— Я не могу допустить, чтобы ты пошла в Эбботсвуд-холл в каком-то старом платье, — пояснила Сал. — Это подмочит мою репутацию. Все решат, что я содержу приют для нищих и убогих.
Она надела на меня платье, и ткань водопадом упала к моим ногам. Затем Сал повязала вокруг моих бедер пояс из темно-бирюзового шифона, и образ стал завершенным.
— Так-то лучше, — объявила она с торжествующим видом. — Как ты думаешь?
Пояс присобрал шелк на спине, образовав каскады складок. Я повернулась одним боком к зеркалу, потом другим и поняла, что прежняя невзрачная Элизабет исчезла. Как и богемная художница Берди. Я — богиня Персефона[6].
— Откуда оно у вас? — пробормотала я, вертясь перед зеркалом, очарованная своим отражением.
— Мой покойный муж купил мне его много лет назад. Бог его знает, о чем он только думал, — с нежностью произнесла Сал. — Однажды он побывал в Лондоне и вернулся оттуда с этим платьем. Клялся, что это самый писк моды и все горожанки носят такое. Тогда оно плоховато сидело на мне, а теперь уж и подавно не подойдет. Да и носить мне его было некуда, вот оно и пролежало все эти годы в шкафу.
Мне стало грустно.
— Я не могу его надеть, Сал. Оно особенное. Это неправильно, ведь вы никогда его не носили.
— Вздор, — отрезала она. — Такое платье заслуживает, чтобы его выводили в свет. Оно мечтает ходить на самые гламурные вечеринки и тереться среди аристократов. К тому же я не хочу, чтобы ты меня опозорила. Ты должна его надеть, и отказа я не приму!
Я крепко обняла Сал, снова и снова благодаря ее, пока она не вырвалась из моих объятий.
— Ну давай, прихорашивайся! Тебе нужно подготовиться к вечеринке! — рассмеялась она. — Ты сразишь всех наповал.
Эдди одолжил у друга машину на вечер и дважды погудел, сообщая о своем прибытии. Я воткнула последние шпильки в волосы, пытаясь их укротить. Морской воздух явно пошел им на пользу: они стали послушнее, прежние кудряшки теперь лежали волнами, хотя справляться с ними все еще было трудно.
У Нины царила тишина. Я надеялась, что она заканчивала собираться, а не устроилась подремать, по своему обыкновению. Я постучала в ее дверь, та распахнулась, и Нина предстала передо мной во всем великолепии: в черном платье с воротником-стойкой, туго перехваченном в талии и ниспадающем до самого пола. Глубокое декольте на спине обрамляли красные, синие и желтые пионы, вышитые вручную. Она окинула меня быстрым и внимательным взглядом и удивилась: очевидно, мое платье произвело на нее впечатление.
— Господи, откуда у тебя это? — воскликнули мы хором и расхохотались.
— Пойдем. — Нина взяла меня под руку. — Поскорее бы пережить этот кошмар.
Мы осторожно ступили на садовую дорожку, и Эдди, сидевший на водительском месте, высунул голову в окошко, открыв рот и округлив глаза.
— Извините, я не знал, что сегодня вечером повезу членов королевской семьи! — воскликнул он и восхищенно присвистнул, когда мы подошли к автомобилю.
Я уселась сзади рядом с Бэбс, Нина заняла место возле Эдди, и машина тронулась. Вчетвером нам было тесновато, окна запотевали от нашего дыхания. Эта старая развалюха с трудом выдерживала четверых взрослых людей. Когда мы приблизились к особенно крутому холму, Эдди попросил нас выйти и еле-еле заставил автомобиль взобраться на вершину. Я не могла удержаться от смеха, воображая, как забавно мы будем выглядеть, вылезая из этой колымаги в Эбботсвуде. Что подумают Тремейны?
— Считайте, что это карета из тыквы, — сказал Эдди, нежно погладив приборную доску, когда мы снова залезли в машину.
— То есть она сломается, если мы не уедем до полуночи? — осторожно уточнила Бэбс.
Наконец мы добрались до указателя с надписью «Эбботсвуд-холл» и свернули на подъездную аллею. Обрамленная по обе стороны рядами древних тисовых деревьев, за которыми просматривались большие лужайки, она, казалось, протянулась по крайней мере на милю. В самом ее конце виднелся дом. Он напоминал замок с устремленными в ночное небо башенками. В животе у меня снова затрепетали нервные бабочки. В сотнях окон горел свет, и дом выглядел теплым и манящим, словно маяк, приглашающий нас подойти ближе.
Эдди лихо затормозил — слишком близко от великолепного резного фонтана, украшенного высеченными из камня нимфами и дельфинами, который занимал почетное место в центре двора. Столь неудачная парковка вызвала неодобрительный взгляд проходившего мимо лакея. Однако Эдди, будто не заметив этого, заглушил мотор и вылез из машины. Мы замерли перед домом, рассматривая его и стараясь все увидеть. Почти весь фасад — вплоть до крепостного вала — был увит плющом, меж зелеными усиками которого проглядывали маленькие каменные львиные головы.
— Помни, Берди: они такие же люди, как ты и я, — прошептал мне Эдди и ободряюще подмигнул.
— О, Эдди, ты-то легко со всеми ладишь, — заметила я с кривой улыбкой. — Как тебе это удается?
