Прекрасные сломанные вещи — Сара Барнард — страница 3 читать онлайн бесплатно

14

За неделю до Рождества Тэрин рассталась с бойфрендом. Казалось, это удивило меня одну.

– А я как раз думала недавно, что они теперь меньше времени проводят вместе, – сказала мама.

Мы вдвоем паковали подарки моим двоюродным братьям и сестрам, а Тэрин в гостиной рыдала по телефону своей подруге.

– Но они встречались два года. Разве это ничего не значит?

– Большую часть этих двух лет они были счастливы, – сказала мама. – Думаю, это важно.

Я состроила гримасу.

– Как-то оно того не стоит.

– Почему? – с улыбкой спросила мама. – Потому что заканчивается?

– Ну, типа да.

– Тогда давай не будем праздновать Рождество, – серьезно предложила мама. – Оно ведь тоже заканчивается.

Я закатила глаза:

– Сарказм тебе не идет, мам.

– Моя милая девочка. – Мама приобняла меня за плечо. – Это хороший урок, и его лучше выучить на чужом примере: иногда отпускать людей так же важно, как и держать. Это хорошо, что Тэрин разорвала отношения, если они перестали ее радовать. Я ею горжусь.

– Но она просто зря потратила время.

Меня охватило разочарование.

– И теперь она несчастна. В чем смысл, если в итоге ей пришлось отпустить эти отношения? Разве не лучше быть с кем-нибудь, за кого стоит держаться?

– Люди могут всю жизнь так думать. Но люди, которых мы любим, приходят и уходят, Кэдди. И это не значит, что мы меньше их любили из-за этого.

Я попробовала обсудить все с Тэрин, но она отказывалась говорить про Адама. Вместо этого сказала она: давайте больше времени проведем с тобой и Рози – как раньше, когда мы были маленькими.

– И Сьюзан, – напомнила я.

– Ах да. Вас же теперь трое, я все время забываю.

Сьюзан поначалу до странного смущалась в присутствии Тэрин: когда мы пришли на предрождественский ужин в «Нэндос», она почти все время молчала, и говорили только мы с Рози. На следующий день Сьюзан с Сарой уезжали в Рединг, и Сьюзан избегала разговоров о поездке, даже когда мы были втроем. Я знала лишь, что они пришли к компромиссу и проведут праздники в гостинице вместе с семьей Сьюзан.

Когда принесли еду, Тэрин переключилась в режим старшей сестры. Я почти видела, как щелкнул переключатель.

– Так это, – сказала она Сьюзан, намазывая початок кукурузы маслом, – как у тебя дела? Сколько ты уже в Брайтоне?

– Нормально, – механически ответила Сьюзан. – Эмм, примерно пять месяцев.

– И как, справляешься?

Я услышала в голосе Тэрин привычную заботу, но Сьюзан, казалось, лишь растерялась.

– Да, ничего…

Тэрин улыбнулась.

– Правда? Значит, ты справляешься лучше меня. Я в твоем возрасте кошмар что вытворяла.

В глазах Сьюзан загорелся крошечный огонек.

– Честно?

– Ага-а-а… – Тэрин прикусила трубочку для напитка. – Скажи ей, Кэдс! Я же была кошмарной?

– Абсолютно кошмарной, – подтвердила я.

– Постоянно сбегала из дома, – пояснила Тэрин. – В школе хулиганила…

Она широко улыбнулась.

– Прямо не подросток, а клише. В мою защиту, у меня все-таки психическое расстройство. Но все же. За свое поведение все равно надо отвечать.

– А меня отец бил, – небрежно, в тон Тэрин, ответила Сьюзан.

– Хреново, – сочувственно ответила она.

Тэрин выставила кулак, и Сьюзан вежливо стукнула по нему своим.

– Моя болезнь тоже не сахар. Но посмотрите на меня теперь! – Она указала на себя куриным крылышком, которое держала в руке. – Я стала взрослым, адекватным человеком. Плачу налоги и все такое.

Рози поймала мой взгляд и широко улыбнулась. Улыбка сказала: «Твоя сестра – суперская». Я улыбнулась в ответ. Я знаю.

– Я это к тому, что ничего не длится вечно, – сказала Тэрин. – Даже когда кажется, что это навсегда. Ну, знаете? Особенно когда варишься в каком-нибудь аду.

Она улыбнулась обнадеживающе, ободряюще.

– Все с тобой будет хорошо, дорогая.

Тэрин всегда так разговаривала: дорогая, солнышко, красотка. Но по лицу Сьюзан было похоже, что с ней так не говорили никогда. А ведь моя сестра всего-то подбодрила ее и ласково назвала. Я такого почти и не замечала.

– Надеюсь, – ответила Сьюзан, и теперь в ее голосе звучала теплота. Вся настороженность пропала.

Рождество в том году прошло тихо. Родители чутко следили за настроением Тэрин: разрыв с возлюбленным мог ухудшить течение ее расстройства. Однако с ней было все в порядке: она как по часам принимала лекарства, пока проводила аудиенции с кем-нибудь из нас. Накануне Рождества она заснула у меня на кровати: крепко обняв меня, Тэрин рассказывала мне всякие глупые истории, словно мне по-прежнему было четыре года. Я не возражала.

На каникулах мы с Рози виделись каждый день, даже обменялись подарками в самый праздник, как делали каждый год с того времени, как умерла ее сестричка и Рози провела Рождество с моей семьей. Мы со Сьюзан каждый день болтали по телефону за исключением рождественского дня: она на сутки ушла с радаров, а потом появилась, словно ничего не случилось.

Вернувшись в Брайтон, она в тот же день пришла ко мне в гости, нагруженная подарками и жестяной банкой домашнего мятного печенья для моих родителей. Сара пришла с ней, они с мамой уселись пить кофе внизу, а Сьюзан пошла за мной на второй этаж. Рози уже была в комнате: растянувшись на кровати, играла в «Марио Карт».

– Привет, – сказала Сьюзан, садясь рядом и легонько хлопнув Рози по затылку.

– Привет, – ответила Рози, не отрываясь от экрана. – Как праздники?

– Ммм… – Сьюзан поджала под себя ноги и положила голову на колени.

Я заметила, что плечи ее поникли, а в глазах затаилась грусть.

– Ты-то сама нормально? – спросила я, перестав разворачивать подарки.

Сьюзан быстро кивнула и ободряюще улыбнулась.

– Конечно. Просто устала. Рада, что вернулась домой.

– Как там Рединг? – спросила Рози, все еще не отрывая взгляда от пиксельной версии себя.

Она не смотрела на Сьюзан и вряд ли заметила, что вопрос ее был не к месту.

– Не хочу об этом, – сказала Сьюзан небрежно и махнула мне. – Давай открывай!

Я сняла остатки оберточной бумаги: внутри была фоторамка, украшенная серебряными листьями и побегами. То же фото, что и на моем коллаже: мы втроем позируем на Брайтонском пирсе.

– Рози я подарила такую же, – зачем-то сказала Сьюзан.

С прежней улыбкой на лице я посмотрела на нее и увидела, что Сьюзан тревожно нахмурила лоб.

– Мне кажется, очень красивая фотография. Но тебе необязательно вешать ее, если…

– Я в восторге, – перебила я, и лоб Сьюзан разгладился. – Поставлю ее на полку. Спасибо!

Я села на колени и склонилась, чтобы обнять ее. Когда мы разжали объятия, я увидела у Сьюзан на шее тонкую цепочку с кулоном в виде крошечной птички.

– Как красиво! Подарок на Рождество?

Сьюзан улыбнулась.

– Спасибо! Да. От мамы. – Она опустила взгляд на птичку. – Это голубь. Что-то вроде обещания, понимаешь? Значит, ну, типа новое начало.

Вид у нее был такой довольный, что я ощутила в горле комок.

– Это теперь моя самая любимая вещь на свете.

Рози отбросила пульт на подушку и повернулась к нам.

– Значит, все прошло хорошо? – жизнерадостно спросила она. – Ну, с мамой?

Сьюзан опять замкнулась. Она отвернулась от нас и, сцепив пальцы в замок, сложила их на коленях.

– Мне правда не хочется об этом говорить.

Рози пожала плечами.

– Ну ладно. Кулон все равно миленький. И обещание, а? Это ведь хорошо?

– А как твое Рождество? – спросила Сьюзан в ответ.

Голос ее звучал резко, и вопрос вышел каким-то враждебным.

– Видимо, лучше, чем у тебя, – закатила глаза Рози. – Что, мне повиниться за это?

Я сидела, сжимая фоторамку, и молча наблюдала за ними. Рози вела себя как обычно: саркастичная, едкая, но со Сьюзан явно что-то было не так. Она смотрела на Рози ледяным взглядом.

– А другие подарки тебе подарили? – спросила я, пытаясь хоть немного разрядить обстановку.

Сьюзан тут же повернулась ко мне.

– Господи, Кэдди, что во фразе «не хочу об этом говорить» тебе непонятно?

– Эй, – резкий голос Рози прорезал комнату. – Со мной ты сколько угодно можешь быть стервой, но с Кэдди так разговаривать не надо.

Она привстала на коленях, и все добродушие ушло с ее лица. Теперь это была лучшая подруга, готовая броситься на защиту.

Напряжение все нарастало, потом достигло вершины и отступило так же быстро, как появилось. Сьюзан со вздохом посмотрела на меня.

– Прости.

– Все в порядке, – немедленно ответила я.

– Нет. Рождество получилось говняным, но теперь оно позади, и ты не виновата. Мне просто хочется побыть с подругами.

Она перевела взгляд на Рози, протянула руку и ткнула ее пальцем в плечо.

– Тебя, стервочка, это тоже касается.

Рози широко улыбнулась в ответ. К ее чести, она никак не прокомментировала наше примирение.

– Еще бы не касалось. – Она ткнула Сьюзан в ответ. – От стервочки слышу.

Гремучая змея у меня в груди опустила голову; я глубоко вздохнула. Сьюзан снова неуверенно мне улыбнулась, и я улыбнулась в ответ, стараясь вложить в улыбку все дружеское участие, какое могла. Рози подобрала один из пультов и помахала им в нашу сторону.

– Поиграем вместе?

Мы разместились на кровати так, чтобы можно было всем вместе смотреть на экран, и запустили самую простую трассу в «Марио Карт». Сьюзан сменила позу: теперь ее голова была у меня на коленях, а ступни – на ногах у Рози. В нашем распоряжении была целая спальня, но мы провели в такой позе весь день, пока не пришла Сара, чтобы позвать Сьюзан домой.

Новый год начался неспешно. Первые несколько недель нас постепенно стали нагружать домашкой, объявили результаты предрождественских экзаменов. У меня были одни пятерки и четверки. В обычной школе это сочли бы успехом, но и для моих родителей, и для моей школы это было причиной забить тревогу.

– Может, тебе поменьше времени проводить с подругами? – сказала мама, когда я принесла домой оценки.

– Почему это? – спросила я, заранее вступаясь за них. – Они-то тут при чем?

– Ну, это важный год, – сказала мама, словно я и так этого не знала. – Нельзя, чтобы ты отвлекалась от подготовки к экзаменам, Кэдди. Ты способна учиться на одни пятерки. Поэтому мы ожидаем от тебя пятерок. Что бы Сьюзан тебе ни говорила, а оценки важны.

До меня не сразу дошло:

– Подождите… что? Что говорила мне Сьюзан?

– Я просто надеюсь, что она не передала тебе свое пренебрежительное отношение к учебе.

Мама решила то ли проигнорировать мой вопрос, то ли истолковать его по своему желанию.

– После всех лет в частной школе будет очень печально за несколько месяцев все растерять.

Ее слова меня взбесили по двум причинам. Во-первых, что это за высокомерное осуждение моей подруги, о которой мама не знала ничего, кроме того, что Сара решила ей рассказать. Во-вторых, почему она считает меня такой внушаемой, что одна дружба с людьми, которых не заботит учеба, может свести на нет все родительские усилия, вложенные в мое образование.

– Ну, логика в этом есть, – тактично сказала Сьюзан, когда я пожаловалась им с Рози на невозможные родительские требования.

Разумеется, ту часть, где мама винила моих подруг, я решила не рассказывать.

– Наверное, учеба в Эстер стоит дофига?

– Тысячи фунтов, – сказала Рози. – И я не преувеличиваю. По несколько тысяч за четверть.

Я почувствовала, что краснею.

– Я вообще-то этого не просила.

– Ну и что? Все равно же получила, – прямолинейно возразила Рози.

Она относилась к моим элитистским страданиям с большой долей иронии.

– Наверняка от тебя ждут очень многого, – сказала Сьюзан. – Что ты поступишь в универ и все дела…

– Еще бы.

Мы даже не говорили об этом с родителями: они давно все за меня решили.

– Юриспруденция или что-то в этом духе.

Сьюзан поморщилась и посмотрела на Рози, словно ожидая от нее поддержки.

– Серьезно? Юриспруденция?

– Мне обидеться, что тебя это так удивляет?

– Но ты же знаешь, что это профессия, в которой надо спорить за деньги?

Я против воли рассмеялась.

– Да уж, не то чтобы очевидный выбор для Кэдди Оливер.

– А сама ты что хочешь делать?

Вроде такой простой вопрос.

– Не знаю. Юриспруденция подходит, наверное.

– Наверное? – Она улыбнулась во весь рот. – Это ведь твоя жизнь, Кэдди. Чего ты хочешь?

– В нашем возрасте мало кто знает, кем хочет стать, – оправдываясь, сказала я. – Сама-то ты знаешь?

– Нет, но я тот еще пример для подражания, – отмахнулась от меня Сьюзан. – Мне бы сначала с собой разобраться. Повезет, если я вообще доживу до совершеннолетия.

– Хватит драматизировать, – закатила глаза Рози.

Она потянулась, лежа на спине. Голова ее свисала с кровати, темные кудри касались пола.

– Может, нас всех завтра переедет автобус.

– Напомните, когда мы начали говорить о смерти? – спросила я.

У меня в памяти всплыло лицо Сары – тогда, перед Рождеством, когда она говорила, что Сьюзан может не вернуться домой. По просьбе Сьюзан я об этом больше не заговаривала, но это не значило, что у меня получилось забыть.

– Я буду заниматься бизнесом, – сказала Рози. – А ты, Кэдди, можешь быть моим личным ассистентом. Из тебя выйдет отличный ассистент. Организованный, въедливый.

– Боже, спасибо тебе огромное. Организованный и въедливый, значит?

– Думаю, тебе нужно стать психологом, – сказала Сьюзан, не давая Рози ответить. – Или психотерапевтом. Ну, кем-то таким, кто слушает других.

– А что, хорошая мысль, – сказала Рози, подтягиваясь обратно на кровать и переваливаясь на живот. – У тебя полно этой, знаешь, спокойной эмпатии.

«Спокойная эмпатия». Как хорошо сформулировано! А то с восьми лет я слышала нечто другое: что я была слишком пассивной, слишком мирной, хотя и очень милой. Так написали в моей первой школьной характеристике. Сейчас я была даже как-то растрогана. Мне никогда не приходило в голову, что в определенных обстоятельствах мои недостатки могут превратиться в достоинства.

– В общем, – оборвала нас Рози, садясь прямо и протягивая руку к папке на кровати. – Мы тут собрались не для того, чтобы обсуждать твои образовательные планы. Мы тут собрались для того, чтобы такие планы были у Сьюзан.

Сьюзан хмыкнула и закатила глаза.

– Планы на дальнейшее образование?

– На образование в принципе, – поправила ее Рози с притворной суровостью.

Мы сидели у нее дома, спасаясь от январской измороси, что молотила в окно все воскресенье. Рози взялась подтянуть Сьюзан по учебе: оценки у той, как оказалось, несколько месяцев неуклонно стремились вниз. Я пришла в качестве моральной поддержки, но пока что занималась лишь тем, что расставляла книги по алфавиту и поедала кукурузные чипсы. А потом отвлекла их нытьем о родителях.

– Где ты живешь? – спросила Рози, раскрывая папку.

– Хм… – Сьюзан послушно наморщилась, вспоминая ответ. – J’habite à Brighton, qui est un ville le sud de l’Angleterre.

– Dans, – сказала я.

– Что? – хором отозвались они.

– Dans le sud, – сказала я. – Dans le sud de l’Angleterre.

– Откуда тебе знать, если у тебя нет ответов? – раздраженно спросила Рози.

– Ну, у меня тоже есть французский, – ответила я.

– Частные школы, – преувеличенно громко прошептала Сьюзан. – Dans частная школа.

Я подняла глаза к небу, но все равно рассмеялась.

– А как по-французски будет «частная школа»? – спросила Сьюзан.

– Ну уж нет! – Рози решительно перегнулась через кровать и похлопала Сьюзан по лбу. – Не отвлекаться.

Рози посмотрела на меня.

– Не отвлекай ее.

– Merde, – безэмоционально проговорила Сьюзан и кинула на меня умоляющий взгляд.

– Разумеется, это ты запомнила, – сухо отозвалась Рози.

– Это всего одно слово. И короткое.

– А это всего несколько слов вместе. Ладно, следующий вопрос. Опиши свою школу.

– А почему ты спрашиваешь на английском? – спросила я. – Разве ей не надо знать, как звучат вопросы по-французски?

– Потихоньку, полегоньку, – ответила Рози. – Ответы нам важнее.

– Не надо мне полегоньку, – запротестовала Сьюзан. – Чего ты со мной нянчишься.

– Я бы не нянчилась, если бы ты выучила это все тогда, когда нам задали, – нравоучительно отозвалась Рози. Она посмотрела на меня. – А ты знала, что Сьюз может пожелать доброго утра и спокойной ночи на двенадцати языках?

– Правда?

– Ага. И, видимо, это важнее, чем подготовиться к настоящему экзамену по французскому.

– Я целую вечность назад их заучила, – возразила Сьюзан. – И да, такие фразы важнее, чем «У нашей школы большое футбольное поле». Нет, ну скажите честно. Когда мне это пригодится?

– Дело не в этом, – сказала Рози. – Важно не то, как полезна информация в принципе, а то, пригодится ли она на экзамене.

– Скажи «спокойной ночи» по-итальянски, – потребовала я.

– Buonanotte, – не задумываясь, выпалила Сьюзан и осклабилась. – Когда я…

– Эй, – перебила нас Рози в совершенном отчаянии. – Может, хотя бы вернемся к французскому? Ну давайте, а? Попробуй вот что: опиши свою семью.

