Фолкнер изо всех сил старался стоять по стойке смирно и не горбиться.
— Видите ли, сэр, — попытался объясниться он, — дело было так: я увидел жилу…
— Вы, несомненно, знаете, мистер Фолкнер, — перебил его Уоррен, — что в экспедиции действует правило: никогда не уходить в одиночку; никому и ни при каких обстоятельствах не позволительно ходить без сопровождения.
— Да, сэр, я знаю…
— А вы понимаете, что остались в живых только благодаря какой-то невероятной причуде судьбы? Вы бы непременно к утру замерзли, если только туземцы не добрались бы до вас прежде.
— Я встретил туземца, сэр. Он меня не тронул.
— Значит, вам сверхъестественно повезло. Не часто у туземца не найдется лишней минутки, чтобы перерезать человеку горло. В предыдущих пяти экспедициях они убили целых восемнадцать человек. А их каменные ножи, уверяю вас, оставляют прескверные рваные раны.
Уоррен подтянул к себе экспедиционный журнал, распахнул его и сделал аккуратную запись, вслух сказав:
— Мистер Фолкнер, за нарушение внутреннего режима вы на две недели лишаетесь права покидать территорию лагеря. Кроме того, на этот срок вы прикомандированы к мистеру Брэди.
— К мистеру Брэди, сэр? К коку?!
— Так точно. Он вас приставит к делу. Вероятно, вам придется ходить по дрова, помогать ему по кухне, выносить мусор, — словом, пока что вы будете у нас на легких работах.
— Но меня отправили в эту экспедицию заниматься геологическими изысканиями, а не прислуживать на кухне.
— Истинно так, — признал Уоррен. — Но вместе с тем вас сюда прислали при условии, что вы будете подчиняться определенным правилам. Вы же сочли уместным нарушить эти правила — в результате чего я нахожу уместным немного поучить вас дисциплине. У меня все, мистер Фолкнер.
Фолкнер с одеревенелым выражением развернулся и направился к выходу.
— Да, кстати, — бросил ему вслед Уоррен, — забыл сказать: я рад, что вы вернулись.
Фолкнер промолчал.
Уоррен было вскинулся, но тут же расслабился вновь. «В конце концов — какая разница? — промелькнуло у него в мозгу. — Через несколько недель и мне, и Фолкнеру, и всем прочим будет на все глубоко наплевать».
А утром к нему первым делом заявился капеллан — Уоррен еще сидел на краю койки, натягивая брюки. Несмотря на пыхтевшую возле письменного стола печурку, в палатке было довольно прохладно, и Уоррена била дрожь.
Капеллан с ходу очень точно и по-деловому изложил цель своего визита:
— Мне казалось, что надо переговорить с вами на предмет заупокойной службы по нашему дорогому усопшему товарищу.
— По какому еще дорогому усопшему товарищу? — спросил дрожащий Уоррен, натягивая ботинок.
— Ну конечно же по доктору Моргану!
— Ах да! Да, по-моему, его надо похоронить.
Капеллана это слегка шокировало.
— Я просто не ведаю, имелись ли у доктора религиозные убеждения, какие-либо предпочтения на сей счет.
— Весьма сомневаюсь, — ответил Уоррен. — На вашем месте я бы упростил службу до минимума.
— Именно так я и полагал поступить, — согласился капеллан. — Пожалуй, произнесу несколько поминальных слов и простую молитву.
— Да, обязательно помолитесь, — сказал Уоррен. — Теперь нам очень нужны ваши молитвы.
— Простите, сэр?
— О, не обращайте внимания! Я просто витал в облаках, вот и все.
— Понятно, — кивнул капеллан. — И еще, сэр: быть может, вы имеете понятие, что заставило его так поступить?
— Как — так?
— Что заставило доктора совершить самоубийство.
— Ах, это! Наверное, просто неустойчивая психика. — Уоррен закончил шнуровать ботинки и встал. — Мистер Барнс, вы человек духовного звания, и притом лучший из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Быть может, у вас есть ответ на вопрос, который меня тревожит.
— Ну почему же я…
— Что бы вы сделали, — осведомился Уоррен, — если бы внезапно узнали, что жить вам осталось не больше двух месяцев?
— Ну, полагаю, продолжал бы жить почти как всегда — разве что, пожалуй, уделял бы побольше внимания своей душе.
— Весьма практичный подход. И по-моему, самый здравый из возможных.
Капеллан пристально вгляделся в лицо Уоррена:
— Не хотите ли вы сказать, сэр…
— Садитесь, Барнс. Я включу печку пожарче. Вы мне нужны. Искренне говоря, я никогда особо не ратовал за то, чтоб ваш брат богослужитель участвовал в экспедициях. Но, наверное, бывают случаи, когда без вас просто не обойтись.
Капеллан сел.
— Мистер Барнс, — продолжал Уоррен, — этот вопрос я вам задал не из праздного любопытства. Если Господь не сотворит чуда, через два месяца мы все будем покойниками.
— Сэр, вы шутите?
— Вовсе нет. Вакцина непригодна к употреблению. Когда Морган надумал ее проверить, слать весточку на корабль было слишком поздно. Потому-то он и покончил с собой.
Говоря это, Уоррен вглядывался в лицо капеллана, но тот даже не вздрогнул.
— Честно говоря, я не собирался вам об этом сообщать. И больше никому говорить не намерен — по крайней мере, пока.
