Книга Луны.
И я знал, что это была та самая плита, потому что сейчас на ней лежала Книга.
Та самая книга, которая сегодня утром исчезла с полки в моем шкафу. Я понятия не имел, как она тут оказалась, но на расспросы не было времени.
Звуки пожара я услышал раньше, чем увидел его.
Огонь неистовствовал, сея вокруг гнев, хаос и разрушение. И он был повсюду. Смог в воздухе был настолько плотным, что я задыхался из-за него. Жаром мгновенно опалило волосы на моих руках. Это было похоже на видения медальона или даже, что еще хуже, на последний из моих кошмаров — тот, в котором Лена сгорела в огне.
То самое чувство, что я ее теряю. Оно становилось явью.
Лена, ты где?
Помоги Дяде Мэйкону.
Ее голос становился все слабее. Я отогнал от себя дым, чтобы разглядеть дисплей телефона.
11:53. Семь минут до полуночи. Времени у нас почти не осталось.
Бабушка схватила мою руку:
— Не стой истуканом. Нам нужен Мэйкон.
Мы с бабушкой, взявшись за руки, побежали в гущу огня.
Ведущая к кладбищу длинная аллея из образующих арку ивовых деревьев и прилегающие к ней сады полыхали огнем. Кустарниковые и заостренные дубы, карликовые пальмы, розмарины и лимоны — все деревья были в огне. Я услышал вдалеке последние несколько залпов. Праздник на Медовом Холме завершался, и я знал, что участники Реконструкции вскоре соберутся на фейерверк, как будто фейерверк в Безопасной зоне мог сравниться с тем, что происходило здесь сейчас. Горели и сад, и поляна, окружавшие склеп.
Мы с бабушкой пробирались сквозь дым, пока не подошли к пылающим дубам, и я не нашел Мэйкона, лежавшего на том же месте, где мы его и оставили. Бабушка склонилась над ним и дотронулась рукой до его щеки.
— Он слаб, но с ним все будет в порядке.
В тот же миг Страшила Рэдли перевернулся и вскочил на все свои четыре лапы. Он подкрался поближе и лег на живот рядом с хозяином.
Мэйкон попытался повернуть голову в сторону Бабушки. Его голос прозвучал еле слышным шепотом:
— Где Лена?
— Итан ее найдет. Ты отдыхай. Я попробую помочь Миссис Линкольн.
Линк был рядом со своей мамой, и бабушка без лишних слов поспешила в их сторону. Я поднялся, вглядываясь в огонь в поисках Лены. И не видел никого из них, нигде. Ни Хантинга, ни Ларкина, ни Сарафину — никого.
Я здесь. На крыше склепа. Но мне кажется, я застряла.
Держись, Ли. Я иду.
Я пошел обратно через огонь, стараясь придерживаться тех тропинок, которые помнил по своему прошлому визиту в Гринбрайер с Леной. Чем ближе я подбирался к склепу, тем явственнее чувствовал жар от пламени. Ощущение было таким, будто с меня содрали кожу, но я понимал, что она просто на самом деле горит.
Я взобрался на безымянное надгробие, ногой нащупал опору в разрушенной каменной стене, и, насколько смог, подтянул себя наверх. На крыше склепа стояла статуя какого-то ангела с отколотой частью тела. Я ухватился за его — не знаю, за что именно, вроде как это было похоже на лодыжку, — и вытащил себя на край гробницы.
Скорее, Итан! Ты мне нужен.
Вот тогда-то я и оказался лицом к лицу с Сарафиной.
Вонзившей нож мне в живот.
Самый настоящий нож в мой самый настоящий живот.
Конец сна, который нам так ни разу и не позволили увидеть. Только эта часть не была сном. Я знаю, потому что это был мой живот, и я чувствовал каждый дюйм входящего в меня лезвия.
Удивлен, Итан? Думаешь, Лена — единственный Маг на этой волне?
Голос Сарафины начал стихать.
Пусть она теперь попробует стать Светлой.
Теряя сознание, я думал лишь о том, что если бы на мне был сейчас мундир солдата Конфедерации, меня бы звали Итан Картер Уэйт. У меня такая же рана в животе, и тот же медальон в кармане. Даже если единственным местом, из которого я когда-либо дезертировал, была баскетбольная команды средней школы Джексона, а вовсе не армия генерала Ли.
А еще мне снились сны о девушке-Маге, которую я всегда буду любить. Точно так же, как и тот, другой Итан.
Итан! Нет! Нет! Нет! Нет!
В один миг я кричала, а в следующий миг звук застрял у меня в горле.
Я помню, как упал Итан. Я помню улыбку своей матери. Блеск лезвия, и кровь.
Кровь Итана.
Этого не могло быть.
А сейчас все замерло. Все буквально застыло на месте, подобно сцене в музее восковых фигур. Клубы дыма все так же клубились. Они были пушистыми и серыми, но никуда не перемещались, ни вверх, ни вниз. А просто висели в воздухе, как будто были сделаны из картона — всего лишь часть театральных декораций. Языки пламени были все такими же четкими, такими же жаркими, но они ничего не поглощали и не издавали ни звука. Даже воздух был статичен. Все было точно таким же, как и секундой ранее.