– Фу. На это правда надо отвечать? – Сьюзан скривилась. – Я считаю, это дискриминация.

– Да просто расскажи про Сару, – сказала Рози. – Мою тетю зовут Сара, она работает в кафе… ну, все в таком духе.

– А разве не будет странно, что я говорю только про тетю?

– Ну, я сама говорю только про маму. – Рози пожала плечами. – И радуйся, так меньше запоминать.

– Может, если я начну говорить про семью, то меня пожалеют и поставят пятерку.

Рози внезапно нахмурилась и потянулась к лицу Сьюзан.

– У тебя что-то на лице. А, да это же маска жертвы.

Сьюзан, поднесшая было руку ко лбу, когда Рози начала говорить, разразилась хохотом.

– Ты такая сучка, – ласково проговорила она.

Рози снова откинулась назад, прислонившись спиной к стене. Она еле удерживалась от улыбки.

– Сучка, которая поможет тебе нормально сдать экзамены. Может, вернемся теперь к французскому? Ну пожалуйста?

15

Сьюзан почти не упоминала Сару, но я знала, что отношения у них напряженные с тех самых событий перед Рождеством. Я решила, что Сьюзан перестала сбегать из дома – она ведь больше об этом не говорила! – но оказалось, что во мне говорила моя наивность. Она больше не сбегала ко мне: наверно, решила, что предыдущая попытка была ошибкой. Но это не значило, что она вообще закончила свои вылазки.

Стоял февраль. Как-то вечером в среду я услышала стук в дверь. Было уже десять вечера: поздно для незваных гостей. Я навострила уши: интересно, кто это? Однако внимание мое поглощал учебник физики у меня в руках. Прошло больше минуты, когда я внезапно поняла, что голос принадлежит Саре. Я дернула головой, и учебник упал мне на колени.

Я соскользнула с кровати и прокралась в коридор, поближе к лестнице. Изо всех сил прислушиваясь, я пыталась разобрать слова. Голос Сары заструился мне навстречу.

– Не отвечает на звонки… думала, что она у себя… она так постоянно…

Я развернулась и заспешила обратно в комнату. Где же мой телефон? Я точно оставила его где-то на кровати… Телефон обнаружился под подушкой. Я прикоснулась к экрану и набрала номер Сьюзан. Гудок, еще один и еще.

– Алло? – голос у Сьюзан был какой-то странно запыхавшийся. – Кэдс?

– Эй, – быстро проговорила я, не спрашивая, где она и почему у нее такой странный голос. – Слушай, Сара у нас. Она знает, что ты снова сбежала. Иди быстрее домой, пока она не вернулась.

– Черт. Спасибо!

Она тут же повесила трубку, как я и думала.

– Пожалуйста, – проговорила я в затихшую трубку.

Я бросила телефон обратно на кровать, развернулась и взвизгнула. Мама стояла у открытой двери (я не успела ее захлопнуть) и наблюдала за мной, сложив руки на груди. Не отрывая от меня взгляда и едва поведя головой, мама позвала:

– Сара! Ее здесь нет. Но ей дали наводку, так что она, наверное, уже на пути домой.

Хмурое лицо Сары показалось из-за маминой спины.

– Наводку?

– Почему бы тебе не повторить Саре то, что ты только что сказала Сьюзан, Кэднам? – обманчиво спокойным голосом спросила мама.

Я лихорадочно пыталась вспомнить, что же я сказала и когда именно. Чем я смогу отделаться?

– Что ей надо возвращаться домой, потому что Сара ее ищет? – сказала я наконец, исполненная бесплодной надежды.

– Хорошая попытка, – сухо произнесла мама и повернулась к Саре. – Прошу прощения за то, что моя дочь превращается в потакателя.

В кого-кого?

– Прошу прощения, что моя племянница так плохо на нее влияет, – ответила Сара, глядя на меня с разочарованным видом. – Я знаю, что тебе кажется, будто так поступают хорошие подруги. Я знаю, что она сама уговорила тебя так поступать, но я вам обеим не враг.

Я неловко поерзала, надеясь, что она уйдет, и тогда мама просто наорет на меня – и мы все забудем. Но когда Сара ушла, никакого крика не последовало.

– Мне стоит беспокоиться о вас со Сьюзан? – спросила мама, заходя в комнату и садясь ко мне на кровать, будто ее кто-то приглашал.

Я молчала, удивляясь неожиданному повороту разговора.

– Эм… нет?

– Я знаю, что у них с Сарой не все гладко, и я знаю, что она привыкла приходить и уходить, когда ей вздумается. Но я не знала, что ты тоже имеешь к этому какое-то отношение.

– Да я вообще не… – запротестовала я.

– Нет? – во взгляде мамы читался скепсис. – А что это тогда за звонки?

– Ну… – начала было я, но потом замолчала. – Подожди. А откуда ты знаешь, что она часто сбегает из дома?

– Сара мне сказала, – ответила мама, словно это было что-то само собой разумеющееся. Вглядевшись мне в лицо, она рассмеялась. – Знаешь, взрослые тоже могут заводить друзей.

Как-то мне эта мысль не нравилась.

– И что, она рассказывает тебе про Сьюзан? – спросила я, словно у меня оставались какие-то сомнения.

– Кое-что, да, – уклончиво ответила мама. – Ну а теперь скажи-ка мне вот что…

Сердце у меня ушло в пятки, и я непроизвольно вздохнула. Мама проигнорировала мой вздох.

– Я думаю, это прекрасно, что ты хочешь дружить со Сьюзан. Правда. Я очень горжусь, что ты можешь быть хорошей подругой для девочки, которая в этом нуждается.

Словно Сьюзан была благотворительной организацией, и моя дружба с ней была пожертвованием, а не взаимным чувством.

– Но я надеюсь, что ты будешь вести себя разумно. И не пойдешь у нее на поводу. Я думаю, если ты правда хочешь быть хорошей подругой, то тебе надо постараться и ее тоже от такого отговорить.

– Ладно, – ответила я, надеясь, что мама уйдет.

– Я не собираюсь тебя наказывать, – продолжила она.

Я прикусила язык, чтобы не сказать какую-нибудь колкость.

– Однако если такое повторится, я еще подумаю, стоит ли позволять вам дружить.

– Мне не нужно твое разрешение для дружбы, – брякнула я.

Мама предупреждающе подняла брови.

– Я просто надеюсь, что ты не глупее, чем я думаю, и не пойдешь на поводу у бунтарки, какой бы обаятельной она ни была.

Мама ушла из комнаты. Вскоре экран моего телефона засветился: сообщение от Сьюзан.

– Меня ПОЙМАЛИ! Но спасибо за попытку. Ты лучшая. х

Я попыталась дозвониться до Рози, но поговорить с ней получилось только на следующий день.

– Вы только поглядите на нее! Звонит и предупреждает! – поприветствовала она меня. В голосе ее слышалось почтение. – Ничего себе.

– Предупреждает, только зря.

– Все равно круто. Сьюз была в восторге.

– То есть она тебе рассказала?

– Конечно.

– А где она была, ты не знаешь, случайно?

Меня по-прежнему беспокоил этот вопрос. Если она не была у меня или у Рози, где еще, черт возьми, ей пропадать?

– Она была с Диланом.

Пауза.

– С кем?

– С Диланом. Дилан Иверс.

– Что еще за Дилан?!

– Успокойся. Это чувак из нашего класса, с которым Сьюзан… ну, как бы это сказать… встречается? Тусуется? Ну, типа того.

Несмотря на холод, у меня по затылку разлился жар. Почему я об этом не знаю?

– И как давно?

– Ну, вроде начали до Рождества, кажется.

– До Рождества? – повторила я визгляво.

– Ну да. А что, она тебе не рассказала?

В жизнерадостном тоне Рози скользнула озадаченность.

– Нет, не рассказала.

– Ну, значит, она подумала, что это мелочи. Она явно по этому поводу не парится. Не переживай, ладно?

Теперь в голосе Рози звучала неподдельная тревога.

– Ты же не расстроилась, Кэдс? Эх, зря я вообще сказала. Я очень облажалась?

– Нет, нет, конечно.

Это я облажалась. Неудачница, которая ходит в другую школу. Идиотка, которая позвонила ее предупредить и даже не спросила, где она. Я-то думала, что значу что-то для нее.

– У них не то чтобы отношения, – сказала Рози, словно это было важно. – Они редко видятся вне школы.

Я попыталась вспомнить, сколько раз мы со Сьюзан виделись до Рождества и сколько у нее было возможностей рассказать мне про Дилана, с отношениями или без. Очень, очень много возможностей.

– И какой он?

– Дилан?

– Ага.

А кто еще.

– Ну, он ничего, – равнодушно ответила она.

– О, ну спасибо за информацию.

Она рассмеялась.

– Прости. Не знаю, что о нем сказать. Ну, то есть… он мне вроде как нравился.

– В смысле? До того, как понравился Сьюзан?

– Да нет. Типа одновременно.

– А она знала?

– Конечно. Но ему нравилась она, а не я, так что… – Она не договорила. – Ну и ладно, на здоровье. Мне кажется, он козлина та еще. Похоже, он обсуждает Сьюзан с друзьями, разносит о ней всякие сплетни.

