— Все в порядке, все в порядке. — Чарльз снова издал смешок. — Вы совершенно правы, Элизабет. Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть большего, но это необходимо заработать. Так уж устроено общество. Нельзя просто получить все на тарелочке с голубой каемочкой. Тот, кто упорно трудится, заслуживает вознаграждения, а эти ребята не хотят работать как следует. Это понятно? — осведомился он с улыбкой, которая, несомненно, казалась ему доброй.
— Но я читала в газете, что вы сами унаследовали свой бизнес от отца, — заметила я с искренним любопытством: интересно, осознавал ли он, насколько лицемерны его слова?
На какую-то долю секунды его лицо исказилось от ярости, и от этого приятные черты стали уродливыми. Я в ужасе отшатнулась. Но Чарльз быстро взял себя в руки и нацепил обратно любезную улыбку. Вместо того чтобы ответить на мою реплику, он со смехом повернулся к моему отцу:
— Похоже, у вас в семье выросла маленькая коммунистка!
— Уверяю вас, ничего подобного. Она понятия не имеет, о чем болтает, не так ли, Элизабет? — Я открыла рот, чтобы возразить, но папа продолжил: — Чарльз, почему бы нам не удалиться в мой кабинет, предоставив леди возможность закончить чаепитие?
Не вымолвив больше ни слова, он увел Чарльза из оранжереи, и я осталась с мамой и тетей Клэрис. Я протяжно вздохнула и принялась обмахиваться салфеткой. В оранжерее, кажется, совсем не осталось воздуха.
— Ну, вроде бы все прошло хорошо, — весело заметила тетушка, и я мрачно взглянула на нее. — О, не унывай! В любом случае он тебе не понравился. А теперь, может быть, обсудим художественную школу?
— Элизабет, ступай в свою спальню и принимайся за уборку. Ты там устроила жуткий беспорядок, — сурово распорядилась мама, проигнорировав тетю Клэрис. — И если там нужно снова натереть пол, ты сделаешь это сама! — бросила она мне вслед.
Стоя на коленях, я подбирала с пола крошечные осколки стекла и бросала их в мусорное ведро. Буклет Художественной школы Святой Агнессы все еще лежал на моей кровати, и я снова взяла его в руки. С обложки ко мне взывал океан. Как я хотела бы увидеть его воочию, почувствовать песок под босыми ногами, взобраться на вершину утеса и вдохнуть соленый морской воздух… Я закрыла глаза, пытаясь представить себя там. Я никогда не бывала на взморье, только видела его на картинках. Мечта всей моей жизни — хоть раз взглянуть на необъятную воду. Вздохнув, я смела последние осколки стекла в ведро и плюхнулась на кровать, чтобы снова пролистать брошюру.
Я все еще рассматривала фотографии, когда дверь открылась и на пороге возникла мама.
— Я же велела тебе убрать беспорядок, — строго сказала она. Я соскочила на пол и принялась стирать краску, но она лишь вздохнула. — Оставь. Отец хочет побеседовать с тобой в кабинете.
Я поднялась и пошла вниз, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Остановившись перед дверью, я собралась с духом. «Что бы ни случилось… У меня все хорошо, все должно быть хорошо, все будет хорошо», — тихо пропела я. Это мантра, которая всегда, с самого раннего детства, помогала мне достичь равновесия. Я снова повторила эти слова, быстро успокоилась и постучала в дверь.
Из кабинета донесся голос отца — он приглашал меня войти. Я толкнула дверь и бочком прошла внутрь. Я редко бывала в его кабинете и теперь окидывала взглядом полки красного дерева с одинаковыми томами в кожаных переплетах, которые тянулись вдоль стен. В воздухе витал табачный дым; на столике стояли два пустых бокала, рядом — пепельница, в которой еще тлели два окурка сигар. Отец сидел за письменным столом, с серьезным видом перебирая бумаги. Он не взглянул на меня, и я неловко замялась, не рискуя подходить.
— Чарльз уже ушел? — спросила я непринужденно. Его глаза наконец встретились с моими — серые с зелеными, — и он задержал на мне долгий изучающий взгляд.
— Да, Чарльз ушел, — наконец сказал он, сложил бумаги и хлопнул по стопке. — Ты ему очень понравилась, несмотря на твои попытки все испортить.
— Папа, я вовсе не пыталась что-то испортить, — начала я, но он поднял руку, и я умолкла.
— Чарльз — настоящий джентльмен. Он не хочет торопить тебя и с пониманием отнесся к тому, что, вероятно, имеет смысл подождать с женитьбой до следующего года. И он порекомендовал превосходный пансион благородных девиц[1], в котором ты могла бы поучиться в оставшееся до свадьбы время. — Папа посмотрел в календарь на своем столе и пролистал страницы. — Таким образом, у тебя будет восемь месяцев на подготовку.
— Подготовку к свадьбе? — В ушах шумело, голова кружилась, и меня охватила паника. — Уж не хочешь ли ты сказать, что он сделал предложение?
— Сделал. И я его принял от твоего лица. Чарльз будет прекрасным мужем, а из тебя, я уверен, получится превосходная жена — после обучения в пансионе.