Бабушка склонилась над миссис Линкольн в попытке дотронуться до ее щеки, и ее рука повисла в воздухе. Линк держал мать за руку, стоя на коленях в грязи, как испуганный мальчик. Тетя Дель и Мэриан присели на нижнюю ступеньку входа в склеп, закрывая лица от дыма.
Дядя Мэйкон лежал на земле, Страшила свернулся рядом с ним. В нескольких шагах от них, прислонившись к дереву, стоял Хантинг и любовался делом рук своих. Кожаное пальто Ларкина было объято пламенем, сам он замер где-то на середине дороги в Равенвуд, глядя в обратном направлении. Он бежал не сюда, а подальше отсюда.
И Сарафина. Высоко над головой моя мать держала резной кинжал, древнюю Темную вещь. Ее лицо полыхало от ярости, огня и ненависти. С лезвия еще капала кровь на безжизненное тело Итана. Даже капли крови застыли в воздухе.
Рука Итана была вытянута по самому краю крыши склепа. Она безвольно свисала вниз, будто тянулась к кладбищу внизу.
Как и в нашем сне, но только наоборот.
Не я выпала из его рук, а он пострадал от моих.
У подножия склепа я потянулась вверх, раздвигая пламя и дым, пока мои пальцы не соединились с пальцами Итана. Я привстала на цыпочки, но едва смогла дотянуться до него.
Итан, я люблю тебя. Не оставляй меня. Без тебя я с этим не справлюсь.
В свете луны я могла бы увидеть его лицо. Но на небе не было луны, сейчас ее не было, и свет шел только от огня, окружавшего меня со всех сторон и по-прежнему замороженного. Небо было пустым и совершенно черным. И не было ничего. Сегодня ночью я потеряла все.
Я рыдала до тех пор, пока не начала задыхаться. Мои пальцы скользнули в его, и я поняла, что никогда больше не почувствую его пальцы в своих волосах.
Итан.
Я хотела выкрикнуть его имя, несмотря на то, что никто не услышит, просто у меня не было сил держать крик в себе. У меня не осталось ничего, кроме тех слов. Я помнила слова из видений. Я помнила каждое из них.
Кровь сердца моего.
Жизнь жизни моей.
Плоть тела моего.
Душа души моей.
— Не делай этого, Лена Дюкейн. Не играй с Книгой Лун и не навлекай на нас снова всю эту тьму, — я открыла глаза.
Амма стояла рядом со мной, в огне. Мир вокруг нас был все так же заморожен.
Я посмотрела на Амму:
— Предки сделали это?
— Нет, дитя мое. Это сделала ты. Предки лишь помогли мне прийти сюда.
— Как я смогла это сделать?
Она села на землю рядом со мной:
— Ты еще не знаешь, на что способна, не так ли? По крайней мере, насчет этого Мельхиседек оказался прав.
— Амма, о чем ты говоришь?
— Я постоянно твердила Итану, что когда-нибудь он сможет просверлить дырку в небе. Но я считаю, что сделала это именно ты.
Я попыталась вытереть слезы со своего лица, но они не прекращались. А когда они скатились до моих губ, я почувствовала во рту вкус сажи:
— Я… я — Темная?
— Еще нет, пока нет.
— Я — Светлая?
— Нет. И этого не могу о тебе сказать.
Я посмотрела на небо. Все было окутано дымом: и деревья, и небо, а там, где должна быть луна и звезды, виднелось лишь толстое черное одеяло. Пепел и огонь, и дым… и ничего больше.
— Амма.
— Да?
— А где луна?
— Ну, дитя, если ты не знаешь, то я тем более. В какой-то момент я смотрела на твою Шестнадцатую Луну. Ты стояла под ней, вглядываясь в звезды, как будто только Бог на Небе мог помочь тебе, с поднятыми вверх ладонями, как будто ты поддерживала небо. А потом ничего. Только это.
— А как же Призвание?
Она замолчала, раздумывая:
— Вообще-то, я не знаю, что происходит, когда в полночь твоего Шестнадцатого дня рождения на небе нет Луны. Насколько я знаю, подобного никогда раньше не было. Мне кажется, что если нет Шестнадцатый Луны, то не может быть и Призвания.
Я должна была испытать облегчение, радость, растерянность. Но все, что я чувствовала, была боль:
— Так все закончилось?
— Не знаю, — она протянула руку и подняла меня с земли, ставя на ноги рядом с собой.
Ее рука была теплой и сильной, и я почувствовала, как в моей голове что-то начинает проясняться. Мы обе знали, что я буду делать дальше. Так же, как — я подозреваю — Иви знала, что собиралась делать Женевьева на этом самом месте более ста лет назад.
Как только мы открыли потрескавшуюся обложку книги, я мгновенно поняла, до какой страницы мне листать, как если бы знала это с самого начала.
— Ты знаешь, что это противоестественно. И знаешь, какие будут последствия.
— Знаю.
— И знаешь, что нет никаких гарантий, что это сработает. В прошлый раз все закончилось не так хорошо. Но могу сказать тебе вот что: моя пра-пра-тетя Иви там же, где и Предки, и они нам помогут, чем смогут.
— Амма. Пожалуйста. У меня нет выбора.
Долгим взглядом она смотрела мне в глаза. Наконец, кивнула: