Я был рад удрать из дому по любой причине, даже если причина включала в себя разграбление захоронений. После Дня благодарения мой отец опять заперся в своем кабинете, а с тех пор, как Мэйкон и Амма поймали нас в Доме Книги Лун, я всюду встречал злобный взгляд Аммы.
Нам с Леной запретили появляться в Доме, по крайней мере, в ближайшие шестьдесят восемь дней. Мэйкон и Амма, видимо, не хотели, чтобы мы нашли еще какую-нибудь информацию, которой они сами не хотели с нами поделиться.
— После одиннадцатого февраля, ты можешь делать все, что твоей душе угодно, — ворчала Амма, — а до этого делай то, что обычно делают твои ровесники: смотри телевизор, слушай музыку, и держись подальше от всех этих книг.
Мою маму очень бы развеселила мысль, что мне запрещают читать книги. Совсем дела плохи.
Тут еще хуже, Итан. Страшила теперь спит возле моей кровати.
Это звучит не так уж плохо, по-моему.
Он ждет меня у двери в ванную комнату.
Просто Мэйкон — это Мэйкон.
Это похоже на домашний арест.
Это и был арест, и мы оба это понимали.
Мы должны были найти Книгу Лун, а она должна была быть с Женевьевой. Более чем вероятно, что Женевьева похоронена в Гринбрайере. Были там, на прогалине в саду, какие-то обветренные надгробия. Их можно было увидеть с того камня, на котором мы обычно сидели, этот камень тоже, как оказалось, был надгробным. Наш пятачок, как я всегда думал о нем, хоть и не говорил этого вслух. Женевьева точно похоронена там, если только она не переехала куда-то после войны, но ведь никто и никогда не уезжал из Гатлина. Я всегда думал, что буду первым.
Но сейчас, когда я уже выбрался из дома, как я должен был найти потерянную магическую книгу, которая то ли спасет, то ли нет Ленину жизнь, и которая то ли похоронена, то ли нет в могиле проклятого мага, которая может быть, а может и не быть на соседнем с Равенвудом участке. И сделать это так, чтобы ее дядя не увидел меня, не остановил меня или не убил меня на месте.
Все остальное было за Леной.
— Это по какому же проекту для истории может понадобиться посещать кладбище ночью? — спросила тетя Дель, на ходу запутавшись в лозах ежевики, — о, Боже.
— Мама, осторожнее, — Рис взяла свою мать под руку, помогая ей справиться с зарослями. Тетя Дель и днем-то с трудом справлялась с задачей не врезаться в окружающие предметы, а ночью эта задача становилась непосильной.
— Нам нужно срисовать одно из надгробий наших предков. Мы изучаем генеалогию, — звучало правдиво.
— И почему Женевьева? — Рис была полна подозрений.
Рис посмотрела на Лену, но та тут же отвела взгляд. Лена предупредила меня, что нельзя позволять Рис посмотреть мне в лицо. Стоит только Сивилле посмотреть на тебя, и она уже будет точно знать, врешь ты или нет. Соврать Сивилле еще сложнее, чем даже Амме.
— Она нарисована на портрете в холле. Я подумала, что было бы здорово написать о ней. У нас не очень-то большое семейное кладбище, чтобы было из кого выбирать, в отличие ото всех остальных семей здесь.
Завораживающая музыка магов затихала вдали по мере нашего удаления от особняка, ее звук сменился на шорох листьев под ногами. Мы зашли за границу Гринбрайера. Мы были близко. Вокруг была ночь, но полная луна была такой яркой, что нам даже не нужны были наши фонарики. Я вспомнил, что сказала тогда Амма Мэйкону на могилах своих предков: «Для белой магии необходима середина лунного цикла, а полнолуние — для черной». Я надеялся, что мы не будем творить ничего магического, но от этого менее жутко не становилось.
— Сомневаюсь, что Мэйкону понравилось бы, что мы бродим тут в темноте. Ты сказала ему, куда мы пошли? — тетя Дель была полна тревоги, она подтянула повыше воротник-стойку своей атласной блузки.
— Я сказала ему, что мы идем гулять. А он сказал держаться поближе к вам.
— Не думаю, что я сейчас в хорошей форме для всего этого. Надо признать, я немного простужена, — тетя Дель запыхалась, ее волосы как обычно уже выбились из всегда немного скособоченного пучка и вились возле лица.
А потом я почувствовал этот знакомый запах.
— Мы на месте.
— Наконец-то.
Мы прошли вдоль разрушающейся каменной ограды сада, в котором я нашел плачущую Лену после того случая с окном. Я нырнул в образованную ветвями арку в сад. Ночью он выглядел совсем по-другому, он уже не был похож на пятачок травы для любования облаками, это уже было место, где мог быть похоронен проклятый маг.
Это здесь, Итан. Она здесь. Я чувствую.
Я тоже.
Как думаешь, где могила?
Когда мы прошли мимо надгробного камня, на котором я нашел медальон, в нескольких футах от него я увидел на поляне еще одно надгробие. Надгробие с расплывчатой фигурой, сидевшей на нем. Я слышал, как втянула в себя воздух Лена, едва различимо для моих ушей.
Итан, ты видишь ее?
Ага.