Я была в таком прекрасном, спокойном настроении, когда позвонила Рози! Я была готова поделиться с ней рассказом о том, как едва не спасла Сьюзан. Однако разговор пошел совсем не так, как я ожидала, и я чувствовала себя потерянной. У меня в голове был образ Сьюзан, и теперь он как-то исказился. А вдруг я вообще ее не знаю?

– Но вы из-за этого не ругались?

– А, да нет, конечно. Ну, я немного удивилась, когда она впервые осталась у него, но это же Сьюзан. Я люблю ее, но она та еще шлюшка.

– Роз!

– А что? Это правда! Я понятия не имею, сколько у нее было парней из нашего класса и старше. А ведь она тут всего пять месяцев живет от силы!

– И все равно не надо называть ее шлюшкой.

– Ну, в лицо не буду. Но это же ты. С тобой я могу говорить честно, да?

Обычно это само собой разумелось, но на этот раз что-то в ее словах меня задело.

– Конечно, ты можешь быть со мной честной. Говори что угодно.

Рози тут же сменила тему разговора, как делала всегда, когда беседа становилась слишком эмоциональной. Она принялась рассказывать мне про двух парней из класса, которых поймали за корпусом физики, когда они курили косяки.

– Нет, Кэдди, ну ты представь, за корпусом по физике, вот дебилы!!!

Потом она принялась жаловаться на «Скотный двор»: им нужно было написать сочинение по этой книге. Сначала она сказала, как ее бесит тема сочинения – что-то там про пропаганду и пародию, – а потом, увлекшись, принялась пересказывать сюжет. Когда она яростно воскликнула «А потом они убили лошадь!», я перестала следить за ее словами и стала просто слушать голос: знакомые интонации, привычный ритм и паузы подруги, которая полностью захвачена разговором и болтает о чем вздумается.

Было уже около десяти вечера, когда я уговорила себя открыть нашу со Сьюзан переписку на «Фейсбуке».

Кэдди Оливер: Привет

Сьюзан Уоттс: Привет!:) Сьюзан Уоттс: Как дела? Кэдди Оливер: Мне нужно кое-что спросить.

Сьюзан Уотт: Я навострила уши.

Сьюзан Уоттс: Или руки.

Сьюзан Уоттс: Или глаза?

Кэдди Оливер: Почему ты не рассказала мне про Дилана?

Сьюзан Уоттс: Ох.

Наступила мучительно долгая пауза. Окошко то было пустым, то в нем возникало многоточие: это Сьюзан что-то писала. У меня от волнения начинало подводить желудок.

Сьюзан Уоттс: Рассказывать особо нечего.

Кэдди Оливер: Правда?

Сьюзан Уоттс: Я не то чтобы скрывала что-то. Просто разговор не заходил.

Я написала: «А как мне было завести разговор, если я не знала о его существовании», а потом удалила.

Кэдди Оливер: А друзья разве не рассказывают друг другу такое?

Сьюзан Уоттс: Не раздувай из мухи слона. Это мелочи. Поэтому я и не рассказала.

Кэдди Оливер: То есть причина была?

Сьюзан Уоттс: Боже.

Сьюзан Уоттс: Не хочу об этом переписываться.

Кэдди Оливер:?

Сьюзан Уоттс: Я нервничаю. Может, поговорим, когда увидимся?

Кэдди Оливер: Ладно.

Сьюзан Уоттс: Ты на меня злишься?

Мне хотелось написать: «Да, злюсь. Потому что друзья рассказывают друг другу все, даже (особенно?) мелочи». И еще: от мысли, что я позвонила ей, когда она была с парнем, о котором я даже не знала, я чувствую себя идиоткой. Я написала: «Нет».

Сьюзан Уоттс: Точно?

Кэдди Оливер: Да.

Сьюзан Уоттс: Если злишься, лучше скажи.

Кэдди Оливер: Ладно.

Сьюзан Уоттс: А ты бы хотела, чтобы я сказала тебе, если злюсь?

Кэдди Оливер: Наверное.

Сьюзан Уоттс: Я злюсь.

Кэдди Оливер: Что? Почему? На меня?

Желудок у меня болезненно сжался; сердце заколотилось. Ладони похолодели и взмокли. Я совершенно не умела ругаться – по интернету или вживую, неважно. И меня совсем не успокаивало, что Сьюзан жила на другой улице. Я все равно ужасно нервничала.

Сьюзан Уоттс: Почему ты разговариваешь про меня с Рози за моей спиной?

Кэдди Оливер: Мы не говорили о тебе.

Сьюзан Уоттс: Да ладно??

Кэдди Оливер: Я не это хотела сказать. Подожди.

Сьюзан Уоттс: Жду.

У меня в горле застрял комок. Я занесла пальцы над клавиатурой. Интересно, если я сейчас отключу модем и потом скажу, что связь пропала, она мне поверит?

Кэдди Оливер: Мы говорили про вчерашний вечер, и я спросила, знает ли она, где ты была, когда я позвонила.

Сьюзан Уоттс: А меня ты спросить не могла?

Кэдди Оливер: А ты бы мне сказала?

Сьюзан Уоттс: Конечно!

Кэдди Оливер: У меня не было времени спросить

Сьюзан Уоттс: А потом? СМС? «Фейсбук»?

Кэдди Оливер: Прости

Сьюзан Уоттс: Вот и все.

Сьюзан Уоттс: Просто будь честной. Я знаю, что ты злишься, что я не рассказала тебе про Дилана. Просто скажи.

Кэдди Оливер: Я не злюсь.

Сьюзан Уоттс: Кэдди! Да бога ради. Мы же подруги. Можешь сказать мне что угодно. Если я буду знать, что ты злишься, я попрошу прощения, и мы забудем. А если не скажешь, я тут сижу такая… Кэдди злится на меня?

Кэдди Оливер: Я знаю.

Кэдди Оливер: Можешь мне в следующий раз рассказать? Чтобы я не услышала от Роз? А потом не разозлила тебя?

Сьюзан Уоттс: Да.

Кэдди Оливер: И не огорчайся, что мы с Рози немного поговорили про тебя. Такое случается, правда? Уверена, вы говорите обо мне, когда меня нет рядом.

Сьюзан Уоттс: Может, и говорили бы, если бы было о чем.

Она словно протянула руку сквозь экран и влепила мне пощечину. Потрясенная ее словами, я замерла над клавиатурой. Жаркая волна плеснула мне на шею и поползла дальше, на лицо. Смехотворные, жалкие слезы подступили к глазам, и я сморгнула.

Одновременно с этим я думала: «Ты слишком бурно реагируешь, успокойся, почему ты плачешь, люди постоянно такое говорят. Не плачь».

Под именем Сьюзан опять появилось «…». Я запаниковала: мне не хотелось видеть ни очередного оскорбления, ни даже извинения. Я закрыла страницу. Несколько секунд я таращилась на экран, раз за разом прокручивая в мыслях ее слова.

Нет ничего хуже, когда друг не просто обнажает твои самые глубокие комплексы, а бросает их тебе в лицо. Я знала, что не вызываю интереса, что в моей жизни не происходит ничего, что бы хоть сколько-то волновало окружающих. Я всегда переживала, что из-за этого кажусь людям скучной и что про меня думают что-то вроде «Кэдди Оливер? Милая, но пресная». Оказалось, что так оно и было.

Мало того: мне казалось, что мы почти закончили нашу крошечную ссору и вот-вот помиримся. Я была совершенно не готова к ее словам. И, что хуже всего, я не думала, что Сьюзан может так внезапно, так неожиданно сказать настолько мерзкую вещь. Не просто подколоть меня или посмеяться – это как раз было бы нормально, – но нарочно задеть. Я бы в жизни ей такого не сказала. Что же это говорило о ней самой? Мой телефон загудел. Я посмотрела на него в нерешительности, но все же открыла сообщение.

«Черт. Прости меня. Зря я это сказала. Я не хотела. Позвони мне пожалуйста? Сьюз х».

16

Четыре сообщения, шесть пропущенных вызовов и просьба от Рози («Сьюз сказала передать тебе, чтобы ты ей позвонила. Люблю, Роз х,). Наконец, когда я уже готовилась ко сну, Сьюзан сдалась. Телефон наконец замолчал; батарея почти разрядилась. Я подключила его к зарядке, положила на тумбочку и легла спать.

Через пару часов меня разбудил звонок: телефон все громче гудел мне с тумбочки прямо в ухо. Я осоловело потянулась к нему, моргая от яркого экрана. Сьюзан. 1:37 ночи.

Я все еще не была уверена, что не сплю, и ответила на звонок.

– Э… алло?

– О боже, я так рада, что ты проснулась. Я подумала – ну, вот прямо сейчас, и было уже поздно, – что, может, ты поставила телефон в беззвучный режим.

– Ты о чем? Почему ты звонишь?

Мой голос осип ото сна, Сьюзан же бойко щебетала, словно день был в самом разгаре.

– Я снаружи, подходи к окну, я у твоего окна, – протараторила она.

– Ты снаружи? – тупо повторила я и присела в кровати.

Я не сделала никакой попытки пододвинуться к окну.

– Угу.

– Почему ты снаружи?

– Ты не отвечала на мои звонки.

– Ты знаешь, который час?

– Конечно. Я бы пришла раньше, но надо было ждать, пока Сара не заснула. Чтобы она не услышала, что я ухожу. Ты у окна? Я тебя не вижу.

Я подошла к окну. Увидев меня, Сьюзан помахала мне, словно это было совершенно обычным делом.

