Оглядываясь назад, я не уверена, что чувствовала по поводу отпуска. Конечно, пока я была там, поездка казалась мечтой, но, о боже, неужели мне стало лучше, когда она подошла к концу? С трясущейся задницей Марка я покончила, но после той потрясающей ночи с Дженсеном, после которой он снова погрузился в работу, у меня было ощущение, будто родная душа переехала на другой конец земного шара. И что еще хуже, планка требований к парням поднялась до такого уровня, что, слоняясь по улицам Лондона (да хоть в любом другом городе), я вряд ли найду место, где смогу познакомиться с к ем-то достойным.
Так вот, значит, каково это – встретить своего Единственного? Он поднимает твой уровень притязаний настолько высоко, что на других ты больше не обращаешь ни малейшего внимания? Дженсен высокий, в отличной форме, умный. Его сексуальность не была показной – в обычной жизни ее практически нельзя заметить, а за закрытыми дверями он превращался в опытного и внимательного любовника. И… казалось, мы подходили друг другу. Я много болтала, он был задумчив. Он – классика, я – эксцентрика. Но когда мы были вместе, словно вставали на место недостающие детали.
Ох, я терпеть не могла, когда мои мысли превращались в надписи с сентиментальных открыток.
Я воткнула беруши в уши и попыталась подумать о чем-нибудь другом.
О новой одежде, например.
О краске для волос.
О сыре.
Это избегание, да. И множеством способов. Мне нужно встретиться с реальной жизнью с открытым забралом. Нужно решить, хочу ли продолжать терять силы в Лондоне или… попробовать что-то новое.
При мысли о работе страх превращался в предвкушение удовольствия: когда я войду в кабинет Тони и уволюсь.
А кода я думала о мамах, я видела, что они не заламывают руки в ужасе от моего отъезда, а радуются за меня и за мое бостонское приключение. За возможность пожить там несколько лет.
Когда же я вспомнила о своей квартире, все, что я почувствовала… это пустота. Никаких сантиментов и никакой грусти из-за переезда. Все в ней, даже голубой пушистый ковер или белое покрывало в спальне, было связано с воспоминаниями о безумных деньках моих двадцати с небольшим. Или с Марком.
С Марком, так во многом похожим на меня. У нас было много общего: мы любили один и тот же паб на углу улицы, выпив, оба громко пели, громче, чем стоило бы нам обоим, начисто лишенным музыкального слуха. Мы любили цвет, звук и спонтанность. Но то была такая несерьезная, такая легковесная обыденность. Эта беспроблемная жизнь ничего не требовала от меня взамен.
И когда я немного отстранилась от всего этого, то заметила, что моя жизнь в Лондоне была легкой, но не удовлетворяла меня и никогда не сможет дать желаемое.
К сожалению, сейчас я хотела, чтобы за мной прилетел Дженсен, хотела иметь квартиру в Бостоне поближе к новым друзьям, золотистых ретриверов и детей, наряженных Суперменами и гоблинами. Моя лондонская жизнь застряла между днями на работе, которую я ненавижу, и вечерами за пинтой пива с перспективой потом вырубиться на диване. Забавно, но отпуск, который должен был внести изменения в мои алкогольные привычки, в итоге состоял из четырехдневной дегустации вин и пива и девяти дней в загородном доме с настольными играми и развратом. И я подумала, что мои друзья с нетерпением ждали событий, следующих после отпуска, поскольку у них, в отличие от меня, была реальная жизнь, в которую им хотелось вернуться.
Вот наглядный пример: из 326 электронных писем только три было не от магазинов типа «Хауз оф Фрейзер», «Дебенхэмс» или «Хэрродс». За все время отсутствия мне никто не звонил, хотя заходил Марк и почти полностью выпотрошил шкаф с продуктами.
Просто невероятный придурок.
Я сидела на полу в своей тихой квартире, рядом с нераспакованной сумкой, ела консервированные персики прямо из банки.
Это дно, да? Вот эта я, растрепанная и немытая после полета, в перекошенной по весьма уважительной причине юбке, ужинаю на полу. Именно такой меня и найдет полиция, распластанной на полу и обглоданной грызунами?
Или дно было несколько недель назад, когда я пришла домой и застукала Марка с любовницей в своей постели?
Наверное, я должна была впасть в депрессию, поскольку дно в моей жизни явно не одно и из них уже можно выбирать, но я не грустила об этом и даже не злилась. Я была голодна… И речь шла не о персиках.
Я выбросила банку в мусорное ведро и пошла в спальню. Мне даже не хотелось тут спать.
Принятое решение – странная вещь. В фильмах оно обычно выглядит словно толчок, озарение и о сознание ответа, а потом ты улыбаешься небесам. Для меня же принятое решение полностью изменить свою жизнь было похоже на медленное моргание, опущенные плечи и мысль «Ох господи».
Во вторник днем я уволилась.
Планировала сделать это в понедельник, но пришла в офис и поняла, что без оплачиваемой работы свою квартиру уже не смогу себе позволить, и что, наверное, стоит сначала убедиться, можно ли переехать к мамам, и там уже подумать, как быть дальше. Конечно же, они были на седьмом небе от счастья.
