Заметив небольшую группу мужчин, я сразу узнаю его среди них. Может потому что он тоже внимательно разглядывает меня своими голубыми глазами. Чувство ненависти и отвращения заполняют мое тело, как сосуд. На нем идеального кроя смокинг, а дорогие часы, на которые он поглядывает во время разговора, говорят о том, что у этого человека все расписано по времени.
Вероятно, преследования Линдси, а теперь и меня тоже.
Он извиняется перед собеседниками. Те медленно уходят, оставляя нас в этом патио одних. Я не боюсь этого человека, я ждал встречи с ним.
Буравя меня взглядом, он подходит и ко мне и оглядывает с ног до головы.
— Впечатляет? — Я провожу кулаком по лацкану своей белой рубашки от Ральфа Лорена.
Я веду себя, как ребенок — вызывающе. Но я не могу не съязвить, видя человека, который трахал мою девушку.
Он тихо смеется. От улыбки морщины на его лице становятся заметнее, но это не делает его уродом. Я считаю его стариканом лишь из ревности. Уверен, он может подцепить кучу любовниц. Но почему-то ему нужна только она.
— Дерзкий, молодой и… — медленно произносит Николас. — Глупый.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — цежу я сквозь зубы.
— Ты такой смелый, потому что пришел с папочкой?
Я смеюсь.
— Не задел. — Странно, что, не зная друг друга, мы разговариваем будто все наоборот. — Ты же знаешь, что у меня много вопросов.
Он кивает.
— Постараюсь ответить.
Ублюдок.
— Ты следишь за нами?
Он тихо смеется, сверкая белоснежными зубами.
— Я знаю все о Линдси. Но здесь мы встретились с тобой случайно.
— Что тебе от нее нужно?
— Разве не очевидно? Ты можешь пудриь ей мозги, но однажды она поймет, что ты обычный парень, который путается со всеми подряд и тратит денежки своего папы в клубах.
— Лучше заткнись, — советую я.
Он улыбается, его улыбка как оскал.
— Ты не знаешь, что ей нужно, а я знаю. Я готов дать ей время поиграть в студентку, но она вернется ко мне. К взрослому, самостоятельному мужчине.
— Который бросил ее из-за страха лишиться денег своего отца, — парирую я. — И кто из нас любит папочкины деньги?
Он заметно меняется в лице. Его челюсть ходит ходуном, очевидно, он не ожидал, что я знаю все.
— Не дерзи, мальчишка.
— А ты мне не угрожай. Я знаю все, и не фантазируй, что она любила тебя. Это было лишь неприятной частью ее жизни. Оставь ее в покое, она со мной.
Я могу слышать, как он скрипит зубами от злости.
— Ненадолго, — говорит он.
— Это угроза?
— Называй, как хочешь.
— Твои угрозы и звонки можно предоставить полиции.
Он снова смеется, будто я сморозил глупость. Наверное, так и есть.
— Полиция, — ухмыляется Николас. — Какой же ты еще пацан. Линдси не ребенок. Ты не представляешь, какая она. Играйте пока, а я никуда не денусь. — С этими словами он уходит.
Мне хочется броситься следом и разбить ее наглую физиономию. Но я буду действовать не так. Я научусь себя контролировать. Линдси моя, это он не знает ее. Чертов ублюдок.
Пока я мысленно поливаю его грязью и плююсь, расхаживая по дворику взад-вперед, мой карман начинает вибрировать. Я достаю телефон и вижу фото Линдси на экране.
— Кошечка, — поспешно говорю я, расслабляясь. И сразу начинаю обдумывать, говорить ли ей о Николасе. Мы думали, что он в Сокраменто сейчас. Там, где она. — Как ты?
— Я хочу вернуться, — тихо говорит она, и я слышу в ее голосе слезы.
— Что случилось, детка?
— Мой отец…
— Что?! — почти кричу я. Ударил? Закрыл? Боже, неужели я не увижу ее?
— Он долбаный Аль Капоне, — резко и со злостью рычит она.
Я судорожно соображаю, как ее отец может быть связан с американским гангстером, который умер почти семьдесят лет назад. Мозги работают как кубик-рубик, и когда одна линейка образует один цвет — меня озаряет. Она не знала.
— Что ты узнала и как? — спрашиваю я, стараясь оставаться спокойным.
— Мама мне все рассказала. Иэн, я не знала, мне не хочется здесь оставаться, — всхлипывает она, а я понимаю, что она действительно разбита.
Ее слезы, она не плачет, она всегда держит под контролем свои эмоции. Но у всякого контроля есть предел.
— Так, успокойся, милая. Я прямо сейчас заказываю тебе билет на самый ранний рейс, и встречу тебя утром здесь и больше никуда не отпущу. Как тебе план?
— Шикарный, — облегченно отвечает она.
— Хорошо. Ты мне все расскажешь утром. Утром, — с нажимом повторяю я. — Потерпи немного.
— Да, я так и сделаю, все нормально. — Кажется, ей удается взять себя в руки.
— Я не буду спать всю ночь, — признаюсь я. — Ты в порядке?
— Уже да. — В ее голосе улыбка. — Это все ты.
Я тоже улыбаюсь, и слова этого ублюдка Николаса быстро рассыпаются как карточный домик. Если он и задел меня некоторыми фразами, то сейчас я совершенно о них позабыл.
— Я жду тебя, детка. А сейчас отключись, чтобы я смог заказать тебе билет. Сам я это сделать не в состоянии.
