Я поворачиваюсь лицом в другую сторону.
– Поехали домой.
Мы молча едем обратно в Салем и поднимаемся на лифте в квартиру Джо. Спрашиваю у него, не мучительно ли ему продолжать жить здесь.
– В какой-то мере да, мучительно. Но если смотреть на это с другой стороны, то проживая в своей квартире, я чувствую, что связан с ним как-то сильнее, что ли. Поэтому сейчас не хочу делать резких движений.
Мы вошли в квартиру. Она выглядит намного аккуратнее, чем в день, когда я приходила за булочками. Стало как-то чище и приятнее. Я вижу, что он взял себя в руки за те месяцы, когда узнал, что мы с Домом вместе.
В то время как я развалилась на диване и уставилась в потолок, Джо принялся готовить на кухне ужин. До моих ноздрей доносится аромат жареных стейков, брокколи на пару и картофеля с зеленью. Он накладывает еду в тарелки, затем приносит их и ставит на журнальный столик, после чего мы оба садимся на пол перед телевизором.
– Романтично, – прикалываюсь я.
Джо проходит мимо меня прямо к столику.
– Шути сколько хочешь. Ты у меня запоешь по-другому, как только увидишь, что мы сейчас будем смотреть.
А смотрим мы «Тупой и еще тупее». Вот она, нестареющая классика, как раз то, что нам нужно. Фильм забавный, он не требует от нас следовать за сюжетной линией, и он создает нам тему для разговора, пока мы поглощаем еду. Джо настоял, чтобы я съела хотя бы три цветка брокколи, а я демонстративно корчу рожицы и ворчу, поскольку у меня совсем нет желания это есть. Закончив трапезу, я собираю всю посуду и мою ее. Сейчас я чувствую себя как никогда лучше.
– У тебя случайно нет ничего выпить? – спрашиваю я, проводя кухонным полотенцем по тарелкам, высушивая их, прежде чем поставить на место.
Джо распахивает холодильник и заглядывает внутрь:
– Вода, апельсиновый сок, кола. Могу сварганить кофе, если хочешь. Но без сахара – это дерьмо вредно.
Ага, сказал курильщик. Гиппократ, берегитесь. У вас появился конкурент.
– Я хотела бы что-нибудь покрепче.
Он поднял взгляд на меня, вскинув бровь.
– Не совсем удачная идея.
– Я уже неделями не пила ничего спиртного. – Вообще-то, последний раз мы пили на ужине в честь шестидесятилетия Джеммы. – И я думаю, нам еще есть о чем поговорить. Не помешал бы глоток для храбрости.
– Вот что уж точно тебе не помешало бы, так это долгий и тщательный душ. Без обид. – Его глаза скользят по моей голове, на которой будто кукушка сдохла. Волосы у меня стали жирные, спутанные и настолько сальные, что даже голова такой тяжести не выдерживает.
– И не обижаюсь. – Я пожала плечами. – Возможно, у меня прибавится сил, если я все же выпью чего-нибудь.
Джо закрывает холодильник. Он прислоняется к нему боком, сложив руки на груди.
– Давай договоримся.
Я выжидающе смотрю на него.
– Я налью тебе спиртного, только если ты примешь душ.
Я замечаю, что на мне треники и толстовка, которые не стирались уже месяц. Цветочками я уж точно не пахну. Я все еще регулярно чищу зубы, но мое тело уже за три недели небось забыло, что такое дезодорант и лосьон для тела. Наконец-то до меня дошло – мне стыдно за себя.
– С мылом и всем остальным? – с напыщенным видом спрашиваю я, пытаясь разрядить обстановку.
– И всем остальным, – подтверждает мою мысль Джо. – Тебе повезло, что мой шампунь служит одновременно и кондиционером для волос, и гелем для душа, и микрофоном по совместительству. Вы с ним вот-вот подружитесь.
– Эх, вам, парням, проще следить за гигиеной.
– При всем уважении, детка, сейчас не время обо всем этом рассуждать.
Я чувствую, как по моему лицу расплывается улыбка. Он пристально смотрит на меня в надежде, что я выполню его просьбу. Что схожу в душ. Я закатываю глаза.
– Ладно, ладно. Только не подглядывай.
– Не буду, клянусь. – Он тянется к одному из своих кухонных буфетов и достает оттуда бутылку текилы и две рюмки. – Ну что, напьемся вдребезги?
Мы выпиваем первую рюмку на кухне. Она прямо обжигает мое горло. Вторая и третья пьются уже легче. Джо берет бутылку текилы за горлышко и выходит на балкон. Я же следую за ним. Садимся мы на два пластиковых стула за круглый столик между нами, наблюдая за оживленной ночной улицей и за тем, как зима перетекает в весну. Деревья уже не выглядят такими голыми. Поверить не могу, что Дом больше не сможет полюбоваться цветением сакуры. Или полакомиться мороженым на пляже. Или устроить отдых на Мысе. Последнее напомнило мне о…
– Надеюсь, кораблик у тебя, – говорю я Джо. – Тот самый, который я подарила Дому в гостинице. Я знаю, как вам обоим он нравился.
– В последнее время мне трудно желать того, что было у Дома. – Джо закуривает сигарету, и я задаюсь вопросом, причисляет ли он меня к имуществу Дома, но потом напоминаю себе, что сейчас не стоит заострять на этом внимание. – Я не считаю себя вправе пользоваться его вещами. Потерять его после всего, через что мы прошли, кажется… чрезвычайно жестоким.
