ое радостно забилось.
Мне очень приятно было узнать, что ты чудесно проводишь время в Корнуолле! Приемы в саду, уроки на пляже и званые ужины в поместьях… О, я все отдала бы за то, чтобы приехать и несколько дней провести с тобой у моря! Оказалась ли жизнь художника такой, какой ты ее себе представляла?
Я так рада, дорогая, что смогла дать тебе возможность расправить крылья и лететь за мечтой. Жизнь молодой женщины порой кажется очень короткой, и твои родители хотят, чтобы ты поскорее остепенилась. Но, по-моему, необходимо предоставить тебе свободу выбора. Не позволяй им принудить тебя к браку с мистером Бонэмом. Представляю, как ты переволновалась, чуть не столкнувшись с ним нос к носу! Конечно, я не скажу об этом твоим родителям, дорогая. Зачем расстраивать их понапрасну? Я заглядывала к ним на прошлой неделе. Они ужасно скучают по тебе, особенно Мэри, хотя эта маленькая нахалка уже положила глаз на твою спальню!
Мне не терпится узнать все подробности о твоей поездке в Лондон. Какой потрясающий шанс тебе выпал! Ты определенно делаешь успехи, раз выиграла эту поездку. Уверена, что стипендия уже у тебя в кармане.
Прилагаю немного денег к твоему дню рождения, чтобы ты могла купить себе что-нибудь красивое. Обещай, что потратишь их неблагоразумно!
Я прижала письмо к груди. От бумаги исходил тонкий аромат фрезии и трубочного табака. Хотя тети Клэрис не было рядом и она не могла обнять меня и пообещать, что все будет хорошо, мне стало легче. Я перечитала письмо несколько раз, взяла перо и бумагу, чтобы немедленно написать ответ. Но вдруг застопорилась на ее первом вопросе: «Оказалась ли жизнь художника такой, какой ты ее себе представляла?» В действительности она нисколько не похожа на мои фантазии. Но согласилась бы я поменять всю эту душевную смуту и боль на свою прежнюю жизнь? Нет, ни за что на свете!
Глава 21
Когда я спустилась к завтраку, в кухне была только Сал — и никаких признаков Нины. Я слышала, как она прибыла домой около полуночи и прокралась в свою спальню. Однако утром, прижав ухо к ее двери, я не уловила никаких признаков ее присутствия. Она по-прежнему избегала меня, и от осознания этого у меня пропал аппетит. Я уныло ковыряла ложкой в тарелке с кашей, и Сал, глядя на меня с неодобрением, проворчала:
— Ты становишься как Нина. Почти ничего не ешь с тех пор, как вернулась из Лондона. Что случилось? — Она уселась напротив меня и скрестила руки на груди. — Хочешь джем? — Сал придвинула ко мне баночку, но я покачала головой и, извинившись, вышла из-за стола.
Я слышала много песен о разрыве романтических отношений, но никто не рассказывает о том, каково это — расстаться с другом. Сочетание вины и одиночества невыносимо. И хуже всего то, что именно к Нине я в первую очередь обратилась бы за утешением. Несмотря на свою замкнутость, она очень тепло встретила меня в Корнуолле, ввела в компанию своих друзей. А потом, когда наконец доверилась мне… я все испортила.
— Нина еще не проснулась? Она опоздает на занятия, — заметила Сал, когда я сняла с крючка свою сумку. Сердце мое заныло сильнее при упоминании этого имени.
— Кажется, она говорила, что пропустит сегодня. Она очень поздно приехала, — ответила я, и мне снова стало не по себе от лжи.
Сколько я смогу это выдерживать — врать всем и хранить секреты? Слава богу, Сал ничего не сказала, и я вылетела из дома, опасаясь дальнейших расспросов.
Я размышляла, появится ли Нина в школе, но, когда мистер Блай зашел в студию, ее все еще не было. Я разложила вещи у мольберта рядом с Бэбс и нервно улыбнулась ей, однако она не ответила на мою улыбку, сосредоточившись на работе. Похоже, Нина недооценила степень обиды Бэбс — она все еще дулась на нас за то, что мы покинули ее ради Лондона. Я хотела бы помириться с ней, но вспомнила все те ужасные вещи, которые она наговорила — о том, что мне не хватает таланта и я не способна добиться успеха без помощи Тремейнов, — и решила ничего не предпринимать. По крайней мере, Эдди все еще разговаривал со мной. Украдкой поглядывая на Бэбс, он подошел и наклонился ко мне.
— Она с тобой тоже не разговаривает? — прошептал он, кивнув в сторону Бэбс, и я помотала головой. Он театрально закатил глаза и вздохнул. — Честно говоря, вся эта поездка — настоящее бедствие. Нина приехала домой?
— Да, поздно ночью, но я ее еще не видела, — ответила я, понизив голос, чтобы никто не слышал. — Может, нам с тобой следует зайти к ней после занятий и извиниться?
— О, я не собираюсь извиняться! — воскликнул Эдди, откинув с лица волосы. — Я же сказал, что мне осточертело ходить по осколкам, валяющимся вокруг нее. Если она захочет помириться, то знает, где меня найти.
— Полагаю, ты прав, — признала я. — Надеюсь, ты, по крайней мере, подтвердил свое намерение поступить в Королевский колледж искусств? — осведомилась я, и вся его напускная бравада улетучилась. — Эдди! — вздохнула я раздраженно. — Если Нина узнает, что ты упустил эту возможность из-за нее, она никогда тебя не простит.
