Прекрасные незнакомки — страница 31 из 46

Хозяин и слуги засуетились вокруг отменно одетого господина с вышколенным слугой и чемоданами самого известного мастера, которые вынесли из великолепного экипажа.

Во дворе гостиницы начался «балет», состоящий из поклонов и приглашений, за которым с грустью наблюдала миссис Питкерн, стоя на деревянной галерее второго этажа. Толстый хозяин только что грозно объявил ей о завтрашнем выселении, собираясь выбросить ее и детей на улицу, а теперь стелился как трава и говорил голосом слаще меда. А она этим вечером не могла рассчитывать даже на самый скудный ужин и не знала, чем накормить детей, которые плакали от голода в комнате. «Вот если бы, – думала она, – этот приезжий господин, который так богат, проявил участие к моей несчастной судьбе…»

И вдруг глаза ее широко раскрылись, она едва не вскрикнула от изумления и стала вглядываться еще пристальнее, боясь ошибиться. Но она не ошиблась: несколько жеманный белокурый денди с длинными волосами и тросточкой с золотым набалдашником был Казимир. Тот самый Казимир Бекер, которого воспитывала и обожала госпожа де Жанлис, знаменитый виртуоз-арфист, пользовавшийся теперь повсюду успехом. Памела больше не колебалась, она поспешила вниз ему навстречу.

Казимир расположился за лучшим столом у самого камина и ждал ужина, когда к нему подошла женщина, чье лицо показалось ему знакомым. Женщина посмотрела на него глазами, полными слез.

– Вы меня не узнаете? – спросила женщина. – Мы виделись с вами в Гамбурге, несколько лет тому назад. Вы были вместе с моей приемной матерью, графиней де Жанлис и…

Он не стал ждать продолжения, вскочил на ноги и поклонился.

– Леди Фицджеральд, вы здесь? Какой удивительный и великолепный случай порадовал меня встречей с вами?

– С вашей стороны очень любезно считать этот случай великолепным, но ко мне судьба жестока, особенно в последние времена, и я не раз пожалела, что не уехала в Париж с вами и моей дорогой старшей подругой, которая звала меня туда из Гамбурга…

Леди не стоило прилагать больших усилий, Казимир был готов ей помочь.

– Если я могу быть вам хоть чем-то полезен, леди… Памела, я ведь не ошибся? Прошу вас, считайте меня братом и воспользуйтесь моей помощью. Мне кажется, вы в большом затруднении, и если я вас оставлю, госпожа де Жанлис никогда не простит меня и будет права. Садитесь же рядом и расскажите мне все.

Казимир был действительно хорошим человеком и умел проявлять благородство на деле. Он не забывал, что своей блестящей карьерой обязан госпоже де Жанлис, терпеливо выслушал длинный рассказ своей «почти что сестры», пригласил ее поужинать с ним вместе и отправил ужин наверх детям, а когда рассказ о злоключениях был закончен, сообщил, что завтра намерен отплыть во Францию на яхте, которую предоставил в его полное распоряжение один из его друзей, князь Эстерхази.

– Я возьму вас с собой, – заключил он. – Мы поплывем вместе.

– Но это невозможно, мой друг. Меня осаждает свора кредиторов даже в этой гостинице, откуда меня собираются завтра выгнать. Они не позволят мне покинуть Англию. Меня ждет тюрьма. Если возможно, позаботьтесь о моих бедных детях.

– А я говорю вам, что мы поплывем вместе. И вы не дадите ни единого су этим скупердяям. Единственное, что вы должны сделать, – это покинуть нашу гостиницу сегодня ночью. Вот вам пятьдесят луидоров, чтобы расплатиться за постой. Затем вы оденете детей, и я отвезу их на яхту немедленно. А вас переправлю где-то около полуночи переодетой в мужскую одежду под видом моего слуги.

Все так и было сделано. Переодетую слугой Памелу тайно переправили на яхту и спрятали в трюме среди багажа на тот случай, если на яхту пожалуют с осмотром портовые власти. Но все обошлось, и яхта распустила паруса и помчалась к берегам Франции. Через несколько часов ее пассажиры, тайные и явные, уже были на берегу.

Пятнадцать лет Памела не была во Франции. Она покинула ее в разгар террора, а теперь ею управлял некий Наполеон I Бонапарт. Бедная эмигрантка не могла не вздохнуть с тоской, ступив на землю, которую любила, на которой была счастлива и где теперь была совершенно чужой.

По совету Казимира она никому о себе не объявила. Она и ее покровитель остановились в гостинице в Кале, он под своим собственным именем, она же под именем мадам Дюфур, горничной княгини Стархемберг. Остановились, и что же дальше? В императорской Франции для того, чтобы попасть в Париж, нужен был паспорт, и для иностранки было совсем нелегко его получить, так как закон относительно вернувшихся эмигрантов был необыкновенно суров.

Однако Провидение и на этот раз решило помочь Памеле. Благодаря господину Фуше, своему министру полиции, Наполеон был осведомлен обо всем, что происходило у него в стране. Очень скоро ему стало известно, кто именно скрывается под фамилией госпожи Дюфур. Наполеон дал Фуше распоряжение немедленно выдать Памеле паспорт, который позволит ей быстро добраться до Парижа.

– Женщина, так хорошо осведомленная об Англии, Ирландии, Гамбурге и Соединенных Штатах, может нам быть очень полезна, – объявил Наполеон. – Постарайтесь ее использовать.

