Я вспомнила, как Генри посоветовал мне помириться с Александром. Я так плохо чувствовала себя после нашей ссоры на вечеринке. Возможно, это был мой последний шанс отпустить его с миром.
— Я позвоню тебе, когда вернусь в отель, — произнесла я спокойно. — Мы остановились в «Савое».
— Мне очень хотелось бы, чтобы ты позвонила.
Он улыбался, и на какую-то долю секунды мне показалось, что он вот-вот протянет руку и дотронется до меня. Моя кожа зудела в предвкушении его прикосновений, но в этот момент кто-то окликнул меня с другого конца галереи, и он чуть отстранился. Оглянувшись, я поняла, что прибыл фотограф из газеты, и Нина подзывала меня к себе. Я в замешательстве перевела взгляд на Александра.
— Ступай! — велел он. — Поговорим позже. Я буду в доме тетушки…
— Это тот, о ком я думаю? — прошептала Нина, когда мы позировали для фотографии на фоне стены галереи.
— Угу, — пробормотала я, улыбаясь в камеру.
— Что ему нужно? — спросила она, резко повернувшись ко мне, и фотограф тут же запротестовал. — Простите! — Нина снова приняла красивую позу, но взгляд ее постоянно обращался ко мне.
— Не знаю, — процедила я сквозь оскал улыбки; мои щеки уже дрожали от напряжения. — Он попросил меня о встрече сегодня вечером.
— А ты хочешь его видеть? — поинтересовалась Нина. Я подняла на нее глаза, и она кивнула. — Конечно, хочешь.
— Леди, пожалуйста! — воскликнул фотограф, и мы, перестав переглядываться, уставились в камеру.
— Так что же ему все-таки нужно? — продолжила пытать Нина.
— Не знаю. Но Генри как-то загадочно говорил о нем… У меня пока что нет полной картины. Однако я планирую все выяснить… — Я пожала плечами. Казалось, будто в моей груди пытался захлопать крыльями маленький раненый птенец.
Глава 39
Выставка закончилась, когда не осталось ни капли бесплатной выпивки и наконец ушли последние посетители.
— Пока! Спасибо, что пришли! — крикнул Эдди и, помахав задержавшимся гостям, закрыл дверь. — Несчастные любители выпить на халяву, — проворчал он. — Есть ли что-нибудь такое, чего люди не сделали бы за даровой стакан вина комнатной температуры?
— Я вряд ли могу их осуждать, — заметила Нина, приподняв брови. — На свете мало такого, на что я не согласилась бы за бесплатную выпивку.
Эдди фыркнул и обнял ее. Я пошла вдоль стен зала, в последний раз осматривая картины.
— Кажется, мы продали все. — С острой болью потери я взглянула на ярлычок «Продано», прикрепленный к моей работе. Но напомнила себе, что должна привыкать к этому, если собираюсь стать художницей.
— Итак, Сент-Агс спасена, — с тихим вздохом констатировала Бэбс. — Мы все остаемся.
— Но тебя-то не будет, — возразила Нина, скрестив руки на груди. — Ведь ты отправляешься в Париж.
— Я же уеду только на лето! — принялась оправдываться Бэбс. — Я не смогла бы расстаться с Корнуоллом навсегда, это мой дом. Вернусь в сентябре, и мы снова будем вместе.
— Да, кстати… — начал Эдди с виноватым видом и вынул из кармана сложенное письмо.
— Что это? — любопытная Нина забрала листок из его рук.
Она читала молча, с бесстрастным выражением лица вдаваясь в детали, а закончив, пронзила Эдди взглядом черных глаз. Он занервничал, но Нина вдруг расплылась в улыбке и заключила Эдди в объятия. Я вздохнула с облегчением.
— Ах ты хитрая лисица! Почему же ты раньше ничего не сказал? — спросила она укоризненно.
— После всего, что случилось, я не хотел покидать тебя, — серьезно ответил Эдди, и она задержала на нем внимательный взгляд.
— Эдди, я меньше всего желала бы стать для тебя бременем, — взволнованно произнесла она. — Ты очень много для меня сделал, и теперь тебе пора побыть немножко эгоистом.
— В чем дело? Что натворил Эдди? — Бэбс выхватила у Нины письмо.
— Всего лишь поступил в Королевский колледж искусств, — с гордостью пояснила сияющая Нина и перевела взгляд на меня. — Ты знала об этом?
— Возможно, догадывалась, — осторожно призналась я и тоже обняла Эдди, взъерошив аккуратные волны его прически. — Поздравляю, Эдди!
— Ну, хватайте свои пальто, — усмехнулся он. — Идем отмечать. А уборка подождет.
Попрощавшись с Сэмюэлом, мы вышли в пронизывающе холодную ночь, осторожно ступая по обледеневшему тротуару. Эдди привел нас к какой-то двери в двух шагах от галереи и трижды постучал. Дверь со скрипом открылась, и из-за нее выглянула суровая женщина лет сорока с небольшим, в цветастой ночной сорочке, но с аккуратной прической. Я дрожала от холода, с недоумением разглядывая странный наряд, но тут женщина заметила Эдди. На лице ее появилась широкая улыбка, и она раскрыла ему объятия.
— Эдди Кросби! Сколько же мы не виделись? — вскрикнула она, впуская нас внутрь. Затем сбросила ночную сорочку, под которой обнаружилось роскошное черное платье с блестками. — Простите за холодный прием. В этом месяце у нас дважды были облавы, так что лучше перестраховаться.
Я покосилась на Нину, но она только подмигнула мне. Конечно, для нее подобные места не в новинку, и информация об облавах ее нисколько не напугала. Я прикусила язык и просто понадеялась, что на этот раз меня не поймает объектив фотографа. Впрочем, с нами не было Тремейнов, поэтому мы вряд ли могли заинтересовать репортеров.
Эдди обнял женщину за плечи:
— Приятно видеть тебя, Билли. А Джимми сегодня играет?
Она указала на ведущую вниз лестницу, откуда до нас доносились волнующие звуки саксофона.
— Разве ты его не узнаешь? — усмехнулась она.
— Конечно! — ответил Эдди. — Да, я действительно слишком давно не бывал в Лондоне.
— Ты знаешь дорогу. — Она махнула рукой в сторону лестницы.
— Кто такой Джимми? — спросила я, когда мы спускались в теплое нутро джаз-клуба, окутанное табачным дымом.
— Просто старый друг, — загадочно произнес Эдди с лукавой улыбкой.
— Скорее, старая любовь, — прошептала мне на ухо Бэбс.
Помещение клуба тонуло в полумраке, его освещали только мерцающие свечи, стоявшие в красных баночках на каждом столике. На небольшой приподнятой сцене какой-то мужчина — наверное, Джимми — вдохновенно играл на саксофоне. Все столики были сдвинуты к стенам, и на танцполе в такт музыке покачивались пары. Мы вчетвером уселись за свободный столик и заказали коктейли.
— Это место — один из самых тщательно хранимых секретов Лондона, — пояснил Эдди. Нам принесли напитки, и мы чокнулись.
В любой другой день мне здесь обязательно понравилось бы, но в этот вечер душа была не на месте. Мои глаза следовали за танцующими: каждый из них смотрел на партнера так, словно в мире существовали лишь они двое. Мне следовало бы пребывать на седьмом небе из-за успеха нашей выставки и моего личного успеха — ведь я отстояла свои права перед родителями и сказала им, что не вернусь домой. И сейчас меня окружали лучшие друзья. Но почему-то, наблюдая за кружащимися парами, я чувствовала себя одинокой и потерянной.
На сцене к саксофонисту Джимми присоединилась красивая молодая женщина со светло-коричневой кожей и длинными каштановыми волосами. Она подошла к микрофону и запела — голосом тягучим и сладким как мед:
Как ярко звезды светят над тобой,
И нежно шепчет ветерок ночной:
«Я тебя люблю»…
Я грустно улыбнулась этой жестокой иронии: в голове моей и так уже не было места ни для чего, кроме Александра и моих чувств к нему. Я опустила взгляд в свой бокал, в котором кружились льдинки. Друзья оживленно беседовали. Мужчина с веснушками и медной шевелюрой приблизился к нашему столику и пригласил Бэбс на танец. Радостно вспыхнув, она приняла его руку, и мы с Ниной и Эдди обменялись заговорщицкими взглядами. Бэбс, похоже, привлекает мужчин определенного типа, а они — ее. Вскоре высокий мужчина с оливковой кожей увлек за собой Эдди, и тот последовал за ним с большой охотой. Какое-то время мы наблюдали за тем, как они танцевали. Я комкала салфетку и рвала ее на клочки. Певица на сцене продолжала терзать мое сердце, ее красивый голос пронзал меня и наполнял тоской.
— Берди, тебе пора, — вдруг сказала Нина, и я удивленно подняла на нее глаза. — Ты же планировала увидеться сегодня вечером с Александром, — добавила она, приподняв бровь.
— Я не хочу оставлять тебя одну, — возразила я, но она улыбнулась, теребя кольца на пальцах.
— Я большая девочка и могу позаботиться о себе. — Она глотнула мартини. — Ступай и выслушай его. Иначе всю ночь будешь умирать от неизвестности. Иди же, пока не вернулись остальные. Я извинюсь за тебя.
— Ты действительно лучшая подруга, я о такой могла только мечтать! — пылко произнесла я, поцеловала Нину в щеку, а затем схватила пальто и устремилась к лестнице.
В отель я вернулась после полуночи — измученная, но на взводе. Я все еще была взбудоражена успешной выставкой, а мысль о скорой встрече с Александром дополнительно наэлектризовывала меня. Закрыв за собой дверь спальни, я прислонилась к косяку и глубоко вдохнула. Что бы ни случилось, у меня все хорошо, у меня все будет хорошо. Я села на большую кровать, и рука застыла в нерешительности над телефоном. Набравшись мужества, я сняла трубку и попросила оператора соединить меня с резиденцией Тремейнов в Челси. Александр ответил после первого же гудка.
— Я только что вернулась, — прошептала я. — Понимаю, что уже слишком поздно. Просто подумала, что нужно позвонить и сообщить тебе. — Накручивая провод на палец, я с тревогой ожидала ответа.
— Я сейчас приеду. Встречай меня в вестибюле через двадцать минут, — сказал Александр и прервал звонок.
Я положила телефонную трубку, терзаемая беспокойством. Из столь краткого разговора было невозможно понять его намерения. Минуты медленно тянулись, и я расхаживала по комнате, гадая, о чем таком он хотел поговорить, что не могло подождать до утра. Прождав пятнадцать минут, я в нетерпении накинула пальто на свое красивое платье с колибри и спустилась в вестибюль. И как раз в эту минуту увидела Александра, который проходил через вращающиеся двери, всматриваясь в лица задержавшихся постояльцев отеля. Наконец его глаза встретились с моими, и