Ее кожа сияет здоровым румянцем и жизнью, а глаза — те глубокие, знакомые голубые глаза — широко раскрыты и полны блеска, который я думала, что никогда больше не увижу.
Она выглядит… иначе. Все такая же нежная и скромная, но в ее взгляде есть пустота. Как будто ее душа была разбита, и она еще не собрала ее осколки.
Но я все равно вижу в этих глазах свою сестру.
Здесь.
Проснувшуюся.
В ее осанке есть грация, она выглядит потрясающе даже в простой серой ночной рубашке.
Бита выпадает из ее руки и с грохотом падает на старый деревянный пол, а она шепчет:
— Далия.
— Вииии! — я бросаюсь к ней в объятия, обнимаю ее так крепко, что удивляюсь, как не раздавила ее.
Слезы снова текут из моих глаз от радости и от боли.
Боли и облегчения.
Ви вернулась.
Ви здесь.
Она всхлипывает и обнимает меня еще крепче, гладя мои волосы пальцами.
— Не плачь.
— Я не плачу.
— Плачешь.
— Ты тоже плачешь.
— Не плачу!
Мы обе смеемся, глядя друг на друга, слезы текут по щекам.
Я беру ее руки в свои и внимательно смотрю на нее.
— Ты в порядке? Ничего не болит?
Она улыбается сквозь слезы.
— Я в порядке.
— Это правда…? Что ты уже давно проснулась и договорилась с Джулианом, что протестируешь его препарат и тебя введут в искусственную кому?
Она опускает голову.
— Да, прости.
— Почему ты мне не сказала?
— Я боялась. И до сих пор боюсь, — ее руки дрожат, лицо становится бледным. — Я… не хотела втягивать тебя в это, но, кажется, уже втянула. Мне так жаль, Дал. Правда. Я отплачу тебе за все.
— Эй, — я вытираю слезы с ее лица. — Ничто из того, что я сделала, не компенсирует то, что ты делала для меня все эти годы. Тебе не нужно извиняться. Ты здесь жертва.
Ее подбородок дрожит, и в глазах наворачиваются слезы, делая их темнее, чем синяя джинса.
— Я не жертва. Настоящая жертва — Сьюзи Каллахан, которую зарезали на моих глазах, а я ничего не сделала.
— Это… не твоя вина.
— Это моя вина! Моя! Я могла это предотвратить, но я была трусихой. Я… я до сих пор слышу в кошмарах, как она зовет на помощь. Постоянно, — Ви падает на пол, выглядя маленькой и уязвленной.
Я опускаюсь перед ней на колени и снова беру ее за руки.
— Ты не могла это предотвратить. У того парня был нож. Ее трагедия не оправдывает то, что Джуд сделал с тобой.
Она замирает. Ее рыдания, дрожь.
Как будто она превратилась в статую.
Ее пальцы дергаются в моей руке, лицо такое бледное, что я думаю, у нее инсульт.
— Ви?
— Он ничего не сделал, — ее голос едва слышен.
— Что? Конечно, сделал. Он преследовал тебя и пытался убить.
— Он не причастен к тому, что со мной случилось.
Я хмурюсь.
— А кто тогда?
Мое сердце бьется так быстро, что я думаю, оно остановится. Не может быть…
— Это был К-Кейн? — спрашиваю я, едва слыша свой голос из-за гудения в ушах.
Она качает головой.
Я ненавижу то, как облегчение наполняет мою грудь.
— Тогда кто?
— Тебе не нужно об этом беспокоиться, — она сжимает мои плечи. — Я — ходячая мишень, Дал. А ты — нет. Тебе нужно уехать. Может, в какое-нибудь солнечное место на западном побережье. Ты умная и сильная, я уверена, что с тобой все будет хорошо, где бы ты ни оказалась.
— Нет! Я никуда не поеду без тебя.
— Послушай меня…
— Нет, это ты меня послушай. Ты никогда не бросала меня, как бы ни было тяжело. Если ты думаешь, что я когда-нибудь отвернусь от тебя, то у меня для тебя новость. Этого не будет.
— Эти люди не идут ни в какое сравнение с нашими подлыми домовладельцами или обидчивыми приемными родителями, Дал, — ее тон становится напуганным. — Они убивают людей и остаются безнаказанными.
— Я знаю. Я видела это собственными глазами.
— Ты… видела? О, Дал.
— Все в порядке, со мной ничего не случилось. Кейн сделал это, чтобы защитить меня…
Я кусаю нижнюю губу.
Мне нужно прополоскать рот отбеливателем, чтобы перестать думать о нем и произносить его имя.
— Парень, которого ты поцеловала по телевизору в конце последней игры?
— Ты уже тогда проснулась?
— Да, приходила в себя.
— Я не знала. Прости, Ви.
— За что ты извиняешься?
— За то, что легла в постель с врагом, — и влюбилась в него.
— Чьим врагом?
— Твоим.
— Кейн не мой враг.
— Это он дал Джуду твое имя и информацию о тебе!
Она снова бледнеет. Я заметила, что всякий раз, когда я произношу имя Джуда, она вздрагивает.
— Он бы все равно меня нашел, — ее тихий голос едва слышен. — Это я убежала, когда его мать убивали.
— Это не оправдывает поступка Кейна.
— Ты любишь его, Дал. Я вижу это по боли в твоих глазах. Я видела это, когда ты цеплялась за него и целовала его так, будто не могла без него жить. Если он хорошо к тебе относится, тебе следует вернуться к нему.
— Ни за что на свете. Он врал мне. Он знал все и ничего мне не сказал. Он играл мной, как шахматной фигурой. Если я его еще раз увижу, я убью его, — я снова обнимаю ее. — Кроме того, я никогда не брошу тебя. Никогда.
Вайолет ответила только грустной улыбкой.
Мы с Ви провели последние несколько дней, наверстывая упущенное. Мы гуляем в ближайшем парке, потом покупаем всякие вкусности и объедаемся ими до отвала. Хотя после того путешествия с Кейном они мне кажутся безвкусными.
Ви осталась прежней — с мягким голосом и легкой улыбкой, — но она уже не та, что три месяца назад.
Она по-прежнему отказывается рассказывать мне, кто стоял за нападением, и часто замыкается в себе.
Иногда я замечаю, как она смотрит в окно широко раскрытыми, испуганными глазами, словно ждет, что ворвется сам Сатана.
Каждую ночь она просыпается с криками. Дело дошло до того, что она почти не спит, и по утрам у нее под глазами темные круги.
Я стою в дверях кухни, пока она готовит обед и слушает радио. Если я предлагаю ей пойти погулять, она отказывается и настаивает, чтобы я пошла одна или вернулась в университет и не жертвовала стипендией ради нее.
Она всегда думает о всех, кроме себя.
Я так ненавижу это, потому что не знаю, как исправить ситуацию.
Или как избавить ее от ощущения, что она ждет своей гибели в этом ничем не примечательном, убогом месте.
Я смотрю на ее движения — вялые, безжизненные, совершенно не похожие на уверенные движения Кейна, когда он готовит.
Черт.
Почему все заставляет меня думать о нем?
Ви замечает, что я хмурюсь, и улыбается через силу.
— Не стой там. Заходи.
— Хочешь, я помогу?
— Ты не сможешь приготовить ничего съедобного, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь.
— Ай, как грубо, — я надуваю губы. — Я нашла в гараже лопату для снега. Пойду почищу подъездную дорожку.
— Хорошо. Будь осторожна.
— Есть, мэм, — я сальтую ей и возвращаюсь в гараж, надев толстое пальто.
Там полно всяких инструментов для ремонта, старая газонокосилка и острый топор.
Я надеваю перчатки, вытаскиваю сапоги и наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.
Когда я встаю с колен, солнце закрывает большое облако.
Подождите. Оно не полностью закрыто.
Я прикрываю глаза и смотрю вверх.
Это точно не облако.
Его вид как удар током в сердце.
— Мне нравится твоя поза, дикий цветок.
Глава 38
Далия
Последние пару дней я провела в ненависти, проклятиях и метафорическом закалывании куклы вуду с лицом Кейна Девенпорта.
Дошло до того, что я на мгновение подумала о том, чтобы вернуться и ударить его по лицу или сделать что-то более радикальное, например, сломать ему руку или ногу, чтобы он мог попрощаться со своей любимой хоккейной карьерой.
Это желание усилилось, когда я связалась с Меган по новому телефону, и она прислала мне фотографии последней победы «Гадюк» и сказала, что я пропустила «потрясающую» игру.
Он все еще потрясающе играет, так что, может, мне стоит подпортить его последний сезон в университетской лиге.
Может, я слишком легко отпустила его и должна была причинить ему столько же боли, сколько он причинил мне.
Я должна была залезть ему так глубоко под кожу, чтобы он метался в постели, не мог заснуть, а в голове были только мысли обо мне. Я должна была настолько привязать его ко мне, чтобы жизнь без меня казалась ему пресной и безвкусной.
Потому что именно так я себя чувствовала в последнее время, как бы ни старалась казаться сильной.
Но теперь у меня не будет возможности выполнить свои обещания, потому что он пришел сюда по собственной воле.
Сам напросился.
Я вскакиваю, мчусь обратно в гараж, хватаю топор, моя рука дрожит на обломанной деревянной рукоятке, и я выбегаю на улицу.
— Ты собираешься меня этим зарезать? — небрежно спрашивает он.
Это меня бесит.
Как он может выглядеть так великолепно в коричневом шерстяном пальто, темных джинсах и бежевом кардигане? Его волосы зачесаны назад, лицо покрыто легкой щетиной, а глаза… ледяные, холодные и откровенно провокационные.
Почему он выглядит так хорошо?
Как он может быть таким собранным?
— Я сказала, что убью тебя, если снова увижу.
Я направляю топор на него.
— Не вини меня за свою отрубленную руку.
Он вытаскивает руки из карманов и широко раскрывает ладони.
— Давай.
Моя рука замирает на холодной рукоятке.
— Какую? — он протягивает правую руку. — Мою рабочую руку, чтобы нанести максимальный ущерб? Пожалуйста.
— Как будто ты позволишь мне повредить твою драгоценную руку.
— Без проблем.
— А как же хоккей?
— Не имеет значения.
— Ты блефуешь.
— Попробуй. Если ты на меня нападешь, я не пошевельнусь, — в его голосе нет и тени насмешки. Он тверд и спокоен, и я знаю, просто знаю, что если я нападу, он позволит мне сделать ему больно.