Мы выпиваем еще по рюмке.
– Лучше расскажи мне, как так вышло. Почему ты решила бросить меня? Я понимаю, у тебя не было времени на всякую романтику, пока ты оплакивала смерть матери, но, может быть, стоило мне сказать в тот момент хотя бы что-то типа «Эй, привет, у меня появились дела поважнее. Удачи в жизни». Хотя бы это было бы уже неплохо. – Он отбросил зажигалку на стол.
Алкоголь развязал мне язык. С таким же успехом развязалась и неожиданная, но приятная беседа. Не говоря уже о том, что сегодня был первый день за несколько недель, когда я ела как человек.
Я прищурилась в сторону булыжной мостовой.
– Ты помнишь, когда это произошло?
– Ты про что?
– Про то время, когда я перестала отвечать.
Он на мгновение задумывается.
– Мы переписывались по поводу того, чтобы я приехал к тебе в Сан-Франциско.
Я прикусываю нижнюю губу.
– В тот день, когда ты начал писать мне сообщения, я ждала прибытия поезда в метро. Стояла с мамой на самом краю платформы. Я не обращала на ее слова особого внимания. Пойми, в то время, когда я только-только вернулась домой, единственное, чего я хотела, – это сидеть перед телефоном и ждать, когда же ты мне напишешь. Это было и вправду жалкое зрелище. Мама буквально силком заставила пойти с ней, чтобы я помогла ей в галерее в тот день, – я усмехаюсь. Мама так настаивала, чтобы я вышла из дома.
«Я понимаю, что ты влюбилась и что мир теперь стал таким скучным, но Джо не появится на твоем пороге в ближайшие восемь часов, поэтому просто можешь присоединиться ко мне», – слышу я голос мамы у себя в голове.
Джо затянулся еще раз. Из его рта и ноздрей валит дым, придавая ему дьявольский вид.
– Слушаю дальше.
– Как только ты начал писать мне, я уже была вся как на иголках. Кружила по платформе, ждала, когда же ты мне напишешь. Я была так увлечена тобой, что будто забыла, где нахожусь. И затем… ну… упала на рельсы.
Джо закрывает глаза. Представляя у себя в голове всю эту картину, Джо затряс головой, как бы избавляясь от нее.
– Сильно пострадала? – сглотнул он.
– Вывихнула лодыжку и ударилась головой. Приближался поезд. Мама пыталась поднять меня. Она небольшого роста, миниатюрная. Она пыталась меня спасти, но с моей больной лодыжкой и головокружением я казалась балластом. Никто не хотел вмешаться и помочь ей.
Я делаю глубокий вдох, чувствуя дрожь по всему телу. Джо наклоняется в мою сторону и наливает мне еще немного текилы. Я выпиваю ее одним махом и морщусь, продолжая свой рассказ.
– Наконец, маме удалось поднять меня обратно на платформу, но в результате она сама упала на рельсы. Через пару секунд ее не стало. Поезд подъехал к платформе. Я так пыталась спасти ее, так пыталась. Но она… – Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как слезы катятся по моим щекам, – она говорила: «Не смей!»
И поэтому я этого не сделала. Не осмеливалась жить, двигаться дальше, простить себя за то, что произошло.
Воспоминания, которые я так старалась забыть последние шесть лет, снова меня накрыли. О том, как люди смотрели на нас. О том, как сильно я испугалась. О том, как мне было стыдно. Помню ту вину. Те вопли. Тишину, которая за всем этим последовала. Полицию, которая прибыла туда. «Скорую». Страховую компанию. Казалось, что я будто в кино попала, но в то же время все происходило настолько жестко. Вспоминаю о том, как Ренн с папой оплакивали потерю. О том, как Пиппа закидывала вопросами. О том, как полицейские с максимальным спокойствием и дружелюбностью в голосах просили меня снова и снова воспроизвести последние несколько минут. О том, как я, будучи честной, глупой и испуганной, рассказала им, что танцевала на краю платформы оттого, что один мальчик, который мне так нравился, наконец написал мне.
Я знала, что они меня осуждают. Я и сама себя осуждала за все это.
– С тех пор я больше не езжу в метро, – слышу я от себя. Я не чувствую, как слова слетают с моих губ. Скорее, я слушаю их. – И никогда больше не поеду. Не могу смотреть на поезда без… без…
Без того, чтобы не начать вспоминать об этом. Чувствовать тот запах. Прокручивать эту сцену снова и снова.
– Эвер, – мягко произносит Джо. – Ты не виновата. Это могло случиться с кем угодно.
– Вот оно и случилось со мной, – я печально улыбаюсь. Едва могу его разглядеть сквозь водопад слез. Вообще-то такое случилось со мной дважды. Дом оказался уже вторым человеком, за смерть которого отвечаю я. – Помню, как полицейские беседовали со мной, как папа и Ренн судорожно пытались понять, что произошло, а ты продолжал посылать мне сообщение за сообщением. Экран так и продолжал подсвечиваться зеленым, пока один из полицейских не попросил меня отложить его в сторону. Я все еще держала телефон в руке. Даже когда упала на рельсы и ударилась головой, я не отпускала его.
На глаза Джо тоже навернулись слезы. Я не помню, чтобы Джо когда-либо плакал. Он так не плакал, даже когда Дом скончался. Но сейчас он плачет, и когда я тянусь к нему, чтобы взять его за руку, он сжимает мои пальцы так, будто я изо льда. Сжимает ее очень осторожно. Будто я вот-вот растаю.