— Мисс Грэхем! — Грозный голос мистера Блая прервал нашу беседу, и я бросила на Эдди испуганный взгляд.
Мистер Блай стоял, прислонившись к стене, рукава его вельветового пиджака были закатаны до локтей. Он поманил меня пальцем, и я поспешила к нему.
— Как поездка? — грубовато осведомился он.
— О, эм-м-м… там было хорошо, — промямлила я, и он, прищурившись, упер в меня цепкий взгляд.
— Я не спрашиваю, получили ли вы от нее удовольствие, Грэхем, — язвительно произнес он. — Я хочу знать, что вы создали. Покажите мне.
Я сбегала за сумкой и принялась рыться в ней в поисках альбома, роняя при этом карандаши, заколки для волос, монетки. Мистер Блай вздохнул, нетерпеливо притопнул и требовательно протянул руку. Я робко подала альбом, и он, брезгливо поморщившись при виде покоробленных страниц, открыл его с пустыми, ничего не выражающими глазами.
— Ваш альбом — это ваше лицо! — рявкнул он, и я почувствовала, как вспыхнули мои щеки.
— Да, я знаю. Простите. Я уронила его в горный водоем.
Мистер Блай пронзил меня взглядом и продолжил быстро листать. Наконец он добрался до моих набросков к Ван Гогу.
— Это все? — возмущенно уточнил он, вертя альбом в руках.
— Это все, что я сделала на данный момент, — пробормотала я и опустилась на колени, чтобы собрать выпавшие из сумки вещи.
Когда я поднялась, мистер Блай свирепо смотрел на меня из-под кустистых бровей.
— Это все, что вы успели за три дня? — тихо и одновременно с угрозой в голосе спросил он.
— Д-да, — произнесла я, заикаясь. — Но я зафиксировала все данные, которые понадобятся для выполнения задания. Видите, здесь у меня цветовая схема. А на этой странице я практиковалась в технике наложения мазков…
Он прикрыл глаза, потер лицо обветренными морщинистыми руками, а затем тихо выговорил два слова:
— Вон отсюда.
— Что? — переспросила я, сомневаясь, правильно ли расслышала.
— Вон! — завопил он. — Вон! И не возвращайтесь до тех пор, пока не докажете, что серьезно относитесь к своему образованию! Можете начать с того, чтобы завести новый альбом.
Мои щеки горели от стыда, я ужасно смутилась и съежилась перед мистером Блаем. Мне следовало проводить больше времени в галерее, но я позволила соблазнам отвлечь себя. Вечеринки, любовь… Лондон словно зачаровал меня, и я утратила способность мыслить здраво; я впустую израсходовала отпущенные часы, бегая за мужчиной, который никогда не сможет стать моим, и тем самым только приблизилась к браку с Чарльзом.
Я прижала альбом к груди и помчалась к лестнице, не смея ни на кого оглянуться. Спускаясь с утеса и торопясь уйти как можно дальше от Сент-Агс, я страшно злилась на себя; слезы заливали глаза, застилая туманом все вокруг. Я свернула на дорогу, которая вела прочь от бухточки. Как хорошо было бы прямо сейчас отправиться к потайному озеру! Александр говорил, что, когда ему приходится туго, это место помогает взглянуть на ситуацию под другим углом. Но даже мысль об этом причиняла мне боль. И я побрела домой.
Там, на маленьком столике в холле, меня ждал большой конверт. Забрав его, я поднялась в свою спальню, села на кровать и вскрыла его. На колени мне выпал экземпляр журнала «Тэтлер», и я удивленно заморгала. Затем заглянула в конверт и нашла там записку от мамы:
«См. с. 22».
Я перевернула записку, но там больше ничего не было, поэтому я перелистала журнал до указанной страницы. И пропустила бы ее, если бы не черные глаза Нины, которые привлекли мое внимание. Она смотрела на меня с зернистой фотографии, а рядом с ней Тремейны и я сама — в тот момент, когда мы в сильном подпитии выходили из «Клуба молокососов» в мой день рождения. Взяв журнал трясущимися руками, я прочла подпись: «Семья Тремейн, в компании редко навещающей столицу мисс Нины Госфорд и неизвестной подруги, выходят из „Клуба молокососов“, который пользуется дурной репутацией». Я напряглась, пытаясь восстановить в памяти тот вечер, но не могла вспомнить, видела ли фотографов. Впрочем, я была пьяна и думала о более насущных вещах. По крайней мере, моя личность не раскрыта. А вот имя Нины указано. На меня накатила волна паники: что будет, если ее родители увидят эту фотографию? Я бросилась через коридор и начала стучать в ее дверь.
— Нина, ты там? — Я звала и стучала все более настойчиво, но ответа не дождалась.
Я ходила по лестничной площадке, пытаясь сообразить, что делать дальше. Понятно, почему мама прислала мне журнал: это предостережение. Еще один подобный промах — и мне не поздоровится. Слава богу, она не знала о приеме в саду у Тремейнов! Но тут меня осенило: а что, если Чарльз увидит этот журнал и сложит два и два? Я плохо его знаю, но вряд ли ему понравится, что его дурачили. Попытается ли он погубить мою репутацию, чтобы откреститься от меня? Именно так поступил Дики с Ниной. Все это время я беспокоилась о намерениях Александра, тогда как намерения Чарльза могут оказаться куда как хуже, если он почувствует, что им пренебрегли.