А я-то думал, у нас в городе проблемы. Страшно представить здесь круглосуточно околачивающуюся более могущественную версию Ридли.
— И теперь никто из вас не живет со своими родителями?
— Все решили, что для родителей будет очень тяжело отказываться от своих детей, если они станут Темными. Так что теперь все дети живут отдельно от родителей, с другими членами семьи, пока не получат свое Призвание.
— А почему тогда Райан живет с родителями?
— Райан это… Райан. Она особый случай, — Лена пожала плечами, — по крайней мере, так отвечает дядя Мэйкон каждый раз, когда я спрашиваю.
Все это было каким-то сюрреализмом, мысль о том, что каждый член ее семьи обладал сверхъестественными силами. Они выглядели как я, как любой другой человек в Гатлине, ладно, пусть не совсем как любой, но они-то были совершенно невозможно другими. Как же так? Ведь, когда Ридли появилась на парковке Стоп энд Стил, все парни думали только о том, что это невероятно классная девушка, которая наверняка ошиблась, обратив на меня внимание. Как это происходит? Как ты вдруг становишься магом, а не обычным ребенком?
— А у твоих родителей были силы? — я ненавидел упоминать ее родителей, я знал каково это, говорить о своем умершем родителе, но мне надо было знать.
— Да. Они есть у всех в моей семье.
— А что они умели? Что-то похожее на твое?
— Я не знаю. Бабушка никогда не рассказывала. Я же говорила тебе, это было так, словно их не существовало никогда. Из-за чего я думаю, ну, знаешь что.
— Что?
— Может быть, если они были Темными, то и я буду Темной тоже.
— Не будешь.
— С чего ты взял?
— С того, что у нас общие сны. С того, что, заходя в комнату, я знаю, будешь ты там или нет.
Итан.
Это так.
Я прикоснулся к ее щеке и тихо сказал:
— Я не знаю, откуда я знаю, я просто знаю.
— Я знаю, что ты веришь в это, но знать ты не можешь. Я сама не знаю, что будет со мной.
— Все это просто несусветная чушь! — как и весь сегодняшний вечер. Я не хотел этого говорить, по крайней мере, не вслух, но был рад, что сказал.
— Что?
— Весь этот бред о судьбе. Никто не может решить, что случится с тобой, за тебя. Никто, кроме тебя.
— Нет, если твоя фамилия Дюкейн, Итан. Другие маги могут выбирать, но не мы, не наша семья. Когда мы получаем Призвание в шестнадцать лет, мы становимся Темными или Светлыми. Нет права выбора.
Я приподнял ее голову:
— Значит ты Созидатель. И что с этим не так?
Я посмотрел ей прямо в глаза, я знал, что я сейчас поцелую ее, и я знал, что беспокоиться не о чем, пока мы с ней вместе. И в эту секунду я поверил, что мы неразлучны навечно.
Я перестал думать о расписании тренировок в Джексоне и позволил ей увидеть, что я чувствую, что было у меня на уме, что я собираюсь сделать, и сколько времени потребовалось, чтобы унять свои нервы.
Ох.
Ее глаза стали шире, больше и зеленее, как будто это было возможно.
Итан… я не знаю.
Я наклонился и поцеловал ее. Губы у нее были соленые, как ее слезы. На этот раз не тепло, а электрический ток пронзил меня от моих губ до пяток. Я чувствовал покалывание в кончиках пальцев. Ощущения были те же, как тогда, когда я восьмилетний по наущению Линка сунул руку в розетку. Она закрыла глаза и притянула меня к себе, на одну минуту все вокруг стало идеальным. Она целовала меня, ее губы улыбались под моими прикосновениями, и я знал, что она ждала меня, возможно так же долго, как я ждал ее. Но потом с той же скоростью, с какой она открылась мне, она закрылась вновь. Или, вернее, оттолкнула меня.
Итан, нельзя этого делать.
Почему? Я думал, наши чувства взаимны.
А может это не так. С ее стороны.
Я смотрел на нее с расстояния ее вытянутых рук, все еще прикасающихся к моей груди. Она вполне могла почувствовать, как колотится мое сердце.
Не в этом…
Она начала отворачиваться, и в очередной раз собралась сбежать, как в тот день, когда мы нашли медальон в Грибрайере, как в ту ночь, когда она оставила меня одного на крыльце. Я схватил ее за запястье и сразу же почувствовал тепло:
— Тогда в чем дело?
Она обернулась, я попробовал уловить ее мысли, но ничего не услышал:
— Я знаю, ты думаешь, у меня есть выбор в том, кем мне быть, но это не так. И то, что сегодня натворила Ридли, это такая мелочь. Она могла убить тебя, и может быть убила бы, если бы я ее не остановила, — она глубоко вздохнула, глаза подозрительно заблестели, — в подобное могу обратиться и я, в монстра, веришь ты в это или нет.
Я вновь обнял ее руками за шею, не взирая на сопротивление, она еще говорила:
— Я не хочу, чтобы ты увидел меня такой.
— Мне все равно, — я поцеловал ее в щеку.
Она слезла с кровати, вынимая свою руку из моей.
— Ты не понимаешь, — она показала мне ладонь. 122. Сто двадцать два дня, написанные голубыми чернилами, будто показала, что это все, что нам осталось.
