— Не говорите чепухи. Равенвуд — мой дом, не Гатлин, — он выплюнул это слово, словно оно было ядовитым. — Когда придет мое время освободиться от бремени этой жизни, я должен буду найти кого-то, кто позаботится о Равенвуде, раз уж у меня нет детей. Главной и неоспоримой моей целью было — сохранить Равенвуду жизнь. Люблю думать о себе, как о кураторе живого музея.
— Поменьше патетики, дядя Эм.
— Поменьше дипломатии, Лена. Никогда не понимал в тебе жажду общения с этим малообразованным городским людом.
Он дело говорит.
Ты хочешь сказать, что не хочешь, чтобы я приходила в школу?
Нет… я имел в виду…
Мэйкон взглянул на меня: — За исключением нашего гостя, разумеется.
Чем больше он говорил, тем любопытнее мне было. Кто бы мог подумать, что Старик Равенвуд окажется третьим в списке самых умных людей в городе после моей мамы и Мэриан Эшкрофт? Или четвертым, в зависимости от того, вынырнет ли когда-нибудь мой отец из кабинета.
Я попытался увидеть название книги, которую держал Мэйкон: — А это что, Шекспир?
— Бетти Крокер, блистательная дама. Я искал примеры того, что именно местные горожане предпочитают на ужин. Этим вечером я склонен к блюдам местной кухни. Я решил, что это будет рваная свинина.
И снова рваная свинина. Меня начало мутить от одной только мысли.
Мэйкон отодвинул для Лены стул с вышивкой.
— К слову о гостеприимности, Лена, твои кузен и кузины приезжают на Дни Сбора. Не забудь сказать Дому и Кухне, что нас будет на пять человек больше.
Лена посмотрела на него с раздражением: — Я скажу персоналу на кухне и управляющему домом, если ты это имел в виду, дядя Эм.
— Что такое — Дни Сбора?
— Моя семья очень странная. Дни Сбора — это древний праздник урожая, что-то вроде раннего Благодарения. Просто забудь об этом.
Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь приезжал в Равенвуд, ни семья, ни кто-либо другой. Я не видел ни единой машины, свернувшей на развилке в эту сторону.
Мэйкон казался позабавленным.
— Если настаиваешь. Кстати о Кухне, я невозможно проголодался. Пойду, взгляну, что она для нас приготовила, — еще пока он говорил, из отдаленной от зала комнаты послышалось громыхание кастрюль и сковородок.
— Не перегибай палку, дядя Эм. Пожалуйста.
Я смотрел, как Мэйкон Равенвуд удаляется от нас по салону и исчезает за дверью. Я долго еще слышал стук подошв его выходных туфель о натертый до блеска пол. Этот дом был неописуем. В сравнении с ним Белый Дом казался лесной хижиной.
— Лена, что происходит?
— О чем это ты?
— Как он догадался поставить приборы и для меня?
— Наверно, он добавил еще один, когда увидел нас на крыльце.
— В чем секрет этого дома? Я был здесь в тот день, когда мы нашли медальон. И он выглядел иначе.
Скажи мне. Мне ты можешь доверять.
Она играла с подолом платья. Упрямица.
— Мой дядя любит антиквариат. Дом все время меняется. Разве это важно?
Что бы ни происходило, она не собиралась рассказывать об этом прямо сейчас.
— Ну, тогда ладно. Не возражаешь, если я осмотрюсь?
Она нахмурилась, но ничего не сказала.
Я встал из-за стола и прошел к ближайшей комнате. Она представляла собой небольшой рабочий кабинет с диванчиками, камином и несколькими письменными столиками. Страшила Рэдли лежал у огня. Он начал рычать, как только я переступил порог.
— Хороший песик, — он зарычал еще громче.
Я вышел из комнаты. Он прекратил рычать и опустил голову на каменную плиту.
На стоявшем рядом со мной письменном столе лежал пакет, обернутый в коричневую бумагу и перевязанный крученой нитью. Я взял его в руки. Страшила Рэдли снова зарычал. На пакете стояла печать: Библиотека Округа Гатлин. Я узнал эту печать. Моя мама получала сотни таких посылок. Только Мэриан Эшкрофт тратила бы время, чтобы завернуть книгу подобным образом.
— Интересуетесь библиотеками, мистер Уэйт? Знаете Мэриан Эшкрофт? — Мэйкон появился рядом со мной, забирая посылку из моих рук и с удовольствием ее разглядывая.
— Да, сэр. Мэриан, доктор Эшкрофт, она была лучшей подругой моей мамы. Они вместе работали.
На краткое мгновение его глаза ярко полыхнули, а затем ничего. Как будто ничего и не было.
— Конечно. Это невероятная недогадливость с моей стороны, Итан Уэйт. Я знал вашу мать.
Я застыл. Как мог Мэйкон Равенвуд знать мою маму?
Странное выражение промелькнуло на его лице, словно он пытался вспомнить что-то давно забытое:
— Только по ее работам, конечно же. Я читал все, что она когда-либо писала. По сути, если вы внимательнее присмотритесь к сноскам в книге "Плантации и Насаждения: Поделенный Сад", то увидите, что некоторые из первоисточников для исследования взяты из моей личной коллекции. Ваша мать была великолепна, ее смерть — большая потеря.
Я выдавил из себя улыбку:
— Спасибо.
