Вода приятно холодила разгоряченную кожу, и я, раз уж вымокла, решила получить от произошедшего удовольствие и немного поплавать.
— Ну разве вы не рады, что попробовали? — с самодовольным видом произнес Александр, наблюдая за мной со скалы.
— Очень рада. А теперь помогите мне выйти, — попросила я, подплывая к нему.
Александр наклонился, чтобы подать мне руку, и я потянула его вниз. С бесподобным выражением лица, с широко раскрытыми от изумления глазами, он шлепнулся в воду, и я разразилась смехом. Мгновение спустя он выплыл на поверхность. Мокрые пряди темных волос облепили его лицо, и он встряхнулся, как собака, разбрасывая брызги во все стороны. Я взвизгнула и в ответ окатила его водой.
— Негодяйка! — усмехнулся он, поднявшись на ноги. Зеленая вода доходила ему до пояса, и капли сверкали на золотистой коже.
— Вы это заслужили.
Я проплыла еще пару метров — до дальнего конца водоема, сложила руки на камне и, оперевшись на них подбородком, залюбовалась морским пейзажем. Александр подплыл ко мне и задумчиво посмотрел туда, где океан сходился с небом.
— Я понимаю, почему вам здесь нравится, — прошептала я, наблюдая за тем, как солнечные лучи играют в волнах. — Такой покой. Жаль, что у меня нет с собой красок…
— Это хорошее место, чтобы взглянуть на все с другой стороны, — кивнул он меланхолично. — Когда проблемы слишком одолевают меня, я прихожу сюда поплавать. трю на море, и на его фоне все меркнет, представляется незначительным.
— А я никогда не видела моря до приезда в Корнуолл, — призналась я, глядя на то, как солнечный свет, будто драгоценные камни, сверкает на поверхности воды. — И не могу теперь представить, что, возможно, больше никогда его не увижу.
— А почему вы никогда его не увидите? — спросил он.
— Это сложно. — Что-то заставило меня утаить правду о Чарльзе и неминуемой свадьбе. Александр приподнял брови, и я сменила тему. — Почему вы больше не играете на рояле?
— Откуда вы знаете, что я играл? — удивился он.
— Ваша мама упомянула об этом вчера вечером. Она сказала, что вы прекрасно играли. А еще я видела выражение вашего лица, когда играла Нина. Вы явно тоскуете по роялю. Так почему же прекратили играть?
— Это сложно, — передразнил он меня с кривой усмешкой, и я закатила глаза. — На самом деле ничего сложного, все очень просто. У меня нет на это времени. Не на то, чтобы иногда играть, а на то, чтобы по-настоящему погружаться в музыку, ощущать ее и растворяться в ней. В молодости я мечтал стать профессиональным пианистом, но в один прекрасный день понял, что это невозможно… Мое будущее уже было распланировано. И с тех пор я просто больше не чувствую мелодии…
Я молча смотрела на Александра. Его хищное обаяние растворилось, и обнажилась мрачноватая сущность, полная противоречий. Может, так было всегда, а я просто этого не замечала?
— Способность творить подобна мускулам: их следует постоянно напрягать, иначе они станут дряблыми, — заговорила я наконец. — Если хотите, я могу научить вас одному методу, к которому прибегаю, когда у меня нет вдохновения. — Его брови высоко взлетели, на лице появилось пренебрежительное и одновременно страдальческое выражение. Но он не запротестовал, и я продолжила: — Представьте крошечный светящийся шар в центре вашей груди…
Вероятно, это было уже слишком для Александра, потому что он фыркнул и закатил глаза.
— Берди, это нелепо. Это не сработает.
Я инстинктивно положила руку на его грудь, и он умолк. Его сердце нервно трепетало под моей ладонью, и я пыталась не обращать внимания на то, как этот трепет передавался мне.
— Ну вот, — произнесла я спокойно. — Представили, чувствуете?
Он смотрел на меня круглыми, словно два каштана, глазами. Выглядел он слегка испуганным, но все же кивнул.
— Вообразите, что этот шар из света увеличивается, — пробормотала я, и Александр закрыл глаза. — Сначала медленно. Пусть он постепенно заполнит всю вашу грудную клетку. Ощущаете, как он разрастается? — Он расслабился, улыбнулся, и от этой улыбки разгладились преждевременные морщинки на его юном лице. — А теперь позвольте этому шару заполнить все ваше тело и просочиться теплом через пальцы рук и ног. Пусть большой шар из золотого света окружит вас и согреет вашу кожу, словно солнечные лучи…
Он резко открыл глаза, и на какое-то мгновение мне показалось, что он потерял ориентацию и теперь не мог понять, где находится. Потом его ясный, горящий взгляд встретился с моим.
— Ну как, сработало? — осторожно спросила я. — Я никогда не пробовала это на ком-то другом.
Его рука сжала мою, и я только тогда поняла, что она все еще лежала на его груди, у сердца, которое бешено колотилось под моими пальцами.
— Как вы научились это делать? — удивленно спросил он.
— Не знаю. Полагаю, именно такое чувство возникает у меня, когда я рисую. Мне кажется, будто я полна тепла и света, которые хотят вырваться на холст. И когда вдохновение оставляет меня, я пытаюсь вспомнить эти ощущения. — Наконец я убрала руку с его груди. — Звучит безумно?
