–А сколько это дней?
Я сурово сощурилась.
–Что? Это…
Посмотрев на потолок пару секунд, я выдала:
–Примерно девять тысяч восемьсот пятьдесят. Но вообще-то больше, потому что мой день рождения в августе. Примерно десять тысяч.
Застонав, он драматическим жестом прижал ладонь к груди.
–О-бал-деть. Королева чисел, и с такой фигурой! Как я могу устоять против твоих чар?
Я не сумела сдержать ответную улыбку. Он никогда не грубил мне и не смеялся надо мной, и за полторы недели заставил испытать больше оргазмов, чем любой другой за… э-э, Сара. Негативное мышление. Переключись.
Оглядев меня еще раз, Макс заявил:
–Не могу дождаться, когда же ты наконец объяснишь, зачем озарила мой скромный офис своим присутствием. Но сначала отвечу на твой последний вопрос. Да, мать работает у меня секретаршей, и это немного необычно. Но ты только попробуй заставить ее уйти. Уверяю, ты лишишься по меньшей мере уха.
Он шагнул вперед и внезапно оказался совсем близко. Слишком близко. Настолько, что я разглядела тончайшие полоски на его модельном пиджаке и чуть заметную щетину на подбородке.
–Я пришла, чтобы поговорить с тобой.
Наверное, это прозвучало слишком жалко. Следовало вложить в слова больше настойчивости. Я не хотела вести себя так, как вела поначалу с Энди, и показаться слишком уступчивой. Только спустя шесть лет я поняла, что мне, по сути, было все равно, и поэтому я не спорила.
Макс улыбнулся.
–Я догадался. Не хочешь ли присесть?
Я покачала головой.
–Что-нибудь выпить?
Он прошел к небольшому бару в углу и вытащил хрустальный графин, наполненный янтарной жидкостью. Не подумав, я кивнула, и он налил виски в два стакана.
Протянув мне один, Макс шепнул:
–Сегодня только два пальца, Лепесточек.
Не выдержав, я засмеялась.
–Спасибо. Извини, но вся эта ситуация просто… сводит меня с ума.
Он заломил бровь, однако на сей раз решил обойтись без двусмысленностей.
–И меня.
–С тобой я чувствую себя немного не в своей тарелке,– начала я.
Он хмыкнул, но без намека на оскорбление.
–Я вижу.
–Понимаешь ли, до того, что случилось в клубе… у меня был один-единственный парень с тех пор, как мне исполнился двадцать один год.
Макс отхлебнул виски, а затем уставился в стакан, слушая, что я говорю. Я пыталась понять, сколько хочу рассказать ему об Энди, обо мне и о наших отношениях.
–Энди был старше. Серьезней, лучше устроен в жизни. И это было нормально. Это всегда было нормально. Думаю, многие отношения сводятся к этому. Нормально. Легко. И без особых чувств. Он не был моим лучшим другом, и любовником, по сути, тоже не был. Мы просто жили вместе. У нас был заведен определенный порядок.
Я была верна ему, а он трахался с кем попало по всему Чикаго.
–И что же произошло? Что послужило причиной взрыва?
Я молча взглянула на Макса. Разве я упоминала это слово в разговоре с ним? Перемотав в памяти наши беседы, я поняла, что нет. Так я мысленно называла то, что произошло в моей жизни после отъезда из Чикаго, но никогда не говорила об этом Максу. По коже рук побежали мурашки. В голове промелькнули миллионы возможных ответов, но вслух я сказала:
–Я устала чувствовать себя такой старой, когда на самом деле так молода.
–И это все? Все, что ты мне скажешь? Ты – абсолютная загадка, Сара.
Глядя на него, я произнесла:
–Тебе достаточно знать, что в Чикаго я была очень несчастна и что я не ищу сейчас новых отношений.
–Но ты нашла меня в клубе,– возразил Макс.
–Если я правильно помню,– заметила я, проводя пальцем по его рубашке,– это ты меня нашел.
–Верно,– подтвердил он и улыбнулся, но впервые за время нашего знакомства улыбка не затронула его глаза.– И вот мы здесь.
–И вот мы здесь,– согласилась я.– Мне казалось, что это останется моим единственным безумным поступком.
Я выглянула в окно. Там курчавились белые облака – такие плотные и надежные на вид, что казалось, я могу выпрыгнуть из окна, оседлать одно из них и умчаться туда, где я не буду испытывать этой мучительной неуверенности.
–Но с тех пор мы встречались пару раз… и ты мне нравишься. Я просто не хочу, чтобы все стало слишком сложно или пошло наперекосяк.
–Отлично тебя понимаю.
В самом деле? Нет, вряд ли Макс мог меня понять. И, если по-честному, неважно, понимал он или нет – потому что для меня гораздо важней было то, чтобы моя жизнь не стала «спокойной», как в Чикаго. Спокойствие – это кошмар. Спокойствие – это ложь.
–Одна ночь в неделю,– сказала я.– Я буду твоей одну ночь в неделю.
Макс спокойно и задумчиво посмотрел на меня, и я вдруг поняла, что во время всех наших предыдущих встреч он был полностью откровенен. Его улыбка была совершенно искренней, смех – неподдельным. Но сейчас он словно надел маску.
В груди болезненно сжалось.
–Если, конечно, ты вообще хочешь дальше со мной встречаться.
–Конечно, хочу,– подтвердил Макс.– Просто не совсем понимаю, о чем ты говоришь.
Я встала и подошла к окну, скорей чувствуя, чем слыша его шаги у меня за спиной.