— Разумеется, для меня было бы честью показать вам мою библиотеку. Мне было бы очень приятно разделить свою коллекцию с единственным сыном Лайлы Эверс.
Я посмотрел на него, пораженный звучанием имени моей матери, исходящим из уст Мэйкона Равенвуда:
— Уэйт. Лайла Эверс Уэйт.
Его улыбка стала шире:
— Разумеется. Но то, что было первым, первым и останется. Думается мне, раз Кухня больше не гремит посудой, значит, обед уже подан, — он похлопал меня по плечу, и мы вернулись в большой зал.
Ожидая нас за столом, Лена зажигала свечу, потушенную вечерним бризом. Стол ломился от всевозможных яств, хотя я даже не представлял себе, откуда все это взялось. Я не видел ни души в доме, кроме нас троих. Теперь к видоизмененному дому и к волко-псу добавилось еще и все это. А я-то думал, что наибольшей странностью вечера будет Мэйкон Равенвуд.
Еды было столько, что можно было накормить всех членов ДАР, все церкви в городе и баскетбольную команду вместе взятых. Только ничто из этой еды не было похоже на то, что когда-либо подавали на стол в Гатлине. Было что-то наподобие целиком запеченного поросенка с яблоком во рту. Жареные ребрышки с салфетками в виде маленьких облачков на конце каждого ребрышка разместились рядом с фаршированным гусем, запеченным в каштанах. Были чаши с подливами, соусами, кремами, рулетами и выпечкой, овощными и мясными закусками, и паштетами, которым я не мог найти названия. И, конечно же, сандвичи с рваной свининой, которые совершенно не вписывались в остальное пиршество на столе. Я посмотрел на Лену, меня уже заранее подташнивало от мысли, сколько же мне придется съесть, чтобы соблюсти приличия.
— Дядя Эм, это уж слишком.
Страшила свернулся калачиком вокруг ножек стула Лены, в предвкушении не переставая бить хвостом.
— Глупости. У нас есть повод для празднования. У тебя появился друг. Кухня будет огорчена.
Лена взглянула на меня с тревогой, словно боялась, что я встану, пойду в ванную и смоюсь. Я пожал плечами и начал накладывать еду себе на тарелку. Возможно, Амма позволит мне пропустить завтрашний завтрак.
К тому времени, как Мэйкон осушил свой третий бокал виски, я решил, что самое время упомянуть о медальоне. Раздумывая об этом, я видел, как он наполняет тарелку едой, но не заметил, чтобы он что-нибудь из этого съел. Казалось, все само собой исчезает после того, как он откусит разочек или два. А, может быть, Страшила Рэдли был самым везучим псом в городе.
Я свернул салфетку:
— Сэр, вы не возражаете, если я вас кое о чем спрошу? Поскольку вы, кажется, очень хорошо разбираетесь в истории, ну, и потому, что маму я спросить не могу.
Что ты делаешь?
Я лишь хочу задать вопрос.
Он ничего не знает.
Лена, стоит попытаться.
— Разумеется, — Мэйкон сделал глоток из своего бокала.
Я залез в карман и аккуратно вынул медальон из мешочка, который мне дала Амма, по-прежнему держа его завернутым в платок. В то же мгновение все свечи погасли. Свет вокруг потускнел, а потом вдруг вспыхнул с новой силой. Даже рояль затих.
Итан, что ты вытворяешь?
Это не я.
В темноте я услышал голос Мэйкона:
— Что у тебя в руке, сынок?
— Это медальон, сэр.
— Очень тебя прошу убрать обратно его в свой карман, если ты не против? — голос его был спокоен. Но я знал, что это видимость, он прилагал титанические усилия, чтобы держать себя в руках. Его ироничность исчезла. В его голосе сквозила напряженность, которую он пытался тщательно скрыть.
Я затолкал медальон обратно в мешочек и засунул его в карман. На другом конце стола Мэйкон дотронулся пальцами до подсвечника. По очереди, одна за другой, свечи на столе снова загорелись. Весь праздничный антураж исчез.
В свете пламени свечей Мэйкон выглядел пугающе. Он хранил молчание впервые с тех пор, как я познакомился с ним, словно сейчас он оценивал варианты своих действий по невидимой шкале, от которой зависели наши судьбы. Самое время уходить. Лена оказалась права, это была плохая идея. Возможно, на то, что Мэйкон Равенвуд никогда не покидал дом, имелась своя причина.
— Прошу прощения, сэр. Я не знал, что такое могло произойти. Моя домоправительница Амма отреагировала точно так же, когда я показал его ей — словно это очень могущественная штуковина. Но когда мы с Леной его нашли, ничего плохого не случилось.
Больше ничего ему не говори. Не упоминай о видениях.
Не буду. Я просто хотел узнать, был ли я прав насчет Женевьевы.
Ей не стоило волноваться; я ничего не собирался рассказывать Мэйкону Равенвуду. Я лишь хотел поскорее убраться отсюда. И начал вставать из-за стола.
— Думаю, мне пора домой, сэр. Уже поздно.
— Ты не мог бы описать медальон? — это больше походило на приказ, чем на просьбу. Я не проронил ни слова.
В конце концов, Лена произнесла:
— Он старый и потертый, с камеей на крышке. Мы нашли его в Гринбрайере.
Мэйкон взволнованно крутил свое серебряное кольцо.
— Тебе следовало сказать мне, что ты ходила в Гринбрайер. Он не является частью Равенвуда. Там я не смогу тебя защитить.