Она сказала в трубку:

– Привет! Можешь выйти на минуту?

– Ты сейчас серьезно?

– Да, выходи, и мы сможем поговорить.

– Ты с кукухой не дружишь. Знаешь ведь, да? Почти два ночи. Я не пойду на улицу говорить с тобой.

– Ого, а в ночи ты гораздо увереннее в себе. Пожалуйста, выходи. Мне правда надо с тобой поговорить. И я принесла печеньки.

Она подняла коробку и помахала ею в воздухе.

– Я вешаю трубку.

– Ладно, но только если это значит, что ты сейчас выйдешь. Я подожду.

Она повесила трубку первой и уселась в траве, явно показывая, что она не шутит и будет ждать, пока я спущусь.

Я легла обратно и попыталась забыть о ней, но у меня не получилось. Не прошло и трех минут, как я уже набросила куртку поверх пижамы и полезла из окна. Сердце у меня колотилось. Я пыталась вспомнить, как она забралась ко мне по гаражу в прошлый раз.

Увидев, что я спускаюсь, Сьюзан вскочила на ноги и подошла к гаражу. Коробку она оставила на траве.

– Там есть уступ… А теперь схватись за трубу слева. Спускайся лицом вперед, потом упрись ногой в уступ и не выпускай трубу.

Думаю, не стоит говорить, что уступ я пропустила и неловко упала на асфальт.

– Не ударилась? – Она протянула руку, чтобы помочь мне встать.

– Мне нужна печенька.

Я потерла ушибленную руку.

– Они все твои, – рассмеялась Сьюзан с нервным облегчением. – Я уж думала, что ты не придешь.

– Я сама не знаю, зачем спустилась, – честно ответила я.

– Потому что ты хороший человек и верная подруга и ты хочешь дать мне шанс извиниться лично?

В голосе Сьюзан слышалась надежда. Я не успела ответить: она рванула назад, к коробке печенья, которую оставила в траве.

– Куда пойдем? – полушепотом спросила она через плечо. – На пляж?

– Пойдем? – повторила я, наблюдая, как она на цыпочках пробирается через траву.

На ней были балетки, легинсы и свободная рубашка. Если бы не шерстяная серая шапка, вы бы по ее виду никогда не подумали, что стоит холодная февральская погода. Сьюзан наверняка замерзла, но не подавала вида.

– Если мы будем говорить здесь, твои родители нас услышат, – вежливо объяснила Сьюзан. – Надо куда-нибудь пойти.

Она выжидающе подняла брови. Я молчала. Сьюзан развернулась на пятках и зашагала к дороге. Сама не зная почему, я последовала за ней.

Несколько минут мы шли молча. Она обнимала себя за плечи; я убеждала себя, что мне это не снится. Такое случалось со мной не каждый день.

Наконец Сьюзан остановилась у конца дороги, которая шла параллельно нашей, и присела спиной к каменной стене. Помедлив, я присоединилась к ней. Она открыла крышку коробки и протянула коробку мне. Я взяла печенье и надкусила: мягкое, шоколадное, восхитительное. Уже за одно это я была готова ее простить.

– Прости меня за то, что я сказала, – попросила Сьюзан, пока я жевала.

Она смотрела на землю, теребя рукава рубашки.

Я сглотнула.

– И ты пришла, только чтобы сказать это?

Сьюзан подняла взгляд.

– Конечно.

– Но сейчас же ночь на дворе, – медленно, словно обращаясь к ребенку, сказала я. – Можно же было подождать?

– Нет. – Сьюзан тоже взяла печенье и надкусила краешек. – Я так переживала, что тебе надоело и ты больше никогда не будешь со мной разговаривать. Что ты махнула на меня рукой.

– Конечно, не махнула. Не глупи.

– Но такое со мной уже было, – тихо воразила она. – Люди так поступают. Иногда.

Я ничего не сказала. Не знала, как поступить: то ли уверять Сьюзан, что я ее не брошу, то ли сообщить, что она вела себя как последняя сучка.

– Я знаю, что со мной тяжело, – мягко продолжила Сьюзан.

– Да, с тобой тяжело. – Я закатила глаза. – Никогда не думала, что у меня будет подруга, которая разбудит меня посреди ночи, чтобы прогуляться по Брайтону.

– Не забудь про печеньки. – Сьюзан слегка толкнула меня локтем. – Это ведь бонус.

– Да, тут ты права. Определенно бонус.

Я взяла еще печенье.

– Я понимаю, что тебе жаль, и я рада, что ты пришла извиниться, даже таким безумным способом. Но я все еще не могу понять, зачем ты вообще это сказала.

Она помолчала.

– Я не знаю почему.

– Я бы никогда тебе такого не сказала.

– Я знаю, что не сказала бы.

– И Рози тоже.

Тут она рассмеялась.

– О, ну вот как раз Рози любит показывать коготки. В школе она ведет себя совсем не так, как с тобой, знаешь ли.

Разве не этого я боялась все это время? Что я рано или поздно обнаружу, что моя знакомая, любимая Рози превратилась в незнакомку? И что Сьюзан, видя ее в обеих ипостасях, будет знать Рози лучше, чем я?

– Ладно, ну так ты меня простишь? – Сьюзан устремила на меня умоляющий взгляд. – Обещаю изо всех сил стараться не срываться на тебе, какая бы хрень ни творилась в моей жизни.

Что еще я могла сказать? Она принесла печенье и ждала меня в саду на морозе, чтобы извиниться. Сьюзан была совершенно ненормальной, непредсказуемой, но еще она была щедрой, и сердце у нее было открытым, и раньше у меня никогда не было таких подруг.

– Я тебя прощаю, – великодушно сказала я и пихнула ее локтем в ответ. – Слушай, может, если мы будем тусить вместе, я тоже стану интересным человеком.

– Ты и так интересная, – сказала Сьюзан. – Люди тебе доверяют. Это гораздо важнее. А от меня одни проблемы, согласись.

Она состроила гримасу.

– Так себе преимущество, честно говоря.

– А по-моему, вполне себе преимущество. С тобой весело. Ты из всего делаешь приключение. Мне бы хотелось быть на тебя похожей, – осторожно сказала я, боясь, что слишком разоткровенничалась. – Ну, хотя бы немного.

Она улыбнулась уголком рта.

– А, типа что-нибудь значимое?

На секунду мне показалось, что она прочла мои мысли, но потом я рассмеялась: это ведь Рози вспомнила про мою теорию о Значимых Жизненных Событиях.

– Ага, именно.

– Ну… – Сьюзан разломила печенье и откусила кусочек. – Я постараюсь.

Мы доели печенье и пошли обратно к дому длинной дорогой, которая занимала в три раза больше времени, чем обычно. Сьюзан немного рассказала мне про Дилана: только самую малость. Ему было шестнадцать. Он курил. Хорошо целовался. Да, нравился и Рози тоже, но не настолько, чтобы устраивать драму.

– Ты познакомишь меня с ним?

Она помолчала и, вытянув руку вперед, на ходу провела ею по стене.

– Не уверена, что хочу вас знакомить.

– Почему нет? – с обиженным удивлением спросила я.

– Потому что он тебе, скорее всего, не понравится и потом ты станешь хуже обо мне думать.

Она бросила на меня быстрый взгляд, и в глазах ее мелькнула настоящая тревога.

– Ну и не то чтобы он что-то для меня значил.

Я подумала, как бы ей сказать, что нет ничего такого, что заставит меня хуже о ней думать. Но как бы я ни формулировала это у себя в голове, все равно получалось, будто я признаюсь ей в любви.

– Что ты имеешь в виду – «не то чтобы он что-то значил»? – спросила я вместо этого.

Она пожала плечами.

– Он просто тупой чувак. Ну правда. Просто чувак.

Тогда зачем ты спишь с ним, хотелось мне спросить. Но затем, просто потому что больше сказать было нечего и еще потому, что она говорила, что я могу сказать ей что угодно, я задала этот вопрос вслух.

– Потому что… – уверенно начала она, но потом замолчала.

Вид у нее был растерянный: редкое зрелище.

– Потому что иногда он такой милый со мной. И еще иногда… он так на меня смотрит… ну, словно на меня стоит смотреть.

– Твое мнение о себе – это пипец что такое, – ляпнула я к собственному удивлению.

Она тоже удивилась:

– Пипец что такое?

– Ага. – Я решила выложить все начистоту.

Мы уже почти дошли до моего дома.

– Ты так заблуждаешься. Даже смешно: ты что, правда думаешь, что на тебя не стоит смотреть? Господи, да ты себя вообще видела?

Сьюзан ничего не ответила. Отвернувшись, она покусывала нижнюю губу. Пальцы ее крепко сжимали края рукавов. Я уже начала думать, что сказала лишнего, но потом она развернулась ко мне со счастливой улыбкой.

– Я так рада, что ты меня не ненавидишь.

Сьюзан потянулась ко мне и внезапно крепко сжала в объятиях. Я не успела ничего ответить, и вот она уже отступила назад, словно собираясь уходить.

– Я тебе завтра напишу, ладно?

– Погоди, – непонимающе сказала я. – А тебе нормально будет идти обратно одной?

Я посмотрела на дом: в окнах, к моему облегчению, было темно. Все спали.

– Конечно! Тут же минут десять пути… – Она отступила еще на несколько шагов и, подняв руку, помахала мне. – Buonanotte, подруга.

Она взмахнула рукой, иронически салютуя. Плечи Сьюзан опустились, на лице расползлась широкая улыбка. И кто сказал, что от нее одни проблемы? Совсем даже наоборот.

– Buonanotte, – отсалютовала я в ответ. – Бешеная ты баба.

– Эй, следи за речью, сама такая. – Она все еще пятилась. – Вас разве не учат этому в вашей школе?

Теперь она отошла слишком далеко и не услышит моего ответа. Мне осталось лишь махать, пока она не скрылась за поворотом. Я зашагала обратно к гаражу. Меня охватила внезапная паника, что я не смогу забраться обратно, однако подтянуться на руках оказалось до смешного просто. Через несколько минут я уже нырнула в кровать.

В доме было темно. Мои ночные приключения – у мамы от них наверняка бы случился инфаркт – прошли незамеченными. Я ощутила ликование и заснула с улыбкой на лице.

17

Ничто так не укрепляет дружбу, как удачно разрешившаяся ссора. После нашей первой ссоры со Сьюзан я убедилась, что мы настоящие подруги.

На следующий же день наши распри вошли в историю: после обеда Сьюзан написала мне сообщение. «Помнишь, когда я назвала тебя скучной? БОЖЕ. Ну я и СУЧКА! х х х х». Я ответила: «Осторожнее. Я тебя еще не простила (люблю тебя х х х)». Сьюзан: «Ой да ладно. Я принесла тебе полуночные печеньки. Я богиня дружбы». Я прочла ее последнее сообщение на пути в класс ИЗО и так громко расхохоталась, что у меня чуть не отобрали телефон.

Во второй раз она появилась под моим окном пять дней спустя. Сьюзан принесла пахлаву, мы уселись на крыше гаража под моим флисовым одеялом и болтали ни о чем.

Уходя, она крепко обняла меня и сказала: «Так прекрасно, что ты есть», и я почувствовала, будто выиграла конкурс, про существование которого даже не знала.

В третий раз Сьюзан пришла в расстроенных чувствах: ее огорчила ссора с Сарой. Они поругались из-за того, что Сьюзан все чаще оставляли в школе после уроков. Мы пошли бродить вдоль дороги, и Сьюзан жаловалась и жаловалась, не закрывая рта. В четвертый раз – около пяти утра в среду – она пришла растрепанная и счастливая. Сказала, что возвращалась от Дилана и решила забежать поздороваться.

– А ты вообще спишь когда-нибудь? – спросила я, высовываясь из окна сонная как не знаю кто.

Сьюзан приземлилась на крыше и уселась, обнимая колени. Она беспечно рассмеялась:

– Ну, иногда.

Я знала, что это глупо. Знала, что это опрометчиво. Знала, что ее прогулки по Брайтону посреди ночи могут плохо закончиться. Но мне было все равно. Вопреки всем обстоятельствам, вопреки своему характеру, меня почему-то выбрала в качестве подруги такая удивительная девушка – немного дикая, немного чудная и очень, очень интересная. Мне было лестно, что я стала частью ее жизни.

Наши ночные прогулки я держала в тайне от Рози: отчасти потому, что она вряд ли бы поняла, а еще потому, что мне нравилось, что у нас со Сьюзан есть что-то, что принадлежит только нам двоим. По-моему, это было честно. Рози могла общаться со Сьюзан днем, а я – ночью. Наше несовершенное трио наконец обрело баланс.

– Я чувствую себя туристкой, – сказала Сьюзан, приподнимаясь на цыпочках и заглядывая через головы людей, что стояли перед нами в очереди. – Разве это не занятие для туристов?

– Да, – сказала Рози, затягиваясь жемчужным чаем сквозь широкую оранжевую соломинку. – Но на самом деле настоящего брайтонца можно распознать по тому, сколько раз его мотало вокруг Павильона.

– Это такой местный ритуал, – согласилась я.

– Меня четыре раза, – продолжила Рози с улыбкой. – Так что, Сьюз, тебе давно пора расстаться с павильонной девственностью.

Февраль сменился мартом; солнце наконец начало пригревать. Мы решили провести воскресенье в городе, и Рози предложила сходить в Королевский павильон. Предыдущую ночь Сьюзан провела с Диланом и его друзьями: они до утра пили на пляже. Наутро вид у нее был усталый; глаза красные и в подтеках туши. Несмотря на периодические приступы похмелья, она была нашей привычной Сьюзан: энергичная, болтливая, впечатлительная.

– Так странно, что у вас тут типа дворец, – сказала она, изучая купол ротонды. – Прямо посреди города.

– То есть в Рединге нет дворца? – с непроницаемым лицом спросила Рози.

– Фу, провинция, – с улыбкой добавила я. – Неудивительно, что ты сбежала.

Сьюзан широко заулыбалась, и я в ответ наморщила нос.

Мы заплатили за вход и зашли внутрь, не отставая от толпы туристов. Рози дружелюбно взяла меня под локоть.

– Помнишь, как мы пришли сюда впервые? – спросила она, когда мы пошли по первому коридору, не обращая внимания на экспонаты.

Сьюзан шла на шаг впереди, прижимая к уху наушник с аудиогидом.

– Ага.

– Нам было по семь лет, и мы пришли с Тэрин. Она хотела увидеться тут со своим тогдашним парнем… Джейми, кажется? Пришла, и он расстался с ней прямо у кассы. Тэрин прорыдала всю экскурсию. Помню как сейчас.

– Ого, уже почти десять лет прошло.

– Боже, замолчи, – взвизгнула Рози и расхохоталась. – Слушай, а Тэрин ведь часто нас сплавляли, а? Не думаю, что хотела бы по выходным присматривать за двумя семилетками.

– Она нас любила, – сказала я. И это была правда. – Думаю, Тэрин была не против.

– Уверена, что… ой!

Рози натолкнулась на Сьюзан, которая внезапно остановилась как вкопанная посреди зала для банкетов и уставилась в потолок.

– Сьюз!

– Это дракон? – спросила она, не заметив столкновения.

Она показывала на гигантскую люстру, которая свисала с когтей – да-да, дракона.

– Такое странное место… – Ее глаза мерцали. – Мне так нравится!

– Подожди, еще дойдем до музыкальной комнаты, – сказала Рози с улыбкой умиления. – Там дикие обои и огромный орган. Думаю, ты расплачешься.

Я увидела, как по лицу Сьюзан расплывается знакомая хитрая ухмылка: наверное, она готовилась выдать какую-нибудь тупейшую шутку про «огромный орган», но внезапно улыбка исчезла с ее лица, а рот захлопнулся.

Мы с Рози подняли глаза: неподалеку стояла женщина с копной густых медных кудрей. Увидев Сьюзан, она изумленно распахнула глаза. На секунду мне показалось, что она просто развернется и уйдет, но, похоже, женщина заметила, что мы с Рози на нее смотрим.

Она снова глянула на Сьюзан. Та громко вздохнула и улыбнулась натянутой, напряженной улыбкой.

– Здрасте.

– Привет, Сьюзан, – сказала женщина.

Голос у нее был дружелюбный, лицо открытое и доброе.

– Рада тебя видеть.

– Ага, – сказала Сьюзан, и выражение у нее на лице сказало, что она как раз не рада.

Она повернулась к нам с Рози.

– Эмм… это Бекка. – Она неохотно махнула в сторону женщины. – А это мои подруги Роз и Кэдди.

– Очень приятно познакомиться, – сказала Бекка и добавила, обращаясь к Сьюзан: – Увидимся в среду?

Она по-прежнему улыбалась, но на ее лице было и еще какое-то выражение, которое я не могла разобрать. Сьюзан молча, напряженно кивнула. Было странно видеть, как она покраснела и потеряла дар речи – где ее обычное самообладание? Когда Бекка удалилась, я заметила, как расслабились плечи у Сьюзан, как разгладилась морщина на лбу. Она сделала глубокий вдох и улыбнулась нам:

– Извините, девочки.

– Кто это? – спросила Рози.

– Подруга Сары, – неопределенно ответила Сьюзан. – Иногда я сижу с ее ребенком.

Я нахмурилась: что-то в этом объяснении не складывалось, словно фигурка в тетрисе, которую опускаешь не на то место. Что-то тут было не так. Я раскрыла рот, чтобы сказать что-нибудь, но пальцы Сьюзан крепко сжались вокруг моего запястья. Через секунду она разжала руку, но я поняла намек.

– Пойдемте, – сказала Сьюзан.

Ухмылка вернулась к ней на лицо.

– Вы вроде что-то говорили про музыкальную комнату?

Весь день я удерживалась от расспросов про Бекку, даже когда медные кудри появлялись за углом и Сьюзан пряталась мне за спину. Я уже знала Сьюзан достаточно хорошо, чтобы понимать: добиваться от нее ответов – гиблое дело. Она лишь заупрямится и надуется, даже если сделает вид, что не расстроилась. Чтобы заставить Сьюзан заговорить, нужно просто оставить ее в покое.

И, разумеется, в два ночи у меня на тумбочке завибрировал телефон. Я открыла глаза и секунду лежала неподвижно, прислушиваясь к гудению. Когда оно затихло, я быстро натянула треники, накинула кофту с капюшоном и вылезла из окна. Теперь весь путь из комнаты в сад занимал у меня считаные секунды: я отработала маршрут за предыдущие четыре раза. Я могла сбежать из дома абсолютно бесшумно.