–У меня ощущение, что единственный способ, с помощью которого я смогу сейчас все контролировать – это провести четкую границу. За ее пределами я буду работать и строить свою жизнь. Но внутри…
Я говорила все тише, а затем закрыла глаза и полностью отдалась этой мысли. Мысли о руках Макса и о его губах. О его скульптурном теле и о том, как он входит в меня, снова и снова.
–Мы можем делать все, что угодно, когда я с тобой, и мне не надо беспокоиться ни о чем другом.
Макс шагнул в сторону, так что, слегка повернув голову, я могла увидеть его – и посмотрел мне прямо в глаза. Он улыбался. Маска исчезла, и ворвавшееся в комнату послеполуденное солнце зажгло искры в его глазах – словно зелень, охваченная огнем.
–Ты предлагаешь мне только свое тело.
–Да.
Я отвела взгляд первой.
–И ты действительно готова предоставить мне всего одну ночь в неделю?
Я вздрогнула.
–Да.
–Так чего же ты хочешь? Что-то типа интрижки с обязательствами?
Рассмеявшись, я сказала:
–Ну, мне определенно не нравится мысль, что ты трахаешься со всей округой. Так что да, это часть договора. Если, конечно, ты и вправду соответствуешь своей репутации.
Он почесал подбородок, пропустив мимо ушей завуалированный вопрос.
–И какой же день недели? Один и тот же все время?
Этого я пока не продумала, но быстро сымпровизировала:
–По пятницам.
–Но, учитывая, что я не могу встречаться с другими женщинами, как мы поступим, если в четверг или в субботу мне надо будет появиться на публике в сопровождении дамы?
В груди встрепенулась тревога.
–Нет. Никаких появлений на публике. Думаю, ты можешь пригласить свою маму.
–У тебя очень много требований, малышка,– улыбнулся он.
Эта улыбка разгоралась медленно, как огонь в камине.
–Все так организованно. Непохоже на наш образ действий до этого, Лепесточек.
–Знаю,– согласилась я.– Но этот образ действий кажется мне единственно разумным. Не хочу очутиться на шестой странице на пару с тобой.
Он нахмурился.
–Откуда такая избирательность?
Я тряхнула головой, сообразив, что слишком разболталась.
–Просто не хочу.
–А у меня есть какое-то право голоса?– поинтересовался он.– Или мы просто встречаемся у тебя на квартире и трахаемся ночь напролет?
Я снова провела указательным пальцем у него по груди, на сей раз спустившись ниже, к пряжке ремня. Следующая часть договора, вероятно, должна была понравиться ему – но больше всего пугала меня. После клуба, ресторана и благотворительной вечеринки я начала чувствовать себя кем-то вроде адреналинового наркомана. И мне не хотелось прекращать.
–Думаю, пока у нас неплохо получалось. Я не хочу, чтобы это происходило у меня на квартире. Или у тебя. Будешь посылать мне смс с местом встречи и примерным описанием того, чего там ожидать, чтобы я знала, как одеться. Остальное меня не волнует.
Приподнявшись на цыпочки, я поцеловала его – сначала легко, дразняще, но потом поцелуй стал глубже, и мне немедленно захотелось взять все свои слова обратно и отдаваться ему когда и где угодно. Однако Макс, тяжело дыша, отстранился первым.
–Я могу избегать репортеров, но меня переклинило на идее твоих снимков. Это мое единственное условие. Без лиц, но ты разрешишь мне тебя фотографировать.
По позвоночнику пробежала дрожь, и я подняла взгляд на него. При мысли о том, что появится материальное доказательство его прикосновений, о том, как он будет смотреть на эти снимки и возбуждаться, горячая волна разлилась в груди и захлестнула щеки. Макс это заметил и с улыбкой провел тыльной стороной ладони по моему подбородку.
–Когда все закончится, ты их сотрешь.
Он немедленно кивнул.
–Конечно.
–Тогда увидимся в пятницу.
Я сунула руку ему под пиджак, не удержавшись от того, чтобы погладить широкую и твердую грудь – а затем вытащила из внутреннего кармана его мобильник и набрала свой номер. Телефон зазвонил у меня в сумке. Я знала, что он озадаченно улыбается, даже не глядя ему в лицо. После этого я положила мобильник обратно в карман пиджака, развернулась и пошла прочь, чувствуя, что, если оглянусь, мне придется вернуться.
Помахав на прощание его матери, я поехала на лифте вниз – и все то долгое время, пока кабина спускалась на первый этаж, думала о цифровой камере в его мобильнике.
Я прошла два квартала, и телефон у меня в сумке зажужжал.
«Жди меня в пятницу на пересечении 11-й и Кент-стрит в Бруклине в 18:00. Приезжай на такси и оставайся внутри, пока я не открою дверь. Можешь приехать прямо с работы».
6
В те времена, когда я был молод и наивен, моим вторым по счету клиентом стал Димитри Джерард. Он владел небольшой, но доходной фирмой по торговле антиквариатом в Северном Лондоне. Если верить бумагам, в бизнесе Димитри не было ничего выдающегося: он вовремя оплачивал счета, у него был список постоянных клиентов, и его годовой доход превышал расходы. Но отличительной чертой Димитри было то, что он обладал уникальной способностью вынюхивать поистине редкие вещи, о существовании которых подозревали очень немногие люди. Вещи, которые при правильном подходе можно было сплавить коллекционерам международного уровня за суммы, равнявшиеся небольшим состояниям.