ом с этим козлом. Единственная причина, по которой я все еще здесь, — это мое желание вытянуть из него информацию.
— Эй, Маркус.
— Да?
— Ты центральный нападающий, как и Кейн, но почему вы играете по-разному?
Он закинул руки за голову и откинулся на спинку сиденья.
— Так ты теперь эксперт в хоккее? Клянусь, несколько месяцев назад ты даже не знала, сколько игроков в команде.
— Люди учатся. Так скажи мне, в чем между вами разница?
— Что ты заметила?
— Кейн двигается плавнее.
— Он до скучного техничен. Прямо как Армстронг. Они учились хоккею у крутых тренеров и в лагерях, которые могли себе позволить только благодаря богатству своих предков. Они считают, что насилие ниже их достоинства, поэтому избегают его любой ценой. Им лучше играть в теннис, а не в хоккей.
— Но Джуд же агрессивен.
— Он другой. У него врожденный талант, который не смогли убить даже престижные тренеры. Он единственный из троих, кто заслуживает уважения. Вероятно, именно он и втянул их в эту игру.
— Я права, думая, что для приобретения таких технических навыков нужны упорные тренировки и строгий режим?
— Да. Слышал, что они провели детство в школе-интернате для мальчиков, где их учили… строгой дисциплине.
У меня защемило в затылке от беспокойства.
— Как именно их учили?
— Спроси его сама, — он ухмыльнулся. — Если осмелишься.
Не успев задать больше вопросов, он встал и вышел.
Некоторые девушки заметили его и последовали за ним, как мотыльки за огнем. Я понимаю, что Маркус очень красив и обладает особым шармом, но какая-то лояльность в нашем университете все же должна быть.
Маркус — заклятый враг нашей команды.
Я имею в виду «Гадюк».
Не нашей команды.
Простояв некоторое время, пока арена не опустела, меня просят уйти охранники.
На выходе я проверяю уведомления и мое настроение портится, когда я не нахожу сообщений от Кейна.
Я должна была провести свое драгоценное время рядом с Вайолет, а не удовлетворять его глупые прихоти.
Я вяло направляюсь к парковке, где оставила свой мотоцикл. Здесь теперь пусто, кроме пары машин. Свет тусклый, и тишина висит в воздухе, как слой смога.
Я ускоряю шаг к месту, где стоял мотоцикл, и останавливаюсь.
Мотоцикла нет.
Кто-то его украл?
Боже, он не настолько и крутой, чтобы его угонять. Я пинаю столб, а потом стону от боли.
Черт возьми. Мотоцикл — мое единственное средство передвижения. У меня нет денег, чтобы купить новый.
Рядом останавливается машина, и я поднимаю глаза, нахмурив брови.
Заднее окно золотистого Rolls-Royce опускается, и я вижу Изабеллу Дрейтон.
Ее волосы собраны в хвост, и она смотрит на меня свысока, как будто я грязь под колесами ее машины.
— Как дела, Благотворительность? Не можешь доехать до дома?
— Меня зовут Далия, и это не твое дело.
— А я хотела подвезти тебя. Из милосердия, конечно же.
— Нет, спасибо, — я оглядываюсь по сторонам на случай, если мотоцикл куда-то переставили.
— Ты не можешь мне отказывать. Когда я приказываю, ты подчиняешься, сучка.
Я поворачиваюсь к ней, собираясь высказать ей все, что думаю, но за моей спиной появляется тень.
Не успев понять, кто это, что-то укалывает меня в руку.
Я тянусь к ножу, который всегда ношу в сумке, но он падает на землю.
— Ты… — я не могу произнести ни слова, и перед глазами темнеет.
Последнее, что я вижу, — злобная улыбка Изабеллы, а потом мир погружается во мрак.
Глава 14
Далия
Спи, моя радость, луна над водой,
Песню поет нам прибой голубой.
Звезды, как стражи, в ночи не уснут,
В морскую бездну твой сон унесут.
Мягкий голос мамы звучит в моих ушах, когда мои веки закрываются, мерцая в том сказочном месте между бодрствованием и сном.
— Мамочка? — шепчу я, но не уверена, что звук слетает с моих губ.
Голова тяжелая, а конечности как будто парализованы, словно я прикована к жесткой кровати. За покрасневшими веками смутно проступают нежные черты маминого лица, но ее успокаивающий голос продолжает звучать в темноте.
Засыпай, моя милая, ночь за окном,
Укачает тебя тихим ласковым сном.
Море вздыхает, ветер поет,
Ты в лунном сиянье легко поплывешь.
— Ты пришла за мной, мама?
Мозолистая рука ложится на мою, и она перестает петь.
— Ты хочешь, чтобы я за тобой пришла, дорогая?
— Я так устала, мамочка. Это так утомительно.
— Тогда иди к нам.
— Дал! — раздается знакомый голос, в котором обычная мягкость сменяется панической тревогой.
— Ви?
— Не бросай меня, Дал. Мы обещали быть семьей друг для друга. Далия! Далия, пожалуйста! У меня есть только ты.
Море вздыхает, ветер поет,
Ты в лунном сиянье легко поплывешь.
Колыбельная мамы эхом разносится вокруг меня, смешиваясь с криками Вайолет, пока мои органы чувств не взрываются в безумном хаосе.
Я открываю глаза.
Первое, что я вижу, — белый потолок с плесневелым пятном в углу.
Я пытаюсь сесть, но мои конечности такие тяжелые, что голова снова падает назад.
Жарко.
Мне так жарко, что в горле пересохло, и я чувствую, будто моя одежда — мой злейший враг.
Где я?
Что случилось?
Я оглядываюсь по сторонам. Небольшая белая комната, полностью стерильная, за исключением металлической кровати, на которой я лежу.
В помещении полутемно, оно залито мягким янтарным светом, который отбрасывает длинные мерцающие тени на стены. Все кажется не так. Туманно. Воздух вокруг густой, давит, душит своей тяжестью.
Я снова пытаюсь встать, но мое тело как будто привязано невидимыми веревками.
Мир вокруг меня плывет, размываясь по краям. Затем мои чувства возвращаются резкими, раздражающими фрагментами. Невыносимая жара распространяется по моей коже, как огонь, разгорающийся изнутри.
Сердце стучит в ушах, каждый удар громкий, пульсирующий в венах.
Каждое прикосновение ткани пронизывает меня дрожью, усиливая жгучий жар.
Я делаю вдох, но грудь сдавлена, дыхание поверхностное и прерывистое. Каждый раз, когда я глотаю, в воздухе и в горле витает слабый запах пота и чего-то острого.
Кровать подо мной мягкая, контрастируя с напряжением, сжимающим мои мышцы.
Что-то не так.
Мое тело слишком горячее, мысли слишком вялые. Кожу покалывает, каждый сантиметр моего тела не в ладу с собой, но при этом слишком чувствителен ко всему.
Воздух словно пальцы, скользящие по мне, дразнящие, вытягивающие тепло, которое нарастает с ошеломляющей скоростью.
Я пытаюсь снова пошевелиться, но чувство, будто я оторвана от своего тела, конечности едва реагируют на сигналы мозга.
У меня пересохло во рту, мысли кружатся в голове, но все окутано густым туманом желания, которое я не могу остановить.
Бьющееся сердце заглушает мои мысли и слабый гул в воздухе, который пульсирует в такт с моим пульсом.
Ноги сжимаются, и это усиливает давление. Я чувствую, как становлюсь влажной. Кожа горит от боли, которую я никогда раньше не испытывала.
Дверь открывается, и я смотрю вверх, когда входят двое мужчин в знакомых серебряных масках.
— Кто… кто вы?
О боже. Почему мой голос звучит так хрипло и отчаянно?
Они подходят ко мне, и я отскакиваю назад к изголовью кровати.
— Нет. Не подходите…
Неважно, что, черт возьми, вкололи мне Изабелла и ее приспешники, я не позволю им прикоснуться ко мне.
Даже если это связано с организацией.
— Может, я начну? — говорит более высокий из них другому, его голос пронзительный и хриплый. — Интересно, внутри она будет ощущаться так же хорошо, как и 3выглядит?
— Нет… — я пытаюсь пнуть его, когда он тянется к моей ноге, но он легко ловит ее и дергает за джинсы.
— Хватит вести себя как девственница. Мы все знаем, что ты позволяешь Кейну использовать себя как шлюху, — он расстегивает пуговицы и спускает джинсы, обнажая нижнюю часть моего тела. На мне остались только трусики и огромная хоккейная джерси.
— Я убью вас, если не отпустите меня, — я бью ногами и машу руками, вяло сопротивляясь, а глаза наполняются слезами. — Клянусь, убью.
Их злобный смех эхом разносится по воздуху, сгущаясь над моей головой, как насмешливое облако.
— Удачи.
— Пожалуйста… — я оттягиваю свою джерси, сжимая ноги, пока колени не сталкиваются друг с другом.
Я ненавижу, что вынуждена умолять, но я готова на все, чтобы убраться отсюда целой и невредимой.
А потом я отравлю этих двоих, пока они будут спать.
Более высокий хватает меня за бедро, его прохладная рука контрастирует с моей горящей кожей. Волна удовольствия пронзает мой живот, и я запрокидываю голову назад со стоном.
О боже. Нет.
Пожалуйста, нет.
— Видишь? — издевается один из них. — Ты не можешь дождаться, когда тебя трахнут, как шлюху.
Мой разум запутался, и мое тело отчаянно пытается облегчить боль, но я все еще бормочу:
— Нет…
— Ты же хотела стать членом «Венкора», да? Это то, что они делают, сучка. Они раздвигают ноги, когда этого требуют Старшие.
— П-перестаньте… К-красный… — шепчу я.
Мое стоп-слово не доходит до их ушей.
Верно. Оно только между мной и Кейном.
Не думаю, что Кейн скрывается за одной из этих масок.
По крайней мере, я надеюсь, что нет.
Я бы никогда не простила его, если бы он сделал это со мной.
Я бы убила его голыми руками.
Отчасти я позволила себе секс на посвящении и вечеринке, потому что верила, что он остановится, если я скажу стоп-слово.
Другое дело, если меня накачали наркотиками и воспользовались мной, не дав возможности остановить это.
Меня разрывает боль, острая и всепоглощающая. Я хочу бороться, кричать, сорвать их руки с моей кожи, но наркотик, который они мне вкололи, обволакивает меня, как тиски, втягивая все глубже в удушающий жар.