— Я понимаю. Ты боишься. Но мы что-нибудь придумаем. Мы должны быть вместе.
— Нет. Ты смертный. Ты не понимаешь. Я не хочу, чтобы ты пострадал, но именно это случится, если ты будешь слишком близко ко мне.
— Слишком поздно.
Я слышал каждое произнесенное ею слово, но я знал одну вещь.
Я уже влип в это все по уши.
Глава 13Девятое октября. Предки
(переводчик: Ирина Ийка Маликова)
Все это имело смысл, пока мне это говорила прекрасная девушка, теперь же, когда я снова был дома и в своей собственной кровати, смысл начал ускользать. Даже Линк ни за что мне не поверит. Я попытался представить себе подобный разговор — девушка, которая мне нравится, чье настоящее имя я не знаю, — ведьма, простите, Маг, и у нее в семье сплошные Маги, и через пять месяцев она внезапно узнает добро она или зло. Она может устраивать ураганы в помещениях и разбивать окна. И я сам могу видеть прошлое, прикасаясь к медальону, который Амма и Старик Равенвуд (к слову, он вовсе не затворник) велели мне закопать. Медальон, который материализовался на шее женщины на картине в Равенвуде, который, кстати, не дом с приведениями, а великолепно отреставрированный особняк, кардинально меняющийся каждый раз, когда я прихожу туда встретиться с девушкой, обжигающей, встряхивающей, пробивающей меня током одним только своим прикосновением.
И я поцеловал ее. И она поцеловала меня в ответ.
Это был явный перебор, слишком невероятно даже для меня. Я провалился в сон.
Ветер.
Ветер неистово рвал мое тело.
Я цеплялся за дерево, пока он терзал меня, от его оглушающего рева мне закладывало уши. Вокруг меня скручивались смерчи, сталкиваясь друг с другом, с каждой секундой наращивая силу и скорость. Град сыпался стеной, будто сами Небеса обрушивались на землю. Мне надо было убираться оттуда.
Но бежать было некуда.
Отпусти меня, Итан! Спасайся!
Я не видел ее, ветер был слишком сильным, но я чувствовал ее. Я настолько крепко держал ее за запястье, что вполне мог сломать его. Но это было неважно, я не собирался отпускать ее. Ветер сменил направление и поднял меня над землей, я еще крепче ухватился за дерево и еще крепче сжал ее руку, но я чувствовал, что сила ветра отрывает нас друг от друга.
Отдирает меня от дерева, от нее, я чувствовал, как выскальзывает ее запястье из моих пальцев.
Я не мог больше удержать ее.
Я проснулся, кашляя. Я все еще чувствовал на себе дыхание ветра, снимавшего с меня кожу. Сны вернулись, как будто мне было мало моих околосмертных переживаний в Равенвуде. Для одной ночи событий было слишком много, даже для меня. Дверь моей спальни была распахнута, что было странно, учитывая, что я запер ее прошлой ночью. Последнее, в чем я нуждался, так в каком-нибудь амулете Вуду, засунутом Аммой мне в кровать, пока я сплю. Так что я был уверен, что запирался.
Я уставился на потолок. Уснуть мне больше не удастся. Я вздохнул и, перекатившись на край кровати, включил старый газовый светильник рядом с кроватью, я уже вытащил закладку из «Лавины»№, когда вдруг услышал какие-то звуки. Шаги? Они шли со стороны кухни, едва различимые, но я все-таки слышал их. Может мой отец решил сделать перерыв. Может мы сможем поговорить с ним. Может быть.
Но когда я подошел к верхней ступени, я понял, что это не он. Дверь в его кабинет была закрыта, из-под нее тонкой полоской пробивался свет. Видимо, это Амма. Только я спрятался за дверью на кухню, как увидел, как она крадется по коридору в сторону своей комнаты, если слово «красться» вообще можно применить к Амме. Я услышал, как скрипнула сетчатая противомоскитная дверь на втором входе с обратной стороны дома. Кто-то входил или выходил. После всего, что случилось сегодня вечером, уточнение было крайне важным. Я прошел через дом к центральному входу. На обочине, работая на холостых, стоял побитый полуразвалившийся пикап, Студебекер из пятидесятых. Амма наклонилась к окну, разговаривая с водителем. Она вручила водителю свою сумку и залезла в машину. Куда это она собралась посреди ночи?
Я должен был проследить за ней. А проследить за женщиной, фактически являющейся тебе матерью, когда она садится ночью в машину к незнакомцу, очень трудно, если у тебя нет машины. Выбора у меня не было. Придется брать Вольво. На этой машине ездила моя мама до аварии — именно это я думал первым делом при виде ее. Я сел за руль, в салоне, как и раньше, пахло старой бумагой и стеклоочистителем.
Оказалось, что ехать без включенных фар куда сложнее, чем я думал, но я видел, что она направляется к Заводи Бредущего. Амма, судя по всему, направилась домой. Грузовик свернул с Девятого шоссе и поехал по объездной. Когда он, наконец, затормозил у обочины, я направил Вольво к уступу у дороги и заглушил мотор.
Когда Амма открыла дверь, в салоне машины загорелся свет, я скользнул в темноту. Я узнал водителя, это был Карлтон Этон, почтальон. С чего бы Амме просить Карлтона Этона подвезти ее, да еще ночью? Я никогда раньше не видел, чтобы они общались.