Женевьева. Она лишь частично материализовалась, смесь тумана и света, мерцавшего от ветра, проходившего сквозь призрачную фигуру, но ошибиться было невозможно. Это была Женевьева, женщина с картины. У нее были те же золотые глаза и длинные волнистые рыжие волосы. Ее волосы мягко развевались на ветру, словно она была просто женщиной, сидевшей на скамейке на автобусной остановке, а не призраком, сидевшим на кладбищенском надгробии. Она была прекрасной, даже в своей нынешней ипостаси, но и пугающей одновременно. У меня просто волосы встали дыбом.
Возможно, все это было ошибкой.
Тетя Дель встала как вкопанная. Она тоже увидела Женевьеву, но была уверена, что она единственная, кто видит ее. Возможно, она просто думала, что призрак — это результат того, что она видит множество времен одновременно и размытые видения из двадцати разных десятилетий.
— Думаю, что нам следует вернуться домой. Я себя плохо чувствую, — очевидно, что тетя Дель не хотела иметь ничего общего со стопятидесятилетним призраком на кладбище магов.
Лена споткнулась о распростершуюся на земле лозу и покачнулась. Я вытянул руку, чтобы поймать ее, но не успел.
— Ты в порядке?
Лена восстановила равновесие и взглянула на меня всего лишь на сотую долю секунды, но этой доли секунды хватило Рис. Она вцепилась взглядом в Ленины глаза, всматриваясь в ее лицо, ее выражение, ее мысли.
— Мама, они врут! Никакого проекта они не делают. Они здесь ищут что-то, — Рис прижала пальцы к виску, словно настраивая какое-то оборудование. — Книгу!
Тетя Дель выглядела растерянной, еще более растерянной чем обычно:
— Какую же книгу можно искать на кладбище?
Лена отшатнулась от взгляда и от хватки Рис.
— Эта книга принадлежала Женевьеве.
Я расстегнул рюкзак, который нес, и вытащил лопату. Я медленно подошел к могиле, стараясь не обращать внимания на следящего за каждым моим движением призрака. Если бы меня в тот момент пронзила молния, я бы уже не удивился. Но мы так далеко зашли. Так что я копнул лопатой и отбросил часть земли в сторону.
— Матерь Божья! Итан, что ты делаешь? — раскопка могил определенно вернула тетю Дель в реальность.
— Я ищу Книгу.
— Там? — тетя Дель была озадачена. — Какую книгу можно искать там?
— Магическая книга, очень старая. Мы даже не уверены, что она там. Это догадка, — сказала Лена, покосившись на Женевьеву, которая все еще маячила над надгробием всего лишь в футе от нас.
Я старался не смотреть на Женевьеву. Ее фигура пугающе меняла плотность от дуновения ветра, и она смотрела на нас этими своими жуткими золотыми кошачьими глазами, пустыми и безжизненными, будто стеклянными.
Земля не была особо твердой, хотя был уже декабрь. Через несколько минут я уже выкопал целый фут в глубину. Тетя Дель обеспокоено расхаживала туда-сюда. Только однажды, оглядевшись и убедившись, что никто из нас не смотрит на нее, она посмотрела на Женевьеву. По крайней мере, я был не единственным, кого она пугала.
— Мы должны вернуться. Это омерзительно, — сказала Рис, пытаясь заглянуть мне в глаза.
— Не будь такой паинькой, — сказала Лена, вставая на колени возле ямы.
Рис видит ее?
Не думаю. Только не смотри ей в глаза.
А если Рис прочитает лицо тети Дель?
Она не сможет. Никто не может. Тетя Дель видит слишком многое одновременно. Никто кроме Времяворота не сможет осознать всю эту информацию и найти в ней смысл.
— Мама, ты и правда позволишь им разрыть могилу?
— Святые угодники, это просто смешно. Давайте прекратим эти глупости и вернемся на празднование.
— Мы не можем. Мы должны узнать, там ли книга, — Лена повернулась к тете Дель. — вы можете показать нам.
О чем это ты?
Она может показать нам, что находится внизу. Она может проецировать то, что видит.
— Не знаю. Мэйкону это не понравится, — тетя Дель, колеблясь, кусала губу.
— А если бы он узнал, что мы раскапываем могилу, это бы ему было больше по душе? — настаивала Лена.
— Ладно, ладно. Итан, вылезай из этой ямы.
Я вылез из ямы, отряхивая брюки, и посмотрел на Женевьеву. У нее было загадочное выражение на лице, будто она была заинтересована тем, что будет дальше, а может быть, она просто собиралась развеять нас по ветру.
— Садитесь все. Может закружиться голова. Если кому-то станет плохо, суньте голову меж колен, — тетя Дель давала инструкции как какая-то сверхъестественная стюардесса. — Первый раз всегда самый тяжелый, — она протянула нам руки.
— Поверить не могу, что ты в этом участвуешь, мама.
Тетя Дель вынула шпильку из своего пучка, и ее волосы рассыпались по плечам:
— Не будь такой паинькой, Рис.
Рис закатила глаза и взяла меня за руку. Я взглянул на Женевьеву, она смотрела на меня, прямо на меня, прижав к губам палец, будто призывала к молчанию.
Воздух вокруг нас задрожал, а потом мы начали кружиться, как на тех аттракционах вроде центрифуги, когда тебя прижимает к стене, а вокруг все вертится так быстро, что ты только и думаешь, как бы тебя не вырвало.