Лена остановилась за моей спиной. Мэриан посмотрела на нее поверх квадратных очков с красными линзами.
— …кто мил нам обеим?
Казалось, что она витала в каком-то воображаемом пространстве. Я знал этот взгляд с детских лет. У нее имелись цитаты на все случаи жизни, и она выбирала их не наугад, а вполне осмысленно. Но какая беда могла угрожать мне? И был ли я действительно мил им обеим? Смысл цитаты и ее связь с Леной вызывали у меня сомнения.
Хотя я не читал древнегреческих трагедий, мне захотелось показать себя знатоком литературы.
— Это из «Эдипа»?
Склонившись над стопкой книг, я обнял Мэриан. Она прижала меня к себе так сильно, что я чуть не задохнулся. Край громоздкой биографии генерала Шермана вонзился мне под ребра.
— Из «Антигоны», — поправила меня Лена.
«Зря пускаешь пыль в глаза».
— Какая умница, — с улыбкой произнесла Мэриан.
Я скривил лицо в гримасе, но Лена лишь пожала плечами.
— Плоды домашнего обучения.
— Приятно познакомиться с девушкой, которая читала «Антигону».
— Из всей трагедии мне запомнилось только то, что она не хотела быть погребенной заживо.
Мэриан одарила нас лучезарной улыбкой. Она сунула мне полстопки книг, передала вторую половину Лене и подбоченилась, как модель с обложки журнала. Красивые зубы, коричневая кожа! Она на самом деле была больше похожа на модель, чем на провинциального библиотекаря. Ее великолепная экзотическая внешность свидетельствовала о смеси многих кровей — обычная история для Юга. Люди приезжали сюда из Вест-Индии, с Кубы, из Англии, из Шотландии, со всех концов Америки. Здесь смешивалось множество наций, и порою требовался целый лес фамильных древ, чтобы разобраться в корнях того или иного семейства.
Хотя мы жили в глухом углу, как говорила Эмма, Мэриан всегда выглядела так, словно по-прежнему училась в Дьюке[25]. Ее наряды и украшения казались чужеземными. Необычный облик дополняла короткая стрижка. Даже подпись у нее была особенная — украшенная петлями и росчерками. Мэриан походила на гэтлинцев еще меньше, чем Лена, хотя она прожила здесь столько же лет, как моя мама. Точнее, на один год больше.
— Я так соскучилась по тебе, Итан. А ты, наверное, племянница Мэкона? Лена Дачанис? Та самая знаменитая девушка, недавно приехавшая в город? Девушка, разбившая окно! О да! Я уже наслышана о тебе. Наши местные леди очень разговорчивы.
Мы последовали за Мэриан к передней стойке и сложили книги в сортировочную тележку.
— Не верьте всему тому, что говорят обо мне, доктор Эшкрофт.
— Пожалуйста, называй меня Мэриан.
Я едва не выронил книгу из рук. Все жители города, кроме моей семьи, называли ее «доктор Эшкрофт». Я не понял, по какой причине Лена получила почти мгновенный доступ в наш внутренний круг.
— Хорошо, Мэриан, — с улыбкой согласилась Лена.
Наверное, сейчас Лена впервые столкнулась с прославленным южным гостеприимством — пусть со стороны такой же отщепенки, но все же. Мы с Липком были не в счет.
— Остался один вопрос, который мне хотелось бы задать. Разбивая шваброй окно, ты действительно пыталась уничтожить юное поколение ДАР?
Поманив нас за собой, Мэриан начала опускать на окнах жалюзи.
— Конечно нет! Если бы я погубила их, то кто бы обеспечил мне бесплатный пиар?
Откинув голову назад, Мэриан рассмеялась и обняла Лену за талию.
— У тебя хорошее чувство юмора. Без него жить в этом городе невозможно.
— Да, в последнее время я слышу много шуток, — со вздохом ответила Лена. — К сожалению, они в основном обо мне.
— «Обычно шедевры остроумия существуют дольше монументов силы».
— Цитата из Шекспира?
Мне явно не хватало эрудиции.
— Близко. Это сказал сэр Фрэнсис Бэкон. Некоторые ученые считают, что он-то и сочинил пьесы, подписанные именем Шекспира. Если они не ошибаются, то, я полагаю, ты прав в своей догадке.
— Мне в таких вопросах с вами не тягаться.
Мэриан взъерошила мои волосы.
— Как ты вырос! Когда я видела тебя в последний раз, ты был на полтора фута ниже. Чем тебя кормит Эмма? Наверное, на завтрак, обед и ужин одни пироги? Такое впечатление, что мы не виделись сотню лет.
— Это моя вина, — ответил я. — Просто с некоторых пор… у меня отпало желание читать.
Она знала, что я говорю неправду. Но понимала мои чувства. Мэриан подошла к двери, сменила табличку «Открыто» на «Закрыто» и повернула ключ в замке. Громкий щелчок напомнил мне о сегодняшнем странном случае с открывшейся дверью в кабинет отца.
— Разве библиотека работает не до девяти часов?
Если я ошибся с графиком, Эмма впоследствии могла догадаться о моей встрече с Леной.
— Не сегодня. Главный библиотекарь только что объявила сокращенный рабочий день. Иногда она становится очень своевольной и нарушает гэтлинские правила.