— Мне девятнадцать лет. Не слишком ли поздно для пансиона благородных девиц? К тому же я не хочу выходить замуж за Чарльза Бонэма. Я хочу…
— Я знаю, чего ты хочешь, Элизабет. Ты хочешь стать художницей, мечтаешь о славе и богемной жизни. Но у тебя нет таланта, и твои мечты далеки от реальности. Так что советую тебе всерьез отнестись к роли не художницы, а жены.
Он подался вперед, желая убедиться, что я все поняла. Но я, совершенно ошеломленная, безвольно застыла посреди комнаты. Отец всегда был довольно суровым, но я не могла поверить, что он пообещал меня кому-то, не посоветовавшись со мной. Я все еще пыталась подыскать слова, когда дверь распахнулась и в кабинет ворвалась тетя Клэрис в сопровождении мамы.
— Прости, Артур, я пыталась остановить ее… — начала оправдываться мама, но тетушка перебила ее.
— Что за вздор? — она громогласно обратилась к отцу, нацелив на него свою трость. — Ты же не собираешься выдать Элизабет замуж за этого ужасного человека?
— Это не твое дело, Клэрис. Есть определенные вещи, которые принадлежат только мне, и в их числе — мои дети, — заявил он, нахмурившись. — Я буду решать, что для них лучше, и никакие твои деньги этого не изменят.
— Но это вовсе не лучше для меня! — возразила я.
Отец насмешливо взглянул на меня.
— В самом деле? — он приподнял бровь. — У тебя есть другой план, как содержать себя? Какой разумный отец позволит дочери сбежать к радикальным художникам-социалистам?
Я открыла было рот, чтобы переубедить его, но не смогла произнести ни слова — у меня перехватило дыхание. Казалось, мой мир съеживался с каждой секундой, и тяжесть происходящего давила на грудь.
Тетя Клэрис сделала шаг вперед и положила руку на мое плечо. Я слегка расслабилась от этого прикосновения.
— А если бы она могла содержать себя, то ты разрешил бы ей выбирать? Тут дело в репутации или в деньгах?
— И в том и в другом, — прорычал отец. — Я не могу себе позволить содержать ее вечно. И не допущу, чтобы она осталась старой девой, особенно когда есть тот, кто готов жениться на ней.
— Как насчет компромисса? — мягко произнесла тетя Клэрис, и ее пальцы сжали мое плечо. — Вместо того чтобы отправить ее в пансион благородных девиц, отпусти ее в художественную школу. Дай ей шанс немного повидать жизнь, прежде чем она выйдет за Чарльза.
— Об этом не может быть и речи! — отрезал отец.
Тетя Клэрис сложила морщинистые руки на набалдашнике трости и некоторое время их рассматривала.
— Элизабет, дорогая, ты не оставишь нас на минутку? — спокойно сказала она. Попроси об этом кто-нибудь другой — я наверняка взбунтовалась бы. Но в этот момент я поймала взгляд тетушки, и она мне подмигнула. Кивнув, я вышла из кабинета.
Я тихо прикрыла дверь. Как только замок щелкнул, оттуда донеслись приглушенные голоса. Я отчаянно хотела узнать, что они обсуждают. И хотя мне прекрасно известно, что подслушивать плохо, во всех романах Агаты Кристи утверждается обратное. Так что я прижалась ухом к холодному дереву и навострила уши. Первым я уловила голос тети Клэрис.
— Если ты ожидаешь, что я обеспечу ее приданым, то самое меньшее, что ты можешь сделать, — это удовлетворить мою просьбу, — сурово объявила она. — Почему ты так настроен против этой идеи, Артур?
— Это не подобает юной леди, — упорствовал отец. — И не смей подкупать меня обещанием приданого, Клэрис.
— Я не пытаюсь тебя подкупить! — вздохнула она. — Просто хочу, чтобы ты сделал то, что будет лучше для Элизабет.
— Лучше по твоему мнению, — возразил отец.
— Да, — согласилась она. — Я знаю: она не мой ребенок, она твоя дочь и решение всецело зависит от тебя. Но поверь, пожалуйста, что и я желаю ей только лучшего. Одно лето в художественной школе не превратит ее в Артемизию[2], но даст свободу и немного жизненного опыта.
Я не услышала папиного ответа и, затаив дыхание, сильнее прижала ухо к двери. До меня донесся раздраженный вздох тети Клэрис.
— Ну же, Артур! Пусть она поедет — и я дам за ней хорошее приданое. Более того, помимо ее обучения в художественной школе, оплачу свадьбу. Что ты теряешь?
Дверь внезапно распахнулась, и я чуть не влетела головой вперед в кабинет. Отец взглянул на меня с презрением.
— Полагаю, ты все слышала? — осведомился он со вздохом.
— Совсем немного, — смущенно ответила я, и тетушка закатила глаза.
— Итак, ты действительно этого хочешь? — спросил отец. — Поехать на лето в художественную школу?
— Да, больше всего на свете! — выдохнула я. Мое сердце бешено колотилось.
Он перевел взгляд на маму, потом на тетю, затем снова на меня, обдумывая возможные варианты.
— И обещаешь, что, если я тебя отпущу, ты больше не будешь трепать мне нервы насчет замужества?
— Обещаю.
— Очень хорошо, — твердо произнес отец, и его взгляд снова обратился к бумагам на столе. — У тебя есть время до конца лета. Потом ты вернешься домой и в следующем году выйдешь замуж за Чарльза.