Сердце трепетало в моей груди от мысли не только о денежном призе, но и о шансе сделать себе имя в стенах Королевской академии! И то и другое могло изменить всю мою жизнь, дав возможность продолжить образование и избавиться от обязательства относительно замужества.
— Ясно! — усмехнулась Нина, которую явно не волновали все эти соображения. — За работу! И не расслабляйтесь в ближайшем баре, как только я повернусь к вам спиной. Мы справимся, не так ли, Берди?
Она потянула меня в первый зал, и я помахала на прощание Марджори и Эдриану, а затем обернулась и ахнула, увидев представшее передо мной великолепие. У меня захватило дух не только от картины, сама галерея тоже произведение искусства. Стены высотой примерно в двадцать футов были покрыты жаккардовыми обоями и декорированы замысловатыми карнизами с отделкой из сусального золота. Мягкий естественный свет лился через мансардные окна и отражался от каждой поверхности, из-за чего позолоченные рамы сверкали, словно драгоценности. Я металась от одной картины к другой, стараясь каждую рассмотреть вблизи. Нина спокойно следовала за мной со сдержанным интересом. Мы прошли через золоченую арку с черными мраморными колоннами и попали в круглый зал. Я подняла лицо, ощутив, что его коснулись теплые солнечные лучи, проникающие сквозь стеклянный купол крыши. Я медленно покружилась на месте, вглядываясь в каждую мелочь, прежде чем обратить внимание на картины — полотна Тициана, Гольбейна и Рафаэля.
Мы проследовали дальше, в залы с портретами кисти Рембрандта и Ван Дейка, под пристальными взглядами их натурщиков. Они выглядели совсем как живые, и мне казалось, что кто-нибудь из них вот-вот моргнет. Когда мы прошли в следующий зал — наполненный красками и светом, — мое сердце запело от радости. Работы Моне, Ренуара и Сезанна висели рядом с легко узнаваемыми произведениями моего любимого художника — Ван Гога. Его сюжеты полны цвета и движения, и я с ликованием бросилась к ним. Увидеть эти картины воочию — мечта, ставшая явью.
Я замерла перед «Пшеничным полем с кипарисами», перегнувшись через бархатный шнур и чуть ли не уткнувшись носом в полотно. Энергия его живописи не походила ни на что другое, и мне безумно хотелось потрогать ее. Я ощущала внутреннюю связь с этим давно ушедшим из жизни художником. Было что-то особенное в том, чтобы воочию увидеть его работы, густые мазки краски, которые он когда-то наносил своей кистью… Я представляла, как он стоит у мольберта с кистью в руке, отдаваясь на волю своему воображению.
— Я буду копировать эту картину, — задыхаясь, произнесла я, когда Нина подошла и остановилась рядом.
— Хороший выбор, — одобрила она, отступив на шаг, чтобы полюбоваться полотном.
Оторвав взгляд от Ван Гога, я посмотрела на подругу.
— А как насчет тебя?
— Я еще не нашла свое. Пожалуй, поброжу немного, — ответила она, обводя взглядом зал. — Впереди есть коллекция Писсарро, хочу на нее взглянуть.
— Нина? — вдруг кто-то окликнул ее, и мы обернулись.
В дверях зала стоял джентльмен лет сорока, очень высокий, с волной черных волос и аккуратными усиками под орлиным носом. Вся краска отхлынула от лица Нины, когда их глаза встретились и он направился к нам.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, приятно удивленный.
— Дики, — прошептала она, заметно сникнув.
Она выглядела так, будто из нее выжали все жизненные силы, и я вдруг почувствовала, что вторглась во что-то интимное. Я отвернулась и принялась рыться в сумке, отыскивая карандаши и альбом, но мой взгляд упорно возвращался к этим двоим. Невозможно было не слышать их разговор в гнетущей тишине галереи.
— Сколько же мы не виделись? — весело спросил он, нежно глядя на Нину сверху вниз.
— Два года, — задумчиво ответила она.
Ее плечи опустились, и она стала казаться совсем маленькой, похожей на ребенка. Меня поразило, насколько непринужденно он держался по сравнению с ее напряжением. Интересно, кто он такой и почему вызвал у Нины такую эмоциональную реакцию? Она заметила, что я посматривала в их сторону, и повела своего знакомого в следующий зал, а я, покраснев, вернулась к кипарисам Ван Гога.
Следуя указаниям Марджори, я попыталась сосредоточиться на начальных набросках, однако мои мысли все время обращались к Нине и тому джентльмену. Она назвала его Дики — явно интимным уменьшительным именем, — однако не видела его два года. Должно быть, примерно тогда она уехала в Корнуолл. Но если ее семья и друзья в Лондоне, то почему она никогда сюда не приезжает? Я вспомнила, как болезненно она отреагировала на ужине у Тремейнов на упоминание о своей связи с Лондоном. Я грызла кончик карандаша, пока вкус грифеля не вывел меня из задумчивости. Следовало сосредоточиться на задаче.
Не знаю, как долго я изучала картину Ван Гога, но в какой-то момент Нина вернулась ко мне. Одна. Удивленно взглянув на нее, я начала складывать вещи в сумку.
— Я думала, что ты ушла из галереи. Где ты была? — спросила я как можно небрежнее.