— Спасибо, тетя Мэриан.
— Я знаю, ты не пришел бы сюда без веской причины, — подмигнув, ответила она. — Мне кажется, что этой причиной является племянница Равенвуда. Почему бы нам не пойти в служебную комнату и не попить чайку? По-моему, это будет вполне приятным следствием.
Ну да. Причина, следствие. Я вспомнил, что она любит каламбуры.
— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
Я сунул руку в карман и нащупал медальон, завернутый в носовой платок легендарной пророчицы Суллы.
— «Вопрос объемлет все. Знать можно нечто. Ответ, увы, ничто».
— Гомер?
— Еврипид. Если ты не начнешь угадывать имена классиков, мне придется организовать в вашей школе литературный кружок. Иначе как можно добиться от вас правильных ответов?
— Но вы сами сказали, что ответы не важны.
Она открыла дверь с табличкой «Личный архив».
— Разве я такое говорила?
У нее, как и у любого хорошего библиотекаря, всегда был готов ответ на каждый вопрос. В этом отношении она походила на Эмму. И на мою маму.
Я давно не бывал в архиве Мэриан. Насколько мне известно, она впускала туда только нас с мамой. В этой комнате они обсуждали свои исследования и писали книги. Сюда не дозволялось входить даже моему отцу. Я вспомнил, как однажды Мэриан остановила его на пороге, пока моя мама работала внутри с какими-то документами.
— Слово «личный» означает ограниченный доступ.
— Это библиотека, Мэриан, — обиженно сказал мой отец. — Библиотеки создаются для того, чтобы делать знание публичным.
— В нашем краю библиотека предназначена для другой цели. Чтобы члены общества анонимных алкоголиков могли проводить здесь собрания, если их прогонит баптистская церковь.
— Мэриан, не капризничай и впусти меня. Это только архив.
— Ты зря считаешь меня обычным библиотекарем. На самом деле я провожу секретные исследования, и это моя лаборатория.
— Не сходи с ума! Вы просто разглядываете там потрепанные старые газеты.
— «Раскрыв свои тайны ветру, не удивляйся потом, что о них узнали деревья».
— Халил Джибран, — выпалил отец.
— «Трое могут сохранить секрет лишь в том случае, если двое из них мертвы».
— Бенджамин Франклин.
Наконец мой папа понял, что в архив его не пустят. Мы с ним отправились домой и по пути купили мороженое «Роки-роуд». После этого случая я остро почувствовал, какая неординарная натура моя мама. Одержимые страстью к исследованиям, они творили в своей секретной лаборатории, писали книгу за книгой, а однажды даже составляли шорт-лист для наградной комиссии «Голоса Юга» — местного аналога Пулитцеровской премии. Отец всегда гордился мамой и часто восхищался ею во время наших прогулок. «Какой живой ум!» — повторял он. Папа боготворил ее — особенно когда она была полностью погружена в работу над каким-нибудь проектом. В такие периоды моя мама казалась существом не от мира сего, но именно за это отец любил ее до умопомрачения.
И вот теперь я стоял на пороге архива. Без папы, без мамы и без мороженого «Роки-роуд». Прошло всего лишь несколько лет, а все изменилось, хотя время в нашем городе, казалось, застыло навечно. В комнате, обшитой деревянными панелями, не было окон. Мебель соответствовала возрасту здания — одного из трех старейших в Гэтлине. Центр занимали четыре длинных дубовых стола. Они стояли параллельно друг другу, образуя два ряда с небольшим проходом. Стены сплошь были увешаны книжными полками с коллекционными томами. «Амуниция и пушки Гражданской войны», «Королевский хлопок: белое золото Юга». В глубине помещения виднелась небольшая комната с металлическими шкафами, в которых хранились свитки, манускрипты и тщательно составленные картотеки.
Мэриан занялась чайником и электрической плиткой. Лена подошла к стене, где в стеклянных рамках висели карты Гэтлинского края — старые и сморщенные, как лица Сестер.
— Смотри! Особняк Равенвуда!
Она провела пальцем по запыленному стеклу.
— А вот Гринбрайр. На карте даже отмечена граница между ними.
Меня заинтересовал небольшой столик в дальнем углу комнаты. Он был покрыт слоем пыли и обрывками паутины. На нем лежала открытая хартия Исторического общества. В переплете торчал карандаш. На страницах брошюры виднелось несколько обведенных имен. Рядом лежала карта, нарисованная на большом листе полупрозрачной кальки. Под ней была разложена карта современного Гэтлина. Похоже, кто-то пытался реставрировать план старого города. К кальке оказалась прикреплена фотография той самой картины, которую я видел на портрете в холле Равенвуда. Женщина с медальоном.
«Женевьева! Это точно Женевьева! Лена, мы должны рассказать о ней Мэриан. Расспросить о ее истории».
«Ты с ума сошел! Мы никому не можем доверять. Нам и самим непонятно, откуда взялись те видения».
«Лена, положись на мое чутье».
— Что это за вещи, тетя Мэриан?
Доктор Эшкрофт повернулась ко мне. Ее лицо помрачнело.
— Наш последний проект. Мы с твоей мамой не успели завершить его.
«Откуда у моей мамы фотография той странной картины?»
«Понятия не имею».