Сьюзан махала мне от подъездной дорожки. Она стояла, прислонившись к садовой стене, и нервно поигрывала спаленной наполовину сигаретой. По ночам Сьюзан курила, и это было не единственным отличием от ее дневной персоны. Я только начинала узнавать эту ее сторону, только начинала подбираться к уязвимой, тихой части ее личности, которую Сьюзан обычно держала на замке.

Когда я подошла и встала рядом, она подняла взгляд и попыталась улыбнуться.

– Доброе утро, – сказала она. – На пляж?

– А пойдем, – ответила я.

Я уже начинала разбираться, что значит каждое из направлений наших ночных прогулок. Если Сьюзан просто нужна компания, она с радостью посидит со мной на крыше гаража и мы пошепчемся полчаса на холоде, а потом она пойдет домой. Если ей беспокойно, мы побродим по улицам Брайтона. Пляж же значил, что ей нужно видеть море. Ничего хорошего это не предвещало.

Брайтон был тих и недвижен, словно отдыхал перед началом новой недели. Мы дошли до берега, не увидев по пути ни единого человека. Я пошла было к лестнице, но Сьюзан остановилась у перил и, отвернувшись от моря, прислонилась к перекладине спиной. Она достала новую сигарету и тщетно щелкала зажигалкой.

– Все хорошо? – спросила я. – Ты какая-то напряженная.

– Я напряженная, потому что эта хрень не хочет зажигаться, – сквозь зубы процедила Сьюзан.

Наконец заиграло пламя, и Сьюзан приложила к нему кончик сигареты. Закрыв глаза, она медленно затянулась, но ее лицо так и осталось напряженным.

– Ты сейчас просто воплощенный стереотип, – сказала я, потому что именно это сказала бы Рози, а Рози тут не было.

С облегчением я заметила, что по лицу Сьюзан расплывается невольная улыбка. Она кинула на меня быстрый взгляд, и улыбка сменилась ухмылкой.

– Измученная душа, выдыхающая печаль вместе с сигаретным дымом?

– Нет, – ответила я. – Подросток, сбегающий из дома посреди ночи, чтобы подымить как паровоз.

Сьюзан рассмеялась.

– Какой кошмар.

Она закатила глаза, но в плечах ее не было напряжения, и она улыбалась. Сьюзан посмотрела на меня, медленно втянула воздух и выдохнула колечко дыма.

– Так вот. Я хотела поговорить с тобой про сегодняшнее утро в павильоне.

Я кивнула, не зная, что сказать. Сьюзан все молчала, и я решила спросить:

– Про подругу Сары?

Сьюзан прикусила губу и медленно кивнула.

– Она на самом деле не подруга Сары.

– Ага, – осторожно сказала я. – А кто тогда?

– Это соцработница, которую ко мне приставили.

Сьюзан смотрела в землю, и мне не было видно выражения ее лица.

– Ого, – вырвалось у меня. – Не знала, что у тебя есть соцработница.

– Конечно, не знала, – в ее голосе слышалось раздражение. – Я и не хотела, чтобы ты узнала. Не думала, что увижу ее, когда буду гулять с подругами.

– И ты соврала? – меня охватила запоздалая боль пополам с тревогой. Она солгала мне. И не в первый раз. – Почему?

– Потому что так было проще. – Сьюзан скрестила руки на груди и прижалась подбородком к предплечью.

Какая, должно быть, неудобная поза.

– Проще? – повторила я.

Мне вспомнилось, как она целую вечность молчала про Дилана. Что еще она скрывала? О чем врала? Откуда мне знать?

– Не злись, – быстро проговорила Сьюзан. Казалось, она разволновалась. – Я именно поэтому хотела с тобой поговорить, рассказать, понимаешь? Прости. Я… просто не хотелось объяснять прямо там. Ненавижу все это: всех этих соцработников и говорить с ними про то, о чем я не хочу говорить, и весь их сраный профессионализм. Ненавижу.

Она заговорила громче, взволнованнее.

– Они просто не могут оставить меня в покое, и это хуже всего. Особенно Бекка. Она старается вести себя как моя подружка, и это полный ужас.

– Да, но я-то правда твоя подруга…

Я не могла понять, почему меня это так потрясло: это ведь совершенно очевидно. Конечно, у нее есть соцработник. Было бы странно, если бы не было.

– Почему ты не говоришь со мной про это? Не жалуешься? Друзья ведь для того и нужны.

– Я не могу, – в голосе Сьюзан слышались слезы. – Не могу говорить с тобой про нее, потому что тогда мне придется сказать, почему мне не нравится с ней говорить, а это значит, мне придется сказать, что я ей рассказываю.

Я еле поспевала за ее словами.

– Потому что тогда мне придется рассказать тебе, как меня били, и что я делала, чтобы это прекратилось, и что я пыталась сделать, и как пыталась убить себя, и как папа выходил из себя и мне некуда было пойти, потому что куда мне было идти, и никто его не останавливал, вот вообще никогда, и я не…

– Боже, перестань, – прервала я ее.

Меня охватила паника.

Она выпрямилась. Сигарета у нее в пальцах вся раскрошилась; глаза дико и влажно блестели; дыхание вырывалось короткими рваными вздохами. Она отвернулась от меня и схватилась за голову. Я слышала, как она пытается отдышаться. Я чувствовала себя потерянным, беспомощным ребенком.

– Мне так жаль… – начала я. – Я сглупила. Понимаю, почему тебе не хотелось объяснять.

Она не ответила. Сьюзан по-прежнему стояла ко мне спиной, но руки опустила и теперь обнимала себя за плечи. Я видела, как крепко вдавились пальцы ей в кожу. Я пыталась придумать, что сказать, чтобы не звучало слишком уж ужасно. Наконец я не выдержала:

– Ты пыталась убить себя?

Я услышала сдавленный смех. Сьюзан развернулась ко мне и промокнула глаза рукавом.

– Боже, а я что, сказала это вслух? – Она несколько раз моргнула и шумно втянула воздух. – Совсем перестаю следить за словами, когда паникую.

Она внезапно вздрогнула и взглянула на руку.

– Черт. Похоже, обожглась сигаретой.

– Сьюз, – тихо сказала я.

Она посмотрела на меня.

– Да, – сказала она наконец. – В прошлом году.

Мне хотелось спросить, почему, но я понимала, что это тупой вопрос.

– И поэтому ты переехала?

Сьюзан состроила гримасу.

– Да нет. Но из-за этого тоже.

– Ладно… – медленно ответила я, ожидая продолжения.

Она решительно вздохнула и села, вжавшись в стену пристани.

– Все было очень плохо. Тогда. Дома, но и в школе тоже. Всякое там с друзьями. Прямо совсем чересчур как-то, и мне казалось, что… ну, что в этом всем нет смысла. Я напилась таблеток. Но, как видишь, они не подействовали. Папа нашел меня раньше. После этого Сара переехала жить с нами, пыталась помочь. Но, в общем, у нее не получилось. Лучше не стало. Поэтому теперь я живу тут.

– Сара переехала в Рединг? – изумленно переспросила я.

Сьюзан кивнула:

– Ага, месяца на три-четыре вроде.

– А до этого она знала? – спросила я. – Что твой папа…

Мне не хотелось продолжать.

Сьюзан промолчала. Она достала еще одну сигарету и катала ее между пальцами, не зажигая. Прошла целая вечность. Сьюзан кивнула.

– И она ничего не делала?

У меня заныло сердце.

– А что она могла сделать? – сказала Сьюзан. – Только говорить с мамой, уговаривать ее что-то предпринять. Но мама, она не…

Она опять замолчала, потом попыталась снова:

– Она не очень сильная. Ну, эмоционально. Она не могла… не могла позаботиться о нас одна, без папы. И она очень его любит. Так что этот вариант бы не сработал.

Интересно, кто ей это все рассказал, кто убедил, что это правда.

– Мама раньше говорила… – Сьюзан оборвала себя и захлопнула рот.

– Что говорила? – переспросила я.

– Ты подумаешь, что она ужасная.

– Сьюз, я и так это думаю.

Во взгляде Сьюзан читалась боль.

– Не надо было мне ничего говорить. Зря я.

Я присела рядом, и холод от камня просочился сквозь штаны к коже.

– А это кто сказал? – осторожно спросила я. – Мы здесь одни, и для меня в этой истории важна только ты. Я хочу, чтобы ты это услышала, если хочешь поговорить. Если не хочешь, все тоже в порядке.

Я почти испытывала разочарование, что мы были наедине: я так редко находила нужные слова, что мне хотелось, чтобы сейчас кто-то мог запечатлеть мой успех.

– Она говорила, что я самая сильная, – медленно сказала Сьюзан. – Что я гораздо сильнее ее. Что… ну, что я могу потерпеть.

На секунду я утратила дар речи.

– Ого. Ого. Фигасе.

– Ну вот, звучит правда ужасно. – Сьюзан заговорила быстрее. – Но мама ничего плохого не имела в виду.

Когда я впервые услышала, что Сьюзан пережила насилие в семье, я подумала о нем как о чем-то простом. Ужасном, но простом. Агрессивный мужик и ребенок, который попался под горячую руку. Мне и в голову не приходило, что это целая система, которая поддерживала такое поведение, потворствовала ему. Кто-то закрывал глаза, находил оправдания, нашептывал мерзкую ложь в уши ребенка, который так исстрадался по любви, что верил словам, произнесенным ласковым тоном.

Могу ли я сказать ей это? Сделает ли это меня хорошей подругой? Или ужасной?

– Ты кому-нибудь рассказывала? – спросила я вместо этого.

– Нет, я сделала все возможное, чтобы никто не узнал.

– Почему?

– Не хотела, чтобы меня забрали из семьи, – сказала Сьюзан.

По-прежнему не глядя на меня, она вращала сигарету в пальцах.

– Я знаю, что ты не поймешь. Но они моя семья. Я люблю их. Мне просто хотелось, чтобы они любили меня в ответ, вот и все…

На словах «в ответ» ее голос оборвался, но она собралась с силами и продолжила:

– Я не хотела, чтобы меня забрали из семьи. Чтобы моя жизнь так изменилась. Я бы скорее умерла, чем пошла в приют.

Мне так многое хотелось сказать. Спросить ее, почему, если ей так не хочется в приют, она не старается подружиться с Сарой. Разве не легче было бы вести себя хорошо? Мне хотелось узнать больше про семью, которую она оставила в Рединге: где все это время был ее любимый брат? Знали ли ее старые друзья о том, что происходило? Но я не успела ничего сказать: Сьюзан поразила меня внезапной ослепительной улыбкой.

– Ну ладно. Я уже наговорила тебе всяких кошмаров и больше не собираюсь. Хватит.

Она спрыгнула со стены.

– Как думаешь, у какой породы собак самые милые щенки? Я думаю, у ньюфаундлендов. Такие медвежата. Ужасно милые! Их называют «ньюфи».

– Ну уж нет, первое место у лабрадоров. – Я соскользнула со стены и продела руку под локоть Сьюзан.

Мы зашагали от пристани в сторону дома.

– Они, знаешь, такие классические щенятки.

– Согласна, – жизнерадостно отозвалась Сьюзан и сжала мне на ходу локоть. – А немецкие овчарки! Боже мой.

Она не умолкала всю дорогу до дома, пока не помахала мне на прощание – buonanotte! – и не побежала вприпрыжку по дороге. Лишь на следующее утро, когда я проснулась усталая, как собака, и с болью во всем теле, я проверила телефон и увидела, что она отправила мне сообщение в 4:38 утра. СМС попросту гласило: «Пожалуйста, не рассказывай Роз ничего из того, что я тебе сказала».

Резкость слов, так на нее не похожая, взбодрила меня лучше холодного душа. Я увидела второе сообщение, которое пришло на полчаса позже: «Спасибо, что выслушала. Прости, что вывалила тебе все это. В следующий раз будет веселее:) х х».

Впервые я почувствовала укол тревоги. А она вообще спала? Помедлив, я напечатала ответ: «Вываливай на здоровье. Ты ведь поспала потом, да? х х»

Я умылась, оделась и была на полдороге в школу, когда она ответила: «Угу, только что проснулась. Опоздала в школу. НУ ЛАДНО. Хочешь прогуляем вместе? Сара на работе. Будем смотреть Нетфликс весь день! Соглашайся х х».

Я улыбнулась, сидя в салоне маминой машины и чувствуя, как натирает мне шею жесткий воротничок школьной формы.

«Девочки из частных школ не прогуливают уроки. Веди себя хорошо! х»

– Чему улыбаешься? – спросила мама.

На горизонте замаячила школа.

– Ничему. – Я потянулась за школьной сумкой и сунула телефон в карман. Перегнувшись через сиденье, я поцеловала маму в щеку. – Ну, до вечера!

Позже на неделе мы с Рози и Сьюзан пошли после школы в «Старбакс». Когда я пришла, они оживленно что-то обсуждали. Я застыла на ступеньках, вглядываясь в подруг. Обе в школьных формах, потягивают фраппучино из одинаковых стаканов. Ну просто два сапога пара.

– Привет, – поздоровалась я, подходя. – Не найдется свободного стульчика?

Рози странно на меня посмотрела:

– Буквально у тебя под носом стоит.

– Я вечно забываю, какая зеленая у тебя форма, – сказала Сьюзан, загребая сливки трубочкой. – Насколько сильно ты ненавидишь тех, кто заставляет тебя носить такое?

– И тебе привет. – Я перетащила стул от соседнего столика.

Сьюзан осклабилась, глядя на Рози.

– Смотри, какое лицо делает Кэдди, когда чувствует себя третьей лишней.

– Вообще-то Кэдди сидит рядом с вами, – раздраженно заметила я. – Но если хотите, может и уйти.

– Ой, да расслабься, я же дразню тебя, – беспечно ответила Сьюзан. – Как дела?

Я пожала плечами:

– Да нормально. А у тебя?

– Средненько, на три звезды из пяти.

Сьюзан сидела в кресле, поджав под себя одну ногу. Волосы с одной стороны она заплела в мелкие небрежные косички. Она смахнула одну из них с лица.

– Я решила расстаться с Диланом.

– Правда? – Я хлебнула горячего шоколада. Нет. Еще слишком горячий. – А почему?

– Думаю, с меня хватит. Он, конечно, горяч, но мне надоело, что он ведет себя как козел. Думаю, мы расстанемся.

– А как можно расстаться с кем-то, если вы не встречаетесь? – спросила я.

Рози ухмыльнулась:

– Я так и сказала.

– Ну, ты знаешь, о чем я, – сказала Сьюзан.

– В общем, – Рози направила на меня свою трубочку, – она больше не будет с ним трахаться.

– Да, и другое тоже, – невозмутимо подтвердила Сьюзан и снова воткнула соломинку в напиток. – Может, найду кого-нибудь на вечеринке у Левины.

– А, да! – просияла Рози. – Я тоже! Как думаешь, Лиам там будет? Вот с ним я бы замутила.

– Может, будет. Если верить Леви, там вообще вся школа соберется. Но на этот раз уж постарайся проявить инициативу. Хоть поговори с ним, что ли. Для начала.

Рози закатила глаза:

– Ну не всем же быть уверенными в себе красотками.

– Ох, простите, – серьезно сказала Сьюзан, выпучив глаза. – Я и не знала, что даром речи обладают лишь люди, которых общество считает эстетически привлекательными.

– Заткнись уже, – рассмеялась Рози.

Я устала ждать, когда мне дадут слово, и решила перебить их:

– Которых общество считает эстетически привлекательными?

– Нам в школе прочли лекцию про влияние общества на восприятие собственного тела, – пояснила Сьюзан. – Пришла какая-то бешеная феминистка. Раз пять сказала про «эстетическую привлекательность».

– А мне понравилось, – сказала Рози. – По-моему, отличная речь.

– Она сказала, что наша самооценка не должна зависеть от того, считают ли нас мужчины красивыми, – сказала Сьюзан. – И я такая, дамочка, позвольте! У меня, кроме этого, вообще ничего нет; не отбирайте у меня последнюю радость.

– Это потому, что ты долбоящер, – торжественно заявила Рози и откинулась на спинку кресла. – Но ты права: я намереваюсь сделать свою внешность эстетически привлекательной перед вечеринкой.

Сьюзан широко улыбнулась:

– И я. Давай вместе?

– Разумеется. – Рози посмотрела на меня, увидела выражение моего лица и рассмеялась. – Боже, Кэдс, твое лицо буквально кричит: «Я тут третья лишняя».

Я попыталась улыбнуться:

– У Левины будет вечеринка?

– У нее день рождения на следующей неделе, – пояснила Сьюзан. – В субботу будет грандиозная вечеринка. У них огромный дом и куча денег, так что повеселимся. И родители уедут!

– Они с ума сошли, что ли, – пробормотала я в чашку, воображая, как посмотрели бы на меня родители, если бы я предложила им освободить помещение, чтобы я смогла устроить вечеринку в их ненаглядном доме.

– Пойдем с нами, – сказала Рози.

По их со Сьюзан лицам я увидела, что они не ожидают от меня согласия.

– Ладно, – ответила я, пока не успела передумать, и с удовольствием отметила, как изумленно вытянулись у них лица. – Отличная мысль. Я пойду.

18

Если верить Сьюзан, Дилан довольно хорошо воспринял новости об их вроде-как-расставании. Она сообщила мне в СМС, что он сказал ей, дословно: «Ладно, пофиг», а потом вечером как ни в чем не бывало написал, приглашая остаться на ночь.

– А я не пошла! – с гордостью объявила она в следующие выходные.

– Умничка, – с убийственной серьезностью ответила Рози.

А потом наступил вторник.

Обед почти закончился, и я собиралась на математику. В кармане загудел телефон. Подумав, что надо бы поставить его в беззвучный режим, я кликнула по экрану.

13:58

Черт. СКАНДАЛ! Сьюзан отстранили от учебы.

13:59

Что??? Что случилось?!

Я остановилась посреди коридора, тревожно вглядываясь в телефон.

– Все в порядке? – спросила Мишка, остановившись между мной и удаляющимися спинами Эллисон и Кеш.

– Ага, я вас догоню.

Вид у нее был обеспокоенный.

– Точно? Хендерсон терпеть не может, когда опаздывают.

– Да, да, я буквально минутку…

Я уже зашагала к ближайшему туалету. Заперевшись в кабинке, я села на крышку унитаза и стала ждать ответа Рози.