Она снова тихо смеется тихим и ласковым смехом.
— До завтра.
— Пока. — Я несколько секунд слушаю гудки, затем быстро ищу в контактах «Американ эйрлайнс».
Линдси
Я кладу телефон на стол и делаю глубокий вздох, а затем выдох, чтобы успокоиться. Как только Иэн отключился, я снова начала чувствовать себя грязью…
Кто я? Что я значу для них всех?
Они называли меня ангелом. Они берегли меня. Затем втаптывали в грязь…
Я подхожу к трюмо в своей комнате и смотрю на свои фотографии в рамках, стоящих на нем. На выставке архитектуры в Сан-Хосе, на лошади с клюшкой на английских лугах. Фото, где я замираю в очередном пируэте на танцевальном конкурсе в Сан-Диего. Фото, где я сижу за фортепиано, натянуто улыбаясь в объектив, потому что в тот день, отец сказал, что они с мамой не смогут послушать мою игру, так как у мамы разболелась голова.
Неужели это все я? Эта девочка на фотографиях, кто она?
С размаху я сбиваю все фото с трюмо, стекло в рамках разбивается, и я топчу его голыми ногами, рискуя загнать осколок себе в ступню.
Кто я?
Девочка, которая трахалась с мужчиной, который возможно убил ее брата.
Ранее этим же вечером
Сегодняшний ужин еще тише, чем вчерашний. Вчера был день Благодарения, и к нам приезжал мамин дядя из Сан-Диего, так что разговор был в основном о делах и меня почти не спрашивали.
Сегодня за столом мы втроем: папа, мама и я. Папа несколько раз повышал на меня голос из-за моих пропусков и плохих оценок. Я молчу и не отрицаю.
Я действительно забросила учебу и полностью отдалась ощущениям, тем, в которых только Иэн. Он тоже начал пропускать, мы слишком много времени проводим в клубе или на очередных тусовках.
В Кроуне ходят сплетни, как я дерьмово влияю на квотербека «Орлов», и что последнюю игру они продули по моей вине. Вэл пытался поговорить со мной, но я отмахивалась, ссылаясь на то, что это ничего не значит.
Но в душе я понимаю, что так не может продолжаться. Мы не можем забросить все и проводить время так, как нам хочется. Если я не хочу учиться, это не значит, что я должна тянуть за собой Иэна. Он спортсмен, звезда Кроуна, он умный и это его последний год в колледже. Я прихожу к выводу, что могу сделать его незабываемым, но не путем отчисления. Отныне мы будем планировать, а не срываться с бухты-барахты прямо с лекций в бар или спальню.
— Что ты можешь сказать в свое оправдание? — голос отца вырывает меня из моих грез.
— Мне нечего сказать. — Я так устала быть лучшей, так устала бояться собственного отца.
— Я заберу тебя оттуда, — морщась, говорит он. — Твоя мать была права — было плохой идеей отправить тебя в Лос-Анджелес. Ты распустилась еще хуже.
Мама молчит. Я до боли сжимаю вилку в руке. Спокойно. Ничего нового ты не услышала.
— Мне… — я слегка запинаюсь, — хотелось бы остаться в Кроуне. У них хорошая музыкальная программа.
Отец усмехается. Густые седые брови «плавают» на его лбу, когда он смеется.
— Музыка? С какой стати?
— Я всегда играла, — робко отвечаю я. — Ведь так, мама? — Я смотрю на нее, но она активно гоняет горох по тарелке. — Я знаю наизусть все произведения Рональда. Хочу быть, как он.
Отец с шумом ставит бокал на стол.
— Ты его даже не знала, — выплевывает он.
— Гейб, прошу тебя, не надо, — умоляюще просит мама.
Я чувствую, как в горле образуется комок от его жестоких слов.
— Это не моя вина.
Лицо отца ожесточается. Мама резко встает и уходит, и я слышу ее всхлипы.
Мне хочется закричать или вовсе исчезнуть. Зря я приехала, это было плохой идеей.
— Если ты не возьмешься за ум, я тебя заберу и отправлю дальше. Ты должна учиться, Линдси.
А ты должен простить меня, — кричит голос в моей голове голос. — Ты же любил меня.
— Я буду, — говорю я и встаю из-за стола.
У меня нет сил выносить это. Я не хочу спорить. Знаю, что обещала Иэну, что расскажу отцу о Николасе, но… не могу. Лучше преследования Николаса, чем холодность отца.
Я извиняюсь и выхожу из столовой. Ноги несут меня на второй этаж и останавливают у высокой двери маминой спальни. Дверь немного открыта, и я слышу ее плач.
— Мама. — Я осторожно открываю дверь и делаю нерешительный шаг.
Здесь приглушенный свет, мама сидит на большой кровати, украшенной лиловым балдахином, и вытирает слезы.
— Мамочка. — Я оказываюсь на коленях у ее ног и вглядываюсь в ее уставшее и морщинистое лицо. — Я тоже люблю Рональда, хотя и не знала его.
— Знаю. — Ее плечи вздрагивают от всхлипов, и одна рука ложится на мою голову.
От этого простого жеста мое тело наполняется таким спокойствием, как же мне не хватало ее ласки.
— Мама, — осторожно говорю я. — Ты ведь не ненавидишь меня?
Мой вопрос заставил ее плакать громче. Она прижимает мою голову к своей груди.
— Конечно, нет, милая. Я люблю тебя, ангел мой.