— К этой мысли нужно привыкнуть, сжиться с нею, — произнес капеллан, — могу сказать по себе. Быть может, вам следовало бы сообщить остальным, дать им возможность…
— Нет, — отрезал Уоррен.
Капеллан воззрился на него:
— Так чего же вы ждете, Уоррен? На что надеетесь?
— На чудо, — ответил тот.
— На чудо?!
— Несомненно. Вы ведь верите в чудеса. Вам положено в них верить.
— Право, не знаю. Разумеется, кое-какие чудеса случаются — хотя назвать их чудесами можно лишь в переносном смысле, и порой люди придают им гораздо большее значение, чем они того заслуживают.
— Я не настолько наивен, — охрипшим голосом возразил Уоррен. — Чудо заключается в том, что туземцы — такие же гуманоиды, как и мы, но ни в каких прививках не нуждаются. И еще возможность чуда заключается в том, что только первые из высадившихся на Ландро людей пытались выжить без помощи прививок.
— Ну, раз уж вы об этом заговорили, — подхватил капеллан, — то чудом является и то, что мы вообще оказались здесь.
Уоррен бросил на него быстрый взгляд:
— Вот именно. Скажите-ка, как по-вашему, зачем мы здесь? Должно быть, так назначено судьбой. Или это необъяснимая игра таинственных сил, ведущих человечество по уготованному ему пути?
— Мы здесь затем, — отчеканил Барнс, — чтобы продолжить работы, начатые предыдущими изыскательскими партиями.
— И эстафету подхватят новые партии, которые придут вслед за нашей.
— Вы забыли, — заметил капеллан, — что все мы умрем, а к отправке новых экспедиций на смену поголовно погибшим относятся с большой неохотой.
— А вы, — возразил Уоррен, — забыли о чуде.
Основательно покопавшись в папке с бесчисленным количеством копий отчетов предшественников, Уоррен нашел нужный — отчет психолога, принимавшего участие в третьей экспедиции на Ландро, — и углубился в чтение.
— Бред сивой кобылы, — наконец бросил он, припечатав бумаги кулаком.
— Я мог бы сказать тебе об этом, даже не читая, — заявил Буян. — Нет ничего такого, что хоть один сопливый молокосос мог бы рассказать бывалому ветерану вроде меня об этих абр… абер… абор…
— Аборигенах, — подсказал Уоррен.
— Вот именно. Это самое слово и вертелось у меня на языке.
— Тут говорится, — сообщил Уоррен, — что у туземцев Ландро сильно развито чувство собственного достоинства, что оно очень тонко настроено — именно так он выразился — и существует тщательно разработанный кодекс чести в отношениях между собой.
Буян фыркнул и потянулся за бутылкой. Сделав глоток, он с беспокойством взболтнул остаток содержимого и поинтересовался:
— А ты уверен, что у тебя больше ничего на этот счет?
— Тебе лучше знать, — отрезал Уоррен.
— Это утешает, — покачал головой Буян, — очень утешает.
— Тут говорится, — вел дальше Уоррен, — что у них есть система взаимоотношений, соответствующая этикету, хотя и на довольно примитивном уровне.
— Ничего не могу сказать про соответствующие эти-как-там, но место насчет кодекса чести мне не по нраву. Да эти грязные скоты у покойника с глаз монетку стибрят! Я всегда держу лопату под рукой, и если хоть один высунет нос…
— В отчете этот вопрос рассмотрен весьма тщательно и занудно. Тут это объясняется.
— Да нечего тут объяснять! — стоял на своем Буян. — Ежели им чего приглянется, так они прошмыгнут по-тихому и утащат.
— Тут сказано, что это все равно что красть у богача, — пояснил Уоррен. — Как ребенок, повстречавший поле с миллионом арбузов, не видит греха в том, чтобы взять один-единственный арбузик из миллиона.
— У нас нет миллиона арбузов.
— Это просто аналогия. Наше снаряжение кажется этим лилипутам миллионом арбузов.
— Как бы там ни было, — возмутился Буян, — лучше им держаться подальше от кухни…
— Заткнись, — грубо оборвал Уоррен. — Я позвал тебя, чтобы поговорить по делу, а ты лишь хлещешь мое виски да разглагольствуешь о кухне.
— Ладно уж, ладно тебе. И чего же ты хотел спросить?
— Как у нас насчет контакта с туземцами?
— Какой контакт, ежели их не сыщешь днем с огнем? Когда они не нужны — их тут как грязи, а как понадобились — ни слуху ни духу!
— Будто знают, что нужны нам.
— Да откуда ж им знать?
— Понятия не имею, — пожал плечами Уоррен. — Просто ощущение такое.
— А как ты заставишь их говорить, ежели найдешь? — поинтересовался Буян.
— Подкупом. Взятками. Предложу им все, что только пожелают.
— Не годится, — покачал головой кок. — Они ведь знают, что надо просто хорошенько выждать — и все придет к ним в руки само, так что и просить незачем. У меня есть способ получше.
— Твой способ тоже не годится.
— В общем, ты попусту теряешь время. Нет у них никакого лекарства. Это просто адеп… адап… адепт…
— Адаптация.
— Точно. Это самое слово вертелось у меня на языке.
Буян подхватил бутылку, взболтнул ее, большим пальцем примерил уровень содержимого, а затем единым духом вдруг опорожнил ее и стремительно встал: