– Все в порядке, – произношу я со всей своей серьезностью. На этой неделе я почувствовала, как боль проходит не через меня, а, наоборот, мимо. Это как если бы меня подтолкнул незнакомец, пробегая мимо и торопясь на свой поезд. Именно не сбил с ног и не наступил на меня, а просто толкнул впопыхах.
– Ничего не в порядке, – говорит Брэд, вертя печенье на своей тарелке, но не съедая его. – Но мы ничего не можем с этим поделать, к сожалению.
– Сейчас это уже не имеет значения, правда, – отвечаю ему я. Затем, вспомнив, зачем я сюда пришла, я бросаюсь снимать обручальное кольцо с пальца. Я скользнула им по столу в их сторону.
– Вот. Хочу, чтобы вы оставили его себе.
– Ничего подобного, Линн. Дом ведь подарил его тебе, – заявляет Джемма. Ее глаза заблестели, стоило взгляду упасть на кольцо. Еще одна вещь, которую после себя оставил ее сын.
– Зовите меня лучше Эвер, – поправляю я ее. Приятно вернуть себе свое настоящее имя, свою личность. – И пусть я всегда буду дорожить тем днем, когда Дом попросил меня выйти за него замуж, мне нужно жить дальше. И по правде говоря, я думаю, оно нужнее вам, чем мне. Пускай оно станет для вас словно лиричной песней о потере любимого сына. Он хотел сделать вас счастливой.
Джемма потупила взгляд, а затем расплакалась. Я подмечаю, что это уже не те мрачные, безутешные рыдания, которые вырывались из ее души все те месяцы назад. Она плачет от счастья и благодарности. Она улыбается и похлопывает меня по плечу, прежде чем смахнуть слезы.
– Спасибо тебе большое, моя милая. Я очень ценю это.
– Вам стоит его примерить.
Джемма колеблется лишь мгновение, прежде чем решиться его надеть. Кольцо идеально сидит на ее костлявом среднем пальце. Она любуется им, покручивает рукой туда-сюда, наблюдая, как бриллиант ловит последние лучи вечернего солнца, проникающие через большущие окна веранды.
– Оно прекрасно, – восхищается она.
– На вашем пальце оно смотрится как нельзя лучше.
Она поднимает глаза на меня.
– У тебя точно все хорошо?
Кивнув ей в ответ, я осознаю, что это так. Все еще далеко от идеала, но зато я больше не страдаю от несчастья.
Джемма в смятении потирает щеку. Я вижу, что ее что-то гложет, но она не знает, как заговорить об этом. Она бросает взгляд на Брэда. Он дергает подбородком в ее сторону, едва заметно, как бы говоря, чтобы она сама начала говорить. Что, черт возьми, происходит?
– Ли… Эвер, – поправляет она себя, немного покраснев. – У меня есть к тебе одна необычная просьба.
– Необычные просьбы – это моя компетенция. Я слушаю.
– Не могла бы ты на минутку подняться со мной на чердак? Хочу тебе кое-что показать.
Я следую за ней к лестнице, которая ведет на второй этаж, и наблюдаю за тем, как Джемма открывает люк на чердак. Она приставляет складную лестницу, и мы обе забираемся внутрь. Я впервые оказываюсь у них на чердаке. Здесь на удивление просторно и как ни странно много дерева. Пахнет пылью и нафталином. Чердак до краев забит ящиками и коробками. Все они подписаны. Я впитываю всю эту атмосферу. Правая сторона чердака битком заставлена вещами, на каждой коробке написано имя Доминик, а левая принадлежит Сефу.
Как ни странно, но даже вещи братьев выглядят так, будто они ведут борьбу. А вот теперь и я здесь, снова стою в центре, прямо между ними.
– У ваших сыновей, конечно, куча всего, – я пытаюсь разрядить обстановку шуткой. И моя шутка оказывается неудачной. Джемма бросает на меня неуверенный взгляд. С какой бы целью она ни привела меня сюда, это вызывает у нее беспокойство.
Я тяжело сглатываю.
– Джемма? Зачем вы привели меня сюда?
Она склонила голову в сторону кучи коробок Сефа. Я следую за ней. Она хватает коробку из-под обуви, стоящую на крышке большой картонной коробки, и держит ее подальше от себя, как будто она сейчас укусит ее.
– В последнее время я частенько навожу порядок в доме. Особенно на чердаке. Причина, по которой я привела тебя сюда, была не одна. Мне нужно было как-то абстрагироваться от Доминика, а еще меня вдохновило то, как Сеф здесь отыскал мое платье с первого свидания. И мне захотелось взглянуть, какие еще сокровища, способные вызвать у меня воспоминания о Доминике, я смогу тут найти.
Я жду, пока она продолжит свой рассказ. Не совсем представляю, что она держит сейчас в руках, но поскольку на ней написано имя Джо, смело могу предположить, что это не имеет ко мне никакого отношения. Мы ничем не обменивались с ним в Испании. Кроме как биологическими жидкостями и номерами телефонов, но даже они не считаются.
Джемма печально улыбнулась.
– Доминик всегда был таким милым ребенком. С сильными убеждениями и глубоким сопереживанием к другим. Во дворе нашего дома он, бывало, часто лечил раненых животных и первым вступал в контакт с новенькими ребятами, которые переезжали в наш район. Ситуация несколько изменилась после того, как ему диагностировали рак. Естественно, он стал злиться из-за этого. Но потом он победил рак и снова стал тем Домиником, которого мы любили и обожали. Потом ему снова показалось, что у него рак, уже когда ему было около двадцати.
Я помню, как Дом рассказывал мне об этом. Помню, как я ужаснулась за него. Помню тот момент так, будто это было вчера.
– Правда? – спокойно спрашиваю я, чтобы побудить ее к дальнейшему разговору.
Наконец, она открывает коробку из-под обуви и достает нечто похожее на лист бумаги:
– На прошлой неделе, когда Сеф уехал в Сан-Франциско, чтобы завершить работу над своей книгой, я начала перебирать его вещи, поскольку я уже на тот момент разобрала вещи Доминика. И наткнулась на это.
Она протягивает мне небольшой лист бумаги. Только это не лист бумаги. Это какая-то фотография. Полароидное фото, которое Джо сделал со мной на пляже в Испании. У меня чуть челюсть не отвалилась от удивления. Я перестаю дышать, будто у меня в горле кость застряла. На нем я смотрю в камеру – Джо меня снимал, – причем с такими сильными эмоциями, что при виде этого меня бросает в шок. Любовь, которую я испытываю здесь к нему, такая необузданная. Близость между нами ощутима даже через камеру. Я уже чувствую, как это фото впечатывается в мою ДНК.
Он его сохранил. И хранил все эти годы. Не выбрасывал. Не сжег в маленьком костре, как я все это время думала.
– Что самое интересное в этой фотографии, – начинает Джемма, – так это то, что на заднем плане видна знаменитая статуя Посейдона, Нептуно де Меленара, поэтому я сразу догадалась, что фото сделано Сефом на Канарах. Только вот сама фотография… – она задержала дыхание, – она показалась мне знакомой, и я поняла, почему. Я уже видела его на Рождество. Дом держал его в руках после того, как поднялся на чердак за спортивным инвентарем.
Я мотаю головой, слезы текут по моим щекам.
– Я и понятия не имела, Джемма, клянусь. Честное слово, до Рождества не знала, что они братья. И Дом тоже не был в курсе. Тогда он, должно быть, сам все узнал.
– Так я и предполагала. – Она обвивает пальцами мои руки, рывком притягивая меня к себе в объятия. – Теперь слушай, Эвер. Ты должна выслушать меня, – она отстраняется, удерживая мои щеки в своих руках. Мы хлопаем глазами друг на друга. – Жизнь коротка. Даже слишком. Если ты любишь Сефа… и если Сеф любит тебя, то…
Она не доводит предложение до конца. Она просто не в состоянии. Все, что она сейчас скажет, будет предательством по отношению к любому из ее сыновей. Ее сердце будто разрывается. Мое, напротив, не очень. Я больше не чувствую себя обязанной перед Домиником. Я просто не знаю, успели ли мы стать с Джо судьбой друг для друга. Каждый раз, когда мы сходимся вместе, происходит нечто ужасное. Я не хочу больше жертв в этой игре в кошки-мышки. Судя по всему, наша с ним любовь – окровавленная и тернистая. И тут мне что-то приходит в голову.
– Джемма…
– Да?
– Помните деревянный кораблик, который я подарила Дому? – Я уверена, что помнит. Она ведь помогла мне навести порядок в его спальне после его смерти.
Джемма кивает, хмуро глядя на меня.
– А что с ним?
– Где он?
Она стиснула губы, опустив глаза. Как будто ей не стоит об этом говорить.
– Джо забрал его себе, – произносит она, наконец.
– Спасибо вам.
– Нет уж, тебе спасибо. За то, что любила обоих моих сыновей… пускай и в разные периоды жизни, но ты сделала счастливыми их обоих.
Путь до Салема пролегает как расплывшееся пятно. Когда я приезжаю в свою старую квартиру, Джо ждет меня на улице, рукава его закатаны до плеч. Под мышкой у него сплющенные картонные коробки. Мое сердце перестает ровно биться, как только я вижу его чудесное лицо. Невозможно смотреть на него и не думать о том, что он сохранил нашу с ним фотографию. Что он столько вытерпел от Дома, от своей семьи, от меня.
– Тебе необязательно со мной ехать. – Я выхожу из такси и обнимаю его.
– Нет ничего лучше, чем помочь уехать тебе из этой дыры. – Он поднимает мою левую руку и осматривает ее. Сразу же замечает изменения, а значит, это первое, на что он смотрит каждый раз, когда видит меня. Взяв мою левую руку, он вертит ее туда-сюда. – Кольца нет.
Я прислоняюсь лбом к его плечу.
– Кольца нет.
В воздухе царит ожидание. Думаю, сейчас время сказать что-то глубокое. Но мне нечего говорить. Мой разум сейчас где-то далеко отсюда.
– Пока ты здесь, собираешься выбирать колледжи? – спросил он, на этот раз его тон был осторожным. Мы оба так сильно пострадали.
– По правде говоря, я здесь всего на пару дней.
– Хм, – он потирает подбородок, задумавшись, – понимаю.
Я подумываю поступить либо в Университет им. Тафтса, либо в Северо-Восточный, либо же в Бостонский.
Сердце подсказывает мне признаться ему, что единственная причина, по которой я еще не решилась, – мой страх. Мне так страшно, наконец, обрести Джо. А потом потерять.
В душе я хочу упасть на колени и молить его о том, чтобы он помог мне принять решение. Какое решение было бы правильным в данной ситуации? Что принесет наименьшую боль? Если бы только кто-то мог сказать мне, что если завтра мы съедемся, никто из нас больше не потеряет свою жизнь. Никто больше не пострадает.