэрэмор. Лично я предпочитаю придерживаться фактов. Я много занимался общественной работой.
Мори. Ага…
(Быстрая искорка подозрения мелькает в его взгляде. Это все равно, как если бы Пэрэмор объявил себя карманником-любителем.)
Пэрэмор. В настоящее время я нахожусь по делам службы в Стэмфорде. И только на прошлой неделе узнал, что совсем поблизости живет Энтони Пэтч.
(Их прерывает доносящийся снаружи шум, который можно безошибочно определить как разговор и смех представителей обоих полов. Потом в комнату толпой входят