— Вовсе нет. Именно это я чувствовал, когда играл на рояле, — пылко возразил Александр. Проведя рукой по волосам, он откинул их с лица. — Господи, я и забыл, как же это хорошо. — Нежный плеск волн и крики чаек некоторое время нарушали тишину, воцарившуюся между нами. В конце концов Александр будничным тоном произнес: — Пожалуй, нам нужно двигаться, пока не начался прилив. — Он вылез из воды, предложил мне руку и помог выбраться на берег.
Горячие камни обжигали мои ноги, но я дрожала в мокром платье, выжимая воду из подола. Александр бросил мне свой пиджак и, скинув рубашку, выжал ее, а затем стряхнул воду с волос. Еще месяц назад эта ситуация смутила бы меня. Но чем дольше я находилась в Корнуолле, тем меньше меня волновали условности. Я чувствовала, как прежняя Элизабет, скованная цепями ограничений, постепенно исчезала, и я наконец становилась собой — свободной и легкой. Оказывается, я нисколько по ней не скучала.
— Идемте. — Александр набросил рубашку на плечи и взял в руки «Загадку Эндхауса». — Давайте обсохнем на солнце и наконец-то узнаем, кто убил Мэгги Бакли.
Глава 9
Увы, понедельник наступил слишком быстро. Усталая и сонная после выходных, я с усилием вытащила себя из кровати и спустилась в кухню. Там воняло рыбой — Сал жарила копченые селедки. Сморщив нос, я уселась за стол и налила себе большую чашку чая.
— Доброе утро! — весело пропела Сал, поставив передо мной копченые селедки и выложив на тарелку яичницу-болтунью. Несмотря на запах, селедки оказались восхитительными, и я с жадностью принялась их поглощать. Усевшись рядом со мной, Сал обхватила руками кружку с чаем, от которой исходил пар. — Я почти не видела тебя в выходные. Как прошел ужин в поместье?
Прежде чем ответить, я задумчиво прожевала и проглотила яичницу.
— Это был… — я тщательно подыскивала верные слова, — поучительный опыт. Еще раз спасибо, что одолжили платье. Благодаря ему меня осыпали комплиментами.
Сал широко улыбнулась, и в уголках ее карих глаз появились морщинки.
— Я рада, что смогла помочь. Как по-твоему, тебя пригласят снова?
Я вернулась мыслями к тому вечеру. Кажется, это было так давно…
— Вряд ли, — наконец ответила я.
Сал, кажется, огорчилась, и мне стало интересно: возможно, она тоже думала об Александре? Она прониклась к нему симпатией в то утро, когда он сидел за этим столом, пил чай и непринужденно болтал с ней.
Нина не спустилась к завтраку, так что перед уходом я постучала в ее дверь и испытала облегчение, когда она показалась на пороге полностью одетая. Она выглядела непринужденно и одновременно шикарно в темно-синем свитере с высоким воротом, черных брюках и небрежно нахлобученном алом берете. Однако казалась более бледной, чем обычно.
— Я захватила тебе яблоко на дорогу, — сообщила я, пока она собирала свои вещи.
— Что с тобой вчера случилось? Я думала, мы пойдем в кино, — поинтересовалась она, кладя яблоко в сумку.
— О, я слегка заблудилась… — я покраснела. — Давай сходим после занятий? — Интересно, что она сказала бы, если бы знала, где я пропадала на самом деле? Но, судя по ее взгляду, она уже знала.
— Берди, это нехорошо — бросать своих друзей в погоне за мужчиной, — откровенно высказалась она. — Поверь, у меня было много друзей и немало возлюбленных. Друзья всаживают нож в спину в два раза реже, чем возлюбленные.
— О, Нина, как вышло, что ты стала такой циничной? — Я закатила глаза.
— Цинизм оберегает меня от разбитого сердца. — Нина твердо и решительно сжала губы.
Кто же причинил ей настолько сильную боль в прошлом, что она теперь никому не верила?
— Все было не так! — заверила я. — Это было… было… — Я пыталась подыскать нужные слова, чтобы все объяснить. Ведь я обещала Александру никому не говорить о том, что увидела в его доме. — Я просто не хотела показаться невежливой, сразу умчавшись. А потом потеряла счет времени.
Отговорка слабая, и Нина мне явно не поверила.
— Послушай, Берди… Единственное, что я хочу тебе сказать: будь осторожна. Не все мужчины имеют честные намерения, даже если производят наилучшее впечатление. Однажды я доверилась мужчине, который, казалось, никогда не сделает мне больно, но он причинил мне столько боли, сколько неспособно вынести человеческое сердце. — Ее взгляд стал печальным, как будто она заново переживала те прошлые события. Затем ее черные глаза, вспыхнув яростной решимостью, встретились с моими. — И знаешь, кто мне помог, когда мой мир разрушился? Эдди, на которого я в муках любви совершенно не обращала внимания. Однако он никогда не обижался и сумел оттащить меня от края пропасти. Видишь ли, цена любви — это боль, Берди. Дружба и вера в себя — вот реальные источники утешения.
Ее предостережение привело меня в уныние. Неужели она действительно верила, что любовь — это боль? Я очень хотела расспросить Нину о ее прошлом, но не осмелилась. Я вспомнила об Александре и о чудесном дне, который мы провели вместе. Смог бы он причинить мне боль? Может быть. Но вряд ли намеренно. Однако его будущее давно распланировано, и я в нем не присутствовала. К тому же мы не влюблены друг в друга! Наши отношения не имели ничего общего с тем, что описала Нина. Правда, нельзя было отрицать, что между нами