— Так было не всегда. — Он пожал плечами. — Знаешь, в школе я был ужасно непопулярен.
Я удивленно уставилась на него, а он молча взял меня под руку и повел к большой деревянной парадной двери. Не успели мы позвонить в звонок, как дверь плавно открылась, и на пороге возник дворецкий в ливрее.
— Добро пожаловать в Эбботсвуд-холл, — произнес он, растягивая слова. — Вы из Художественной школы Святой Агнессы? — Мы кивнули, и он осмотрел нас с таким видом, будто ничего другого и не ждал. Вероятно, он привык иметь дело с более высокопоставленными визитерами. — Вы прибыли первыми. Пожалуйста, следуйте за мной в гостиную.
Чтобы успокоиться, я принялась считать развешанные по стенам картины, мимо которых мы проходили. В глазах предков Тремейнов как будто читался скепсис — словно им, давно обосновавшимся в золотых рамах, я казалась недостойной этого дома. Я даже улавливала их перешептывания, которые сливались со звуками музыки, доносившимися издалека. Дворецкий распахнул перед нами высокую дверь из орехового дерева.
— Мистер Эдвард Кросби, мисс Нина Госфорд, мисс Барбара Пенджелли и мисс Элизабет Грэхем, — громко объявил он, и в комнате воцарилась тишина.
Гостиная не уступала в роскоши остальным интерьерам, которые мы успели увидеть. Стены были обшиты дубовыми панелями с затейливой резьбой, большой персидский ковер устилал почти весь пол. Графиня Тревеллас стояла возле рояля, положив руку на плечо мужчины, который сидел в инвалидном кресле. Я вспомнила слова Бэбс о том, что граф Тревеллас получил тяжелое ранение на войне, и поняла: должно быть, это он. В расцвете лет граф определенно был красив: сильная челюсть, проницательные голубые глаза и ямочка на подбородке. Но теперь лицо избороздили глубокие морщины, а волосы, прежде белокурые, полностью поседели. Леди Роуз и ее брат Генри сидели у зажженного камина с темноволосой женщиной, которую мы видели в школе. Огонь наполнял гостиную приветливым мерцанием, и меня обдало волной тепла, когда Роуз Тремейн вскочила и устремилась к нам через всю комнату — прекрасная в своем лососево-розовом платье без рукавов, многочисленные слои которого развевались сзади, словно перья диковинной птички. Роуз оживленно жестикулировала, и на руках ее позвякивали браслеты, а среди локонов медового цвета вспыхивали искорки бриллиантовых сережек-капелек. На ком-нибудь другом все это смотрелось бы чрезмерным, но Роуз выглядела восхитительно. Она заключила в объятия каждого из нас, застав меня врасплох; Нина же и вовсе стояла с таким видом, будто на нее напали.
— Берди, не так ли? Да, я запомнила вас из-за вашего оригинального имени. Боже, у вас такой шикарный наряд! — воскликнула Роуз и, к моему смущению, закружила меня на месте. Я почувствовала себя куклой из музыкальной шкатулки, выставленной на обозрение ее семьи.
Темноволосая женщина смотрела на нас с любопытством. Трудно сказать, о чем она думала, но от ее внимательного взгляда мне становилось неуютно. Выглядела она очень изысканно — в платье из серого шифона и длинном жемчужном ожерелье. Темно-каштановые волосы, уложенные аккуратными волнами, обрамляли лицо с квадратным подбородком. Правда, несмотря на превосходный облик, ее окружала холодная, неприятная аура.
Я обвела взглядом комнату в поисках Александра, но не увидела его и одновременно испытала разочарование и облегчение. С одной стороны, я хотела встретить знакомое лицо, но, с другой стороны, ощущала неловкость из-за того, что игнорировала его в студии. Лакей подошел ко мне с подносом, предлагая шампанское, и я взяла бокал, чтобы поскорее занять руки. Роуз потащила нас за собой, знакомя со всеми членами семьи. Мы обменялись рукопожатиями с графом и графиней, поблагодарили их за приглашение. Затем настала очередь юного Тремейна и таинственной женщины.
— Это мой брат Генри. Правда, некоторые из вас уже встречались с ним, — объявила Роуз. Генри поцеловал руку каждой из нас и потрепал по плечу слегка разочарованного Эдди. — А это наш хороший друг, леди Эвелин Бродвик. Наши семьи очень близки, — добавила девушка и затем представила по очереди каждого из нас. — И недалек день, когда мы станем сестрами, не правда ли, Эви?
Эвелин кивнула с безмятежным видом и пригубила шампанское.
— Вы двое помолвлены? — прямо спросила Нина, глядя на Генри и Эвелин.
— О боже, только не я! — рассмеялся Генри. — Без обид, Эви, но я еще не готов остепениться.
— Ничего. — Она фыркнула, будто мысль о том, чтобы выйти замуж за Генри, казалась ей нелепой. — Нет, я планирую вступить в брак с Александром.
Мои щеки вспыхнули. Я понятия не имела, что он помолвлен и собирается жениться, и чувствовала себя глупо оттого, что не восприняла всерьез предостережение Нины. Я украдкой глянула на Эвелин, и мне показалось, что ее холодные сапфировые глаза сверлили меня изучающе, но больше этого никто не заметил. Возможно, во мне просто заговорила совесть. Я никогда не приняла бы приглашение Александра на пикник, если бы знала о его невесте.
— Где же Алексан