.
Он нежно поцеловал меня в губы, его влажный рот спустился к моей шее. Потом к груди, покусывая и посасывая соски, потом ниже, к пупку и наконец еще ниже – горячо дыша и языком заставляя ноющую боль между моих ног взлететь на новый уровень.
– Сильнее, – ахнула я, когда он осторожно лизнул меня. – Не нежничай.
Дженсен сделал, как я просила, он вошел в меня пальцами, не переставая при этом посасывать и облизывать мою нежную кожу – это было так идеально и безумно, и в погоне за удовольствием я наконец осознала, чего именно я хочу…
– Иди сюда… Пожалуйста.
В считаные секунды, он жаждал этого не меньше, он надел презерватив и вошел в меня: тяжелый, нетерпеливый, его руки придерживают мои плечи, чтобы он мог войти еще глубже.
Мне хотелось увидеть нас со стороны, мне это просто необходимо…
…это желание вмиг стало странной насущной потребностью…
Потому что внезапно я вспомнила Марка и вид его зада, и как это все выглядело в целом, даже в тот момент, когда мое сердце разбилось на куски и рассыпалось по горлу, эти его движения над незнакомой женщиной словно не были сопряжены с эмоциями, он казался бездушной машиной.
Сейчас же я ощущала, что Дженсен стремился двигаться всем телом по всему моему телу.
Грудь к груди, бедра к бедрам и его член внутри меня. Он вонзался так глубоко, словно хотел войти в меня полностью.
Будто каждая клетка его тела требовала контакта. Как мог мужчина, настолько сдержанный и придерживающийся правил, не замечать, как сильна его жажда?
Я схватила его за ягодицы, притянула еще глубже, поощряя его словами и движениями… Мы так подходили друг другу – это звучало безумно, и я терпеть не могла эту мысль, но это было именно так; его тело подходило моему как специально вырезанные кусочки мозаики. Я с трудом сдерживалась, чтобы не вцепиться зубами в его плечо, потому что это озарение будто сияло над нашими головами.
Я обнаружила, что нахожусь там, где хотела бы быть всегда, и я не могла даже представить, как однажды проснусь без всех этих чувств и как будни будут сменять друг друга без этого контакта его кожи с моей, без его губ на моей шее и без его гортанных стонов у моего уха, настолько грубых, почти диких. Видеть эту грань в нем – словно пребывать в эйфории. Это все равно что наблюдать, как высвобождается спрятанное, например, у какого-нибудь премьер-министра, царя или короля.
Оргазм накрыл меня, словно откровение свыше: скрутившись спиралью внутри, он из центра разлился вниз и вверх одновременно, от чего я сначала всем телом выгнулась, а потом согнулась пополам, умоляя его при этом:
– Не останавливайся, пожалуйста, Дженсен, не вздумай останавливаться.
Но ему все равно пришлось, потому что с его телом произошло то же самое: напряженными руками удерживая меня за плечи и прислонившись лицом к моей шее, он словно сдался и победил одновременно.
Сейчас эти два состояния были схожи, но разница все равно есть. Я ее чувствовала.
Воздух вокруг нас был нагрет, и он постепенно, хотя все равно недостаточно медленно, смешивался с тем, который охладил кондиционер, и все вокруг стало холодным.
Когда Дженсен вышел из меня, мы оба тихо застонали, и, стоя на коленях между моих ног и глядя вниз, он снял презерватив и просто остался так сидеть, опустив подбородок и тяжело дыша.
У меня и раньше бывали ни к чему не обязывающие интрижки. Как и секс на одну ночь. Мужчины были милыми, отвлекающими от забот, жадными до удовольствий, и забыть каждого было проще простого.
Но сейчас все по-другому.
Я знаю, что когда стану старше, буду помнить Дженсена, и в памяти навсегда останется этот любовник из моих бостонских каникул. Запомню и этот нежный момент, прямо сейчас, когда он вымотан от любви. Может, это воспоминание вспыхнет и тут же погаснет, как искра или как звук от удара мячом по асфальту. Но оно все равно останется во мне.
Я не спускала с него глаз, когда он потянулся выбросить презерватив в корзину возле кровати. Потом вернулся ко мне, теплый и уставший, жаждущий поцелуев, которые уже стали сладкой прелюдией ко сну.
Меня не пугали наши ритуалы, но и не радовали.
Потому что Дженсен был прав: все это оказалось очень непредсказуемым.
12Пиппа
Наш последний отрезок пути привел в Уэтсфилд, штат Вермонт, к юго-востоку от Берлингтона. Вчера мы слишком долго просидели в номерах и теперь, сонные, могли разговаривать только на совсем уж ничего не значащие темы.
Между мной и Дженсеном больше не было притворства, и это место заняло взаимное разрешение целоваться и прикасаться друг к другу, причем это больше не было игрой на публику, мы этого хотели.
Сидя на заднем сиденье, я задремала у него на плече, сквозь сон чувствуя, что он обнял меня правой рукой, а левую положил на бедро, нырнув под подол юбки. Прислонившись ко мне всем телом, он был словно уютная подушка. Еще я слышала, как он шепотом отвечал Ханне, когда она спрашивала о чем-то с переднего сиденья. И его поцелуи – время от времени он прикасался губами к моим волосам.