– Ты хочешь переехать в Бостон? – хлопая в ладоши, воскликнула Коко. – Милая, ты не пожалеешь. Ни капли не пожалеешь.
– Вообще-то, мне нужна работа, – пробормотала я и вгрызлась зубами в морковку.
– Ты обязательно что-нибудь придумаешь, – Леле обняла меня за плечи. – Ты наша единственная дочь. И мы поможем тебе встать на ноги.
Моему боссу Энтони новость понравилась куда меньше:
– И где ты теперь собираешься работать? – поинтересовался он во вторник утром, после того как я набралась мужества и вошла к нему, чтобы заявить о своем решении.
– Еще не знаю, – ответила я, наблюдая, как разочарованное выражение на его лице сменилось презрением. – У меня есть несколько вариантов.
Варианты и правда были. Этим утром я отправила письма по каждому из адресов из списка Ханны. Ну, за исключением адреса Дженсена. Он не звонил и не писал, с тех пор как тем утром я уехала из его дома. Прошла почти неделя, и мне было интересно, понял ли он, что меня в Бостоне больше нет.
Подавшись вперед, Энтони насмешливо уточнил:
– То есть предложений нет?
После ухода Руби два года назад его чуть не уволили, и ходили слухи насчет судебного иска. Но когда Ричард Корбетт втихую выплатил ей неизвестную сумму, разговоры поутихли. С тех пор Энтони вел себя подчеркнуто Приемлемо (с большой буквы П) по отношению к сотрудникам, хотя Поганцем с большой буквы П быть не перестал. Быть другим он просто не мог, так уж он устроен.
Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не вжаться в спинку стула.
– Пока нет, но не думаю, что с ними будут проблемы.
– Не глупи, Пиппа. Останься, пока не найдешь что-нибудь.
Я понимала, что так было бы разумнее, но фокус в том, что я просто не могла. Просто не могла оставаться ни на одну секунду дольше. Я презирала его, свою работу, офис и то, какой жалкой я отправлялась в конце дня прямиком в паб.
Я любила ту себя, которая была в Бостоне.
И ненавидела себя здесь.
– Я понимаю, что уйду не особенно заметно, но ты дашь мне хорошую рекомендацию, если кто-нибудь позвонит, Тони?
Он помедлил, вращая ручку по столу. Я была его правой рукой, с тех пор как ушла Руби, а Ричард поспособствовал моему продвижению от стажера на должность инженера. Потом была должность еще выше, и это при том, что у меня нет магистерской степени. Как бы Тони ни относился к моему увольнению, отрицать, что я блистала под его руководством, он не мог.
– Дам, – ответил он. И, как и в редкие минуты доброты, добавил: – Не могу смотреть, как ты уходишь.
Неловко встав, я дернулась от случайного удара статического электричества.
– Я… Спасибо.
Я освободила стол, сложила все вещи в коробку и на метро приехала в свою квартиру.
И начала собираться.
На обеденном столе зазвонил мобильный, отвлекая меня от бестолковой сортировки журналов, из которых я отобрала несколько выпусков «Гламур». Подползая к столу, я почувствовала, как бешено колотится сердце, – за неделю, что была дома, я уже получила четыре звонка от потенциальных работодателей из Бостона, но, взяв телефон в руки, увидела на экране лицо Марка.
– И ты мне звонишь только сейчас? – в место приветствия сказала я.
В трубке раздался его резкий вдох.
– Не самое удобное время?
Я уставилась в стену перед собой.
– Ты трахал другую бабу в моей постели. А потом обожрал меня.
– Ты говоришь как-то по-американски, – сказал он.
– Отвали.
– Ты права насчет продуктов. Извини за это, Пиппс. Я так закрутился с работой, что не было времени сходить за едой.
Я вздохнула и с нова села на пол, прислонившись к дивану.
– Ну да, а после возвращения из Штатов я была в бешеном восторге от перспективы ночью тащиться в магазин.
Марк застонал, а потом пробормотал:
– Я звоню, чтобы извиниться, и кажется, мне нужно добавить еще один пункт в список, за что.
– Может, и не один.
Вздохнув, он тихо говорит:
– Прости меня, Пиппс. Ненавижу вспоминать, что натворил.
От этого я замолчала.
Не подумайте, что Марк до этого ни разу не извинялся. Просто он редко когда говорил искренне.
Поэтому я тут же насторожилась.
– Что ты задумал? – с подозрением спросила я.
– Я звоню, потому что соскучился по тебе и хотел увидеться, раз твой отпуск закончился.
– Спать с тобой я больше не собираюсь, – на всякий случай максимально сурово сказала я. У Марка всегда была способность соблазном растопить мой гнев. Даже мысль об этом заставила меня чувствовать себя неверной. Свежи еще были воспоминания о поцелуях Дженсена и о его прикосновениях. И я не знала, сколько времени пройдет, прежде чем это ощущение сойдет на нет. Не уверена, что я этого хотела.
– Я не для этого звоню, – тихо сказал он. – Не ради секса. Хотя я не видел тебя пять недель и жутко скучаю… Я понял, что вел себя совершенно по-идиотски.