— Я не оставила бы тебя здесь в одиночестве, — с насмешкой ответила она и уселась на скамью, обитую кожей. — Я же сказала, что хотела изучить коллекцию Писсарро. — Я понимала, что она намеренно изображает непонимание. Она снова встала — словно для того, чтобы напоследок полюбоваться Ван Гогом. — Он действительно чудесный, не правда ли? — произнесла она, с улыбкой повернувшись ко мне.
— Не знаю. Ты же ничего мне о нем не расскажешь, — сухо упрекнула я, приподняв бровь.
— Глупая, я же о Ван Гоге, а не о Дики! — Нина хихикнула, но я не присоединилась к ее веселью, и она резко умолкла. Ее уклончивость только подогревала мое беспокойство, но она просто закатила глаза. — О, не будь такой! Он мой старый друг. Из тех времен, когда я еще не переехала в Корнуолл.
— Ты очень удивилась, когда увидела его.
— А ты не удивилась бы? — резко ответила она, и ее глаза опасно сверкнули — будто лезвие кинжала. — Лондон — большой город, знаешь ли. Здесь не так уж часто доводится столкнуться с кем-нибудь. К тому же я не видела его с тех пор… В общем, давно не видела.
Ее вспышка меня слегка обескуражила. Вероятно, за этим что-то крылось. А что, если Дики — тот самый мужчина из Нининого прошлого, который так сильно ранил ее? Нет, не может быть. В таком случае Нина не стала бы с ним разговаривать. По-моему, она не из тех, кто прощает обидчиков. Но после стычки с Бэбс мне не хотелось снова ввязываться в спор — особенно накануне дня рождения.
— Пойдем, — сказала я. — Давай сочтем наш рабочий день завершенным и попробуем выяснить, где Эдди.
— Да, — согласилась Нина, мгновенно приободрившись. — Он уже должен быть в Лондоне. Позвоним ему, когда доберемся до гостиницы. Не сомневаюсь, он придумал для нас что-то замечательное на этот вечер.
Когда мы вернулись в убогую гостиницу поблизости от Стрэнда, хозяин сразу же обратился к нам, перегородив своей крупной фигурой практически весь узкий холл.
— Кое-кто желает повидать вас. Я отправил их в вашу комнату, — сообщил он с недовольным видом.
— О, спасибо, — холодно ответила Нина, не смущенная его грозным видом. — Может быть, это Эдди, — добавила она, повернувшись ко мне.
Мы протиснулись мимо хозяина и поднялись по лестнице, шагая через две ступеньки, а он последовал за нами. Открыв дверь своего номера, мы поняли, что это не Эдди. Роуз Тремейн стояла у окна и глядела через грязное стекло на улицу. Резко обернувшись, она расплылась в лучезарной улыбке.
— Наконец-то! — воскликнула Роуз с театральным вздохом, и я спиной ощутила, как Нина закатила глаза.
Глава 14
В нашей убогой маленькой спальне Роуз выглядела совершенно неуместно — в темно-зеленом костюме с леопардовым принтом на воротнике, лацканы которого спускались к медной застежке на поясе. Бросившись к нам, она обняла нас с Ниной по очереди и расцеловала в обе щеки — осторожно, чтобы не размазать свою помаду рубинового цвета.
— Слава богу, вы пришли! — провозгласила она, отступая на шаг. — Вы действительно остановились в этом месте? — Ее карие глаза с отвращением осмотрели комнату.
— Что вы здесь делаете? — осведомилась Нина, усевшись на свою кровать.
— Она имеет в виду, что мы не ожидали вас увидеть, — вставила я и, нахмурившись, бросила выразительный взгляд на Нину.
— Очевидно, я здесь для того, чтобы сопровождать победителей конкурса! — с торжествующей усмешкой объяснила Роуз. — Таков был мой план: устроить конкурс, чтобы написали мой портрет, и организовать поездку в Лондон. И тогда я просто обязана тоже поехать в Лондон — оказывать конкурсантам моральную поддержку. Неплохо, да?
— Это объясняет, почему вы в Лондоне. Но вовсе не объясняет, почему вы в нашей спальне, — надменно заметила Нина.
— Мне нужны вы, — сказала Роуз, и я не впервые задалась вопросом, стоит ли воспринимать ее слова буквально. — Надеялась, что вы пообедаете с нами сегодня вечером. Мы остановились у нашей тети, в ее красивом маленьком домике в Челси. Услышав, что мы приехали по делам, связанным с Сент-Агс, тетя загорелась желанием познакомиться с вами. Видите ли, она тоже художница.
— Как жаль… — медленно проговорила Нина, и в ее голосе мне послышался сарказм. — У нас уже есть планы на сегодняшний вечер.
— О-о-о… — разочарованно протянула Роуз. — А что вы собираетесь делать?
— Мы встречаемся с нашим другом Эдди, — ответила я мягко. — Мне жаль, Роуз. Он специально приехал из Корнуолла, чтобы повидаться с нами.
Роуз не сдавалась — напротив, ее взгляд прояснился.
— О, ну так приводите его с собой! — предложила она. — Возможно, будет тесновато, но все равно не сравнить с этой гостиницей… — Она с презрением перевела взгляд с отклеившихся обоев на грязное окно. — Господи, подумать страшно, что вы в ней живете! — с ужасом в голосе запричитала она, игнорируя гневный взгляд хозяина, который все еще маячил на лестничной площадке. — Почему бы вам обеим не отправиться к нашей тетушке и не остаться там?