Но только когда он мягко растолкал меня, я по-настоящему осознала происходящее волшебство: городской пейзаж сменился пышными лугами. В свой последний расцвет перед зимой клены выстроились плотными рядами по обе стороны дороги. Она была устлана оранжевыми и желтыми листьями, вздымавшимися от ветра, когда мы проезжали мимо. То тут, то там еще можно было встретить оттенки бледно-зеленого, но в целом все вокруг было раскрашено в теплые тона с редкими всполохами красного на фоне ярко-голубого неба.
– Боже мой, – прошептала я.
Даже почувствовав, что Дженсен смотрит на меня, все равно не смогла оторвать взгляд от окна.
– Кто… Кто… – начала я, не понимая, как можно жить здесь и уехать отсюда.
– Никогда не видел, чтобы ты лишилась дара речи, – с удивлением заметил Дженсен.
– Ты знаешь меня всего семь дней, – со смехом напомнила я, когда наконец смогла отвернуться и взглянуть на него.
До чего близко. Его глаза отвлекали внимание от всего остального, происходящего в машине, особенно когда он так внимательно смотрел на меня.
– Ты выглядишь задумчивым, – прошептала я.
– А ты красивая, – ответил он так же тихо, еле заметно пожав плечами.
Не влюбляйся, Пиппа.
– Будем на месте через пять минут, – крикнул Уилл с водительского сиденья, и я почувствовала, как тут же изменилась атмосфера, царившая в машине, когда ехавшая впереди Руби подняла голову с коленей Найла, где она устроилась вздремнуть, а он, разминаясь, потянулся длинными руками назад, за сиденье.
Мы миновали крохотный городок, и дома стали появляться все реже. Я подумала о Лондоне, о том, как мы живем чуть ли не на головах друг у друга, и попыталась себе представить жизнь в подобном месте.
Представить простоту желаний и нужд, когда все в порядке и нет суеты, когда видно каждую звезду на ночном небе.
И трудности тоже. Когда у тебя нет возможности ходить по магазинам, покупать домой еду на вынос, прокатиться на метро, когда, чтобы уехать от друзей, таких же, как ты, ребят из маленького городка, нужно отправляться в серьезную поездку.
Но зато все это будет окружать тебя каждый день и постоянно меняться от зимы к весне и от лета к осени. И никакой английской серости, которая властвует в небе куда чаще солнца.
Пальцы Дженсена скользнули по моей шее в волосы на затылке, мягко массируя их так, словно он делал это каждый день.
Интересно, мне не хотелось покидать этот штат или чтобы закончилась эта поездка?
– Наверное, именно так себя чувствует мой телефон, когда села батарея и несколько часов я его не трогаю, – пробормотала я.
Дженсен рядом со мной рассмеялся.
– Я начинаю понимать твои метафоры.
– Медленно, но верно я дурно влияю на твой интеллект.
– Значит, именно это происходит, когда ты трахаешь меня до потери сознания?
Он решил, что произнес это достаточно тихо, но краем глаза я заметила, как Руби села ровнее и, притворившись, будто не слушает, повернулась к окну. Я прижала палец к губам Дженсена и, покачав головой, проглотила смешок.
Сообразив, он округлил глаза, но вместо того, чтобы начать вести себя скованно или уткнуться в телефон, продемонстрировав эмоциональную отстраненность, наклонился ко мне и, не выпуская мой палец, поцеловал. Это позволение прикасаться друг к другу, где и когда нам хочется, скоро меня прикончит.
Не влюбляйся, Пиппа.
Не влюбляйся.
– Вот это да! – крикнул Уилл, и все мы повернулись к окнам.
От главной дороги шло ответвление, и машина свернула туда, шурша гравием и кусками коры под колесами. Воздух тут казался более прохладным и сырым, густые ветви деревьев заслоняли солнце. Пахло лесным грунтом, сосной и слегка подгнивающей опавшей листвой. Когда перед нами показалась извилистая подъездная дорога, Уилл затормозил и выключил двигатель.
Мне почти не хотелось нарушать наступившую тишину. Не хотелось тревожить листья или прогонять с веток птиц, открыв дверь. Дом впереди выглядел практически как из фильмов детства: массивный бревенчатый коттедж в виде буквы А, выкрашенный в темно-коричневый цвет и со всех сторон окруженный молодыми деревцами.
– Он выглядит еще лучше, чем на фото! – воскликнула Руби, прижавшись носом к окну, чтобы получше рассмотреть дом, возвышавшийся над местом, где мы припарковались.
– Точно! Гораздо лучше! – взвизгнула Ханна.
Мы наконец повыпрыгивали из минивэна и, потягиваясь и разминаясь, таращились на чудесный дом.
– Ханна, – тихо сказал Уилл, – Слива, ты превзошла саму себя.
Она посмотрела на него, довольная собой:
– Да?
Он улыбнулся, и я отвернулась, чтобы не мешать тому интимному общению, которое у них проходило без слов.
Руби взяла Найла за руку, и они пошли по тропинке к дому. Все мы двинулись за ними, по пути глазея на деревья, небо и многочисленные тропинки для прогулок, ведущие в лес.