Ощущение крепло, обострялось. Широкими шагами, почти прыжками Дженкинс продвигался по тропе и мысленно стонал от ужаса перед тем, что ему предстояло обнаружить.
Он обежал кустарник и резко остановился.
Человек шел, прижав к бокам локти. Позади на траве валялся сломанный лук, а впереди лежало серое тело волка — наполовину освещенное луной, наполовину скрытое тенью. И от человека пятилась тварь — сама полусвет-полутень, видимая, но неразличимая, вроде фантомных существ, которые появляются в снах.
— Питер! — вскричал Дженкинс.
Но это был беззвучный крик. Потому что робот успел распознать панику в мозгу твари. Умопомрачительная паника, сильнейшее желание бежать сломя голову пробились сквозь ненависть человека, который надвигался на плюющийся, визжащий темный ком.
Тварь отчаянно искала что-то в своей памяти.
Человек был уже рядом с ней, он шагал неуклонно — прямой как жердь, тщедушный, со смешными кулачками. И бесстрашный. С такой отчаянной отвагой, подумал Дженкинс, можно идти хоть к дьяволу в гости. Можно спуститься на самое дно ада и там выдирать булыжники из трясущейся мостовой и швырять их в князя тьмы, ругая его на все корки.
А в следующий миг у твари получилось. Она добыла то, что судорожно искала, поняла, что нужно делать. От Дженкинса не укрылись охватившие ее радость и облегчение, и он уловил сотворенное ею нечто — на треть слово, на треть символ, на треть мысль. То ли абракадабра, то ли заклинание, то ли зарок. Нет, все же нечто совсем иное. Четкая формула, мысленная команда телу — да, пожалуй, это ближе к правде. Потому что это сработало.
Тварь растворилась в воздухе. Исчезла из этого мира. Ни единого следа, ни малейшей вибрации. Как будто и не было ее.
Но что же это за слово, что за мысль? Кажется… кажется…
Дженкинс содрогнулся. Да вот же оно! Крепко-накрепко отпечаталось в мозгу. Он знает, что это за слово, что за мысль — но воспользоваться не может. Это знание необходимо похоронить в недрах разума. И забыть.
Коббли владеет этим приемом — переходом в другой мир по мысленной команде. А теперь эта команда известна и Дженкинсу. У него бы тоже получилось, никаких сомнений.
Человек развернулся. И вот он стоит шатаясь, руки болтаются — стоит и таращится на робота. На белой кляксе лица зашевелились губы:
— Ты… Ты…
— Я Дженкинс, — ответил робот. — Это мое новое тело.
— Тут… был кто-то, — пролепетал Питер.
— Это коббли. Забрался один к нам, мне Джошуа сказал.
— Он убил Люпуса, — сказал Питер.
— Да, — кивнул Дженкинс, — он убил Люпуса. И многих других. Это существо — убийца.
— А я убил его, — проговорил Питер. — Убил, а может, прогнал…
— Прогнал, — подтвердил Дженкинс. — Ты сильнее, чем он. Коббли испугался и удрал в тот мир, откуда пришел.
— Я бы наверняка его прикончил, — похвастал Питер, — да бечевка лопнула.
— В следующий раз, — ровным голосом посоветовал Дженкинс, — сплети бечевку покрепче. Я покажу, как это делается. А на стреле должен быть стальной наконечник…
— На чем?
— На стреле. Метательный прутик — это стрела. Палка с бечевкой называется луком. Все вместе — лук и стрела.
У Питера опустились плечи.
— Значит, это уже было? Я не первый?
— Да, ты не первый. — Робот прошагал по траве и положил ладонь человеку на плечо. — Питер, пошли домой.
— Нет. Я посижу тут с Люпусом до утра. Потом позову его друзей, и мы его похороним. — Человек поднял голову и посмотрел роботу в лицо. — Люпус был моим другом, Дженкинс. Самым близким.
— В этом я убедился, — произнес робот. — Мы еще увидимся?
— Конечно, — ответил Питер. — Я приду на праздник… на Пикник вебстеров. Он через неделю вроде?
— Через неделю, — медленно произнес Дженкинс, о чем-то задумавшись. — Ну что ж, до встречи на Пикнике.
Он повернулся и неторопливо зашагал вверх по склону холма.
А Питер остался сидеть возле мертвого волка в ожидании рассвета, изредка вытирая ладонями щеки.
Они сидели полукругом и напряженно слушали Дженкинса.
— А теперь хорошенько запомните, что я скажу, — велел он, — потому что это очень и очень важно. Надо быть предельно внимательными. Надо сильно думать. И надо держаться за то, что вы принесли. За корзинки с едой, за луки и стрелы. И за все остальное.
Тут хихикнула одна из девушек:
— Дженкинс, это что, новая игра?
— Пожалуй, — ответил Дженкинс. — Да, будем считать, что это новая игра. Причем интересная. Самая увлекательная.
— Дженкинс всегда придумывает для Пикника вебстеров новую игру, — произнес кто-то.
— Итак, сосредоточьтесь, — потребовал робот. — Смотрите на меня и пытайтесь понять, о какой вещи я думаю…
— Это же угадайка! — пискнула девочка, та, что хихикала. — Обожаю такие игры!
Дженкинс изобразил на лице улыбку.
— Ты права, это самая что ни на есть угадайка. А теперь сосредоточьтесь. Смотрите на меня…
— Я хочу испытать лук и стрелы, — сказал один из парней. — Дженкинс, когда закончим, можно будет?
— Да, — терпеливо ответил робот. — Когда закончим, ты их испытаешь.
Он закрыл глаза и заставил свой разум дотянуться до них, до каждого в отдельности. И почувствовал взволнованное ожидание, почувствовал, как тонкие мысленные пальчики робко касаются его мозга.
«Сильнее! — послал беззвучный приказ Дженкинс. — Сильнее! Сильнее!»
В мозгу возникла рябь, но Дженкинс быстро с ней справился. Это не гипнотизм. Еще не телепатия, но первый шаг к ней сделан. Удалось соединить разумы между собой, подтянуть их друг к другу, и это — в игре!
Дженкинс медленно, со всей осторожностью извлек из тайника в мозгу символы. Мысль, команда, формула… Плавно выкладывал символы на поверхность сознания, один за другим. Будто учил ребенка, как складывать губы, как двигать языком, чтобы получался четкий выговор.
Робот позволил символам полежать на виду и вскоре почувствовал, как другие разумы протянули к ним тонкие щупальца. А затем проговорил все мысленно, проговорил раздельно и внятно — так, как это делал коббли.
И ничего не произошло. Абсолютно ничего. В мозгу не щелкнуло. Не возникло чувство падения, не накатила тошнота.
Вообще никаких ощущений.
Значит, не получилось. Игра проиграна.
Робот открыл глаза. Он там же, где и был. Тот же холм, то же солнце сияет в лазурном, как яйцо малиновки, небе.
Дженкинс сидел неподвижно, и молчал, и чувствовал, что на него смотрят. Смотрят и ждут.
Да, все осталось прежним.
Вот только… там, где раньше пламенел куст монарды, теперь синеют незабудки. А вот цветущая виргинская роза — ее не было, когда Дженкинс закрывал глаза.
— И что, это все? — с явным разочарованием спросила девушка, та, что хихикала.
— Да, это все, — ответил Дженкинс.
— А можно нам теперь пострелять? — задал вопрос паренек.
— Да. Но будьте осторожны: стрелы опасны, не направляйте их друг на друга. Питер покажет, как обращаться с луком.
— Мы займемся завтраком, — сказала одна из женщин. — Дженкинс, ты принес корзину?
— Да, — ответил робот. — Попросил Эстер подержаться за нее, пока мы играем.
— Чудесно, — кивнула женщина. — Ты каждый год преподносишь нам какой-нибудь сюрприз.
«Вы и сейчас не будете разочарованы, — подумал Дженкинс. — Мой сюрприз — пакеты с семенами, и на каждом аккуратная этикетка.
Семена пригодятся, — размышлял он. — У нас будут огороды и поля. Нам снова предстоит выращивать пищу.
А еще понадобятся луки и стрелы, чтобы добывать мясо. И гарпуны, и крючки — для рыбной ловли».
Постепенно он замечал и другие отличия. Иначе наклонено дерево на краю луга. Добавился изгиб у реки далеко внизу.
Дженкинс молчал, купаясь в солнечных лучах и слушая щебет женщин, которые расстилали скатерти и выкладывали снедь из корзин.
«Надо им сказать, чтобы не съели все в один присест, — подумал робот. — Пищи должно хватить на пару дней, пока мы не найдем съедобные коренья, рыбу и фрукты.
Да, скоро придется открыть им глаза. Сказать: отныне вы можете полагаться только на собственные силы. Зато вам позволено делать все, что угодно. Этот новый мир — ваш.
И надо предостеречь их насчет коббли.
Впрочем, это не так уж и важно. Человек умеет справляться с угрозами. Беспощадно сметая все, что встает у него на пути.
— Господи, защити бедных коббли, — вздохнул Дженкинс.
Банда смертников на Мэйн-стрит
1Должок
Шериф Клинт Паркер остановил буланого мерина на краю неглубокого ущелья. За ущельем раскинулось ранчо Аткинсов. Паркер устремил взгляд на покосившиеся домики, припоминая все углы и закоулки.
С годами эти скромные постройки не стали выглядеть богаче. Вон сарай, где они с Люком прятались в детстве. Вон ручей, где они рыбачили. Вон покосившаяся изгородь — выглядит так, словно устала от жизни, да еще хватила лишку. А ведь старый Мэтт клялся и божился, что поправит ее и она будет как новенькая.
Старый пес заметил незваных гостей. Бочком слез с крыльца, доковылял до ворот и сердито залаял.
— Что задумался? — хмуро спросил Фрэнк Бетц, старшой с ранчо «Дикая индейка». — Где твоя шерифская храбрость?
— Они мне как родные, Бетц, — сказал Паркер. Помолчав, объяснил: — Старый Мэтт Аткинс с женой приютили меня, когда родителей забрала холера. Обращались со мной как с сыном. А Люк мне как брат.
— Короче говоря, у тебя кишка тонка, — насмешливо процедил Бетц.
— Думаю, — тихо сказал Паркер, положив руку на кобуру, — что Люк Аткинс не убивал твоего босса. Но если улики покажут, что я не прав, я его арестую. Хочешь что-нибудь добавить?
— Нет. — Бетц, коренастый красномордый парень, сгорбился в седле. — Ни слова. Меня все устраивает.
Паркер тронул буланого шпорой, и тот галопом пустился вниз. Старый пес, охромевший от ревматизма, с лаем вышел навстречу. Признал Паркера, умолк, приветственно завилял хвостом и поплелся к дому.
Старый Мэтт Аткинс с извечной трубкой под седыми усами выбрался из кресла-качалки на обветшалом крыльце.