В поезде, следующем до Лондона, было ужасно жарко и душно. Летнее солнце светило в окна, и мы увядали, словно забытые растения в оранжерее. Мимо пролетали обширные пастбища, Нина с унылым видом обмахивалась журналом, а я мечтала о стакане лимонада со льдом. По крайней мере, путешествие не кажется бесконечным, когда есть спутница. Мы проводили время, азартно играя в блек-джек, я делала наброски в альбоме, а Нина читала журнал и делилась сплетнями. Но когда за окном поплыл океан, я бросила все и приклеилась лбом к стеклу. Нина смеялась надо мной, а я с восторгом созерцала синие просторы.
— Ты же видишь океан каждый день. Что особенного в том, чтобы смотреть на него через окно поезда? — поддразнивала она меня.
— Я обещала себе, что никогда не буду воспринимать этот пейзаж как должное, — твердо ответила я. Когда синева океана наконец сменилась зеленью полей и живых изгородей, я повернулась к Нине. — Когда к нам присоединится Эдди?
— Он сказал, что сядет на поезд завтра утром и приедет к тому времени, как мы закончим в галерее, — ответила она, выглянув из-за журнала.
— Хотелось бы, чтобы и Бэбс была с нами, — вздохнула я. — У меня остался осадок из-за того, как мы расстались.
— С Бэбс все будет в порядке, Берди. Она взрослая девочка, — равнодушно отозвалась Нина.
— Разве ты не чувствуешь себя хоть чуточку виноватой? — Я наклонилась и опустила журнал, чтобы увидеть ее лицо.
Она посмотрела на меня поверх него жестким, оценивающим взглядом черных глаз.
— Виноватой в том, что я победила на конкурсе, а она — нет? Нет, не чувствую, — резко произнесла она и со вздохом уронила журнал на колени. — Чего ты от меня хочешь? Что я должна сделать? Я предложила заплатить за нее, чтобы она могла поехать с нами в Лондон, как Эдди. Но она отказалась. Мне что, следовало похитить ее и увезти силой?
— Знаю, знаю. Просто я испытываю ужасную вину.
Нина продолжала изучать меня из-под длинных темных ресниц, и мне от этого стало неуютно.
— Ты ни в чем не виновата, — твердо сказала она. — Мы не знаем, был ли заранее предрешен результат конкурса. Но даже если и был, ты в этом не участвовала. И потом, Берди, заставить Бэбс поехать, чтобы ты перестала себя корить, все равно не удалось. А если ты так сильно переживаешь, то могла бы сама остаться дома.
Я замолкла, и Нина снова взялась за свой журнал. Но вскоре со вздохом опять опустила его.
— Послушай, давай не будем ссориться. Мы собираемся хорошо провести выходные. А к тому времени, как вернемся, Бэбс уже все забудет.
Несколько часов спустя мы сошли на платформу Паддингтонского вокзала. Станция напоминала оживленный улей: люди спешили в разные стороны, чтобы успеть на свои поезда. Мужчины с дипломатами в руках, в деловых костюмах и в блестящих черных туфлях стремительно проносились по вокзалу; леди в роскошной шубе из соболя проплыла мимо нас с маленькой собачкой под мышкой, а носильщик вез за ней тележку, полную чемоданов. Паровозы свистели, кондукторы кричали: «Осторожно, двери закрываются!» Я позволила этому хаосу наполнить меня до отказа и теперь чувствовала себя будто взболтанная бутылка с газировкой, готовая взорваться в любой момент. Нина схватила меня за руку, потащила в сторону вывески «Лондонское метро», и мы поехали вниз по эскалатору. Я никогда прежде не пользовалась метро и с благоговейным трепетом осматривалась, пока мы все глубже и глубже погружались в недра мегаполиса. Нина потянула меня вправо, и я удивленно заозиралась.
— Не стой слева, ты мешаешь проходу, — наставляла она меня.
Я сдвинулась в сторону со своим чемоданом, пропуская мчавшихся вниз по эскалатору лондонцев — слишком занятых, чтобы спокойно постоять хоть минуту. Их пример оказался заразительным, и я чуть было не ринулась вслед за ними.
Нина подтолкнула меня вперед, и мы перешли на другой эскалатор, затем попетляли по бесчисленным туннелям, и я окончательно запуталась. Я опасалась до чего-нибудь дотрагиваться: казалось, все поверхности покрывал тонкий слой черной пыли. Воздух, густой и горячий, пах металлом и по́том сотен толкающихся тел. Просто невероятно, что этот лабиринт, полный людей, находится под поверхностью города. Наконец мы оказались на нужной нам платформе. Я услышала, как загромыхал по рельсам наш поезд, и увидела два ярких огонька в черноте туннеля. Когда он вырвался из мрака, я испугалась, что он несется слишком быстро и не сумеет вовремя затормозить. Но поезд с оглушительным скрипом остановился, и двери открылись. Одни пассажиры вышли из вагонов, другие зашли. Увиденное настолько потрясло меня, что Нина еле успела втащить меня в вагон, прежде чем двери закрылись. Она уселась и хлопнула ладонью по соседнему сиденью.
— Быстрее садись, пока поезд не тронулся, — посоветовала она. Но прежде чем я успела что-либо сделать, состав ожил, и меня швырнуло на сиденье. Нина закатила глаза, уголки ее рта дернулись от смеха. — О господи, ты такая ошарашенная, что кажется, будто в детстве вообще не выходила из дома.
— Но ведь ты выросла в Лондоне, — ворчливо ответила я. — И принимаешь все как должное.
Наконец мы вышли на дневной свет и с облегчением вздохнули. Пробрались через толпу на Чаринг-Кросс, перебежали дорогу, лавируя среди черных такси и гигантских красных автобусов, и внезапно Нина свернула с главной магистрали на тихую улочку и остановилась.