Вот таким образом Памела Питкерн-Фицджеральд вновь увидела Париж, который когда-то так любила и где молодой девушкой пользовалась таким успехом. Париж… Где госпожа де Жанлис, чтобы сводить концы с концами, тоже демократично помогала господину Фуше, раскинувшему свою сеть по всей стране. Она пока еще спокойно жила в великолепной квартире в здании Арсенала, продолжая свои воспитательные эксперименты, заботясь о неведомо где подобранном сироте, которого назвала Альфредом в память о своем знаменитом романе «Сенклер, или Жертва наук и искусств». Заботы о сироте утешали ее, так как обожаемый Казимир постоянно отсутствовал, странствуя по миру вместе с арфой.

Фуше принял Памелу и предложил ей такое же безбедное существование с квартирой и солидным пенсионом взамен сведений, которые она сможет ему поставлять. Так для Памелы начался необыкновенно благополучный период жизни.

Поселившись в элегантной квартире неподалеку от улицы Мон-Блан, Памела зажила весьма приятной жизнью. Она отклонила предложение госпожи де Жанлис, которая хотела устроить ее рядом с Арсеналом. У Памелы не было ни малейшего желания снова жить с этой властной женщиной, которая всегда была для нее скорее школьной учительницей, чем матерью.

В первый раз в жизни Памела наслаждалась полной свободой, она была вдовой и распоряжалась как самой собой, так и своими доходами.

Семейство Фицджеральд заявило о себе на этот раз вполне определенно. Памеле был предложен пенсион, но она должна была отправить детей лорда Эдварда в Англию, с тем чтобы они были воспитаны в соответствии со своим рангом, так как новому герцогу Лейнстеру было возвращено все его достояние. Консул Питкерн также потребовал вернуть ему дочь, с которой хотел жить в Америке, воспитывая ее по-своему. Памела, оставшись без забот о детях, решила, что теперь ей ничего не мешает жить в свое удовольствие и попытаться вновь стать одной из королев Парижа.

К несчастью, время ее прошло, хотя она не пожелала этого заметить. Ее двадцать лет были далеко позади, и она оказалась совсем не в моде. К тому же и умом она не блистала, так что попасть в созвездие великих шпионок ей тоже не удалось. А поскольку услуги ее были невелики, то и доходы уменьшились. И снова настали времена, когда самыми частыми ее гостями стали судебные исполнители. Тогда-то Памела и обнаружила, что в ее распоряжении только пенсион Фицджеральдов и что у нее 30 000 франков долга.

Тогда она нашла для себя выход… Почерпнув его в одном из романов госпожи де Жанлис под названием «Лэнваль, или Благородная могила». Выходом этим было бегство, но совершенно необыкновенное, так, во всяком случае, думала Памела.

В общем, она исчезла, сняв под чужим именем комнатку у крестьян в пяти лье от Парижа. Всю неделю она занималась там рисованием и распевала романсы, а в воскресенье, выходной день для всех, в том числе и для судебных исполнителей, усаживалась в экипаж, ехала в Париж, веселилась, а ночью возвращалась к себе в деревню. Госпожа де Жанлис, которая сумела отыскать Памелу и сама проживала другой свой роман под названием «Дерзкая на вид женщина», втайне восхищалась подобным необычным образом жизни, но не могла не критиковать его вслух.

– Что за безумие! – восклицала она раскатисто. – Как можно подвергать свой покой таким испытаниям?! Живя вместе со мной, она наслаждалась бы покоем и счастьем, но нет! Она предпочла эту немыслимую авантюру. Какое несчастье, если женщине недостает здравого смысла!

Но, возможно, госпоже де Жанлис можно было бы кое в чем упрекнуть и себя? Неужели случайно ее «приемная» дочь стала маниакально подражать героиням ее неправдоподобных романов? Но, похоже, ни одна ни другая не замечали этого.

На этот раз судьба Памелы облеклась в помпезные одежды Реставрации. Возвращение Бурбонов спасло Памелу от судебных исполнителей Наполеона. Она не только вернулась в Париж с гордо поднятой головой, получив недурные апартаменты в Аббэ-ле-Буа, но еще была взята под опеку семейством Орлеанов. Эконом герцога, вполне возможно ее сводный брат, получил приказ заплатить все долги Памелы и в дальнейшем ведать ее благополучием.

Ничто отныне не мешало Памеле наслаждаться покоем, к которому она всегда так стремилась. Но увы! Не будем забывать о присущем ее сердцу романтическом авантюризме.

Памеле исполнилось сорок три. Красота ее увядала, и разумно было бы не стремиться к заоблачным высям, а довольствоваться тем, что удача и судьба послали ей. Но, к сожалению, как раз разума Памеле и не хватало.

Она не только позволяла себе говорить вслух, но и побуждала свое окружение настаивать на том, что она дочь казненного Филиппа Эгалитэ (что было, безусловно, правдой, но не всякая правда должна быть обнародована). Кроме того, она завела милую манеру вести себя как принцесса крови и требовать от окружающих соответствующего почтения. Дело кончилось тем, что Памела восстановила против себя не только семейство Орлеанов, а в особенности госпожу Аделаиду, но и госпожу де Жанлис, хотя именно она поначалу поощряла в своей «приемной» дочери ее амбиции, однако госпожа де Жанлис очень дорожила как своим положением, так и уважением своих знатных учеников. А Памела в очередной раз оказалась в весьма незавидном положении, потому что многие двери для нее закрылись.