— Похоже, это здесь, — кисло произнесла она, глядя на мрачный серый дом с зарешеченными окнами. Он больше напоминал тюрьму, нежели жилое строение, и я тревожно посмотрела на подругу. — Не волнуйся, все будет хорошо, — подбодрила Нина и позвонила в дверной звонок.
— С какой стати ты решила остановиться здесь? Ведь ты можешь жить у своих родителей? — в недоумении спросила я.
— Считай это моей благотворительной помощью тебе, — сухо ответила она, однако я сомневалась в ее искренности.
Хозяин гостиницы провел нас в спальню на третьем этаже, и мы с трудом протиснулись внутрь темной тесной комнаты с одним маленьким окном, забранным решеткой и покрытым въевшейся грязью. Выцветшие обои кое-где отклеились, воздух пах сыростью и старыми окурками. Я в отчаянии осмотрелась, но Нина, казалось, пребывала в прекрасном расположении духа.
— Это настоящая каморка художника, — объявила она, усевшись на одну из двух кроватей. Я неохотно опустилась на другую, взметнув облако пыли. — Нам же придется здесь только спать, — добавила подруга, заметив мое огорченное лицо. — Мы дни напролет будем проводить в галерее, а вечерами развлекаться.
Она была права, и я не собиралась позволить убогой обстановке омрачить нашу поездку. Мы наконец-то оказались в Лондоне, и он скоро раскроется перед нами, как устричная раковина. Стены слегка тряслись, когда под нами проходили поезда метро, я все время слышала шум транспорта и гудки автомобилей. Но я сказала себе, что это пульс города. Он живой, как и мы. И мы извлечем из этого максимум удовольствия.
Глава 13
На следующее утро мы проснулись на рассвете — но не потому, что торопились поскорее начать день, а потому, что в спальне было невыносимо жарко и нас мучило тяжелое похмелье. Избегая возвращения в мрачную маленькую гостиницу, накануне вечером мы с Ниной забрели в ближайший джаз-бар и просидели там, потягивая красное вино, до тех пор, пока официанты не начали убирать со столов и не окружили нас. Понятия не имею, в котором часу мы наконец улеглись в постель, но судя по тому, как завертелась комната, когда я встала, я все еще была пьяна.
— Ох, открой окно! — простонала Нина со своей кровати, откидывая простыни. — Мне кажется, что у меня не пот, а чистый алкоголь.
— Я не могу его открыть. Эти окна не открываются, помнишь? — уныло объяснила я, обмахиваясь альбомом.
Нина медленно поднялась и потянулась, слегка разлепив еще затуманенные сном глаза.
— Все, я иду принимать холодный душ. А потом давай поскорее уберемся отсюда, черт возьми.
Гостиница располагалась всего в нескольких минутах ходьбы до Национальной галереи. На небе — синем, как васильки — не было ни одного облачка. Мы зашли в маленькое кафе и взяли на завтрак сдобу: Нина выбрала булочку с корицей, а я — большую слойку с начинкой из яблок и заварного крема, кисловато-сладкой и невероятно вкусной. Мои пальцы покрылись сладкими крошками и блестели от масла, и я с наслаждением облизывала их, пока мы шли по улице. Когда мы повернули за угол, на Трафальгарскую площадь, я застыла на месте. В Лондоне все оказалось таким большим и величественным! Адмирал Нельсон сердито смотрел на нас со своего высокого постамента-колонны, с четырех сторон охраняемый львами — такими большими, что на них можно было сесть верхом. Вокруг площади расположились грандиозные здания с колоннами и позолотой. В фонтанах журчала и искрилась вода, и мне захотелось тут же сбросить туфли и прыгнуть в ее хрустальную освежающую негу. Вдали призывно сверкал купол Национальной галереи. Мы побежали через площадь, вспугивая стаи голубей, и вскоре уже поднимались по большим каменным ступеням к главному входу.
В галерее царила приятная прохлада, и наши шаги гулким эхом отдавались в благоговейной тишине, когда мы ступали по мозаичному полу. Марджори ждала нас на верхней площадке лестницы, вполголоса беседуя с Эдрианом — долговязым юношей из нашего класса, который тоже победил в конкурсе. Когда мы подошли, они прекратили разговор и повернулись к нам.
— Доброе утро, девочки, — тихо произнесла Марджори. — Надеюсь, вы хорошо доехали?
— Да, спасибо, прекрасно. Мы прибыли вчера вечером, — ответила я и протянула руку Эдриану. — Кажется, мы так еще и не познакомились по-настоящему. Я Берди.
Он схватил мою руку, и лицо его озарила широкая мальчишеская улыбка.
— О, я прекрасно знаю, кто вы! Знаю обеих.
— Это можно считать комплиментом? — улыбнулась Нина. — Так каков наш план, Марджори? Вы собираетесь отпустить нас на свободу или как?
— В принципе, да. — Марджори пожала плечами. — Чтобы подать заявку на стипендию Королевской академии, вам нужно выбрать картину, которую вы будете копировать. Выбирать здесь есть из чего, и только от вас зависит, сколько времени вы проведете в галерее. Я предлагаю вам сегодня уже определиться с картиной и начать делать наброски. А всю субботу и воскресенье сможете работать над техникой, цветовой гаммой и прочим. Помните, что победителя ждет значительное финансовое вознаграждение от Королевской академии искусств — не говоря уже о престиже. — Она многозначительно посмотрела на Нину, которая слушала вполуха. — И не забывайте, что множество голодных художников из других школ тоже борются за этот приз. Это пропуск в высшую лигу.