«Пять минут», — дал он себе срок.
Да, этого времени хватило бы вполне. Лишь бы никто не помешал.
Но пяти минут он не получил. Даже одной минуты.
Из темноты на него ринулся яростный вихрь. Впился в ногу зубы, полоснул по ребрам, полусорвал рубашку. В первую секунду Дойл даже не понял, что это было, — его атаковало стремительное расплывчатое пятно.
Он задавил в горле болезненный вскрик изумления и страха. Он дал отпор — так же беззвучно, как действовал враг. Дважды ловил нападавшего в охапку, и дважды тот выскальзывал, чтобы наброситься снова.
Наконец удалось ухватить крепко, так, что добыча не могла даже шелохнуться. Дойл поднял ее повыше, чтобы размозжить о землю. Но в этот миг с луны сошло облако и сад осветился. Дойл увидел того, кого держал в руках, и теперь пришлось давить в горле клокочущий крик изумления.
Он-то думал, что поймал собаку. Но это была не собака. Это была тварь, не похожая ни на одно известное живое существо. Это было нечто невообразимое.
Сверху — одна сплошная пасть, снизу — широкий плоский торец. Размером с терьера. Ноги короткие, но сильные; руки длинные, жилистые, с мощными когтями. Дойлу посчастливилось обхватить чудовище так, что эти смертоносные когти оказались плотно прижаты к телу.
Окрас у твари был мертвенно-бледный, кожа совершенно голая. К спине пристегнуто что-то вроде рюкзачка.
И это было еще не самое страшное.
Грудная клетка — широкая, жесткая и лоснящаяся, как грудь у кузнечика, и на ней, точно на неоновой панели, вспыхивали и меркли точки, черточки и закорючки.
Сквозь ужас, заполонивший разум Дойла, молниями проскакивали мысли. Дойл пытался их ловить, но они не ловились. Просто мельтешили в голове и не собирались выстроиться в нечто вразумительное.
И вдруг все точки и черточки, закорючки и прочие фигурки сошли с груди-панели, а вместо них засияли слова. Человеческие слова, сложенные из заглавных букв:
СЕЙЧАС
ЖЕ
ОТПУСТИ!
Даже с восклицательным знаком.
— Приятель, — сказал Дойл, потрясенный до глубины души, но не утративший решимости, — я тебя не отпущу. У меня на тебя планы.
Он быстро огляделся в поисках мешка, обнаружил его лежащим рядом и дотянулся ногой, чтобы придвинуть.
ПОЖАЛЕЕШЬ, — пригрозила тварь.
— Если и пожалею, ты этого не увидишь, — пообещал Дойл.
Он упал на колени и схватил мешок. Ловко запихал в него тварь, затянул горловину. Встал, прикинул вес добычи. Нести вполне можно.
На первом этаже зажглись окна, из одного, растворенного, долетели голоса. Где-то в темноте глухо стукнула раздвижная дверь.
Дойл развернулся и кинулся к веревке. Мешок сковывал движения, но это компенсировалось необходимостью срочно спасаться, так что на ветку удалось взобраться быстро.
Там Дойл и затаился среди листвы, съежившись в комок. Выбрал веревку, неловко сматывая ее свободной рукой.
Тварь задергалась, и Дойл хорошенько встряхнул мешок, стукнул им о ветку. Добыча сразу угомонилась.
С прячущейся в тенях дорожки донеслись неторопливые шаги, и Дойл увидел красный огонек — кто-то попыхивал сигарой. Затем раздался мужской голос:
— Генри!
Голос Меткафа.
— Да, сэр, — ответил Генри с широкой веранды.
— Куда запропастилась чертова ролла?
— Она где-то в саду, сэр. Никогда не отходит далеко от дерева. Отвечает за него, вы же знаете.
Кончик сигары разгорелся пуще — Меткаф пыхнул совсем уж возмущенно.
— Не понимаю я, Генри, этих ролл. За столько лет так и не научился понимать.
— Да, сэр, — согласился Генри. — Загадочные существа.
Ноздрей Дойла коснулся дым. Судя по запаху, хорошая сигара. Да и с чего бы Меткафу курить плохие? Имея в саду денежное дерево, насчет цены курева можно не беспокоиться.
Дойл осторожно прополз по суку фут-другой, мечтая поскорей оказаться за стеной, в безопасности.
Сигара резко описала дугу и застыла, указывая точно на Дойла. Меткаф задрал голову, всмотрелся в дерево.
— Что это там?! — рявкнул он.
— Сэр, я ничего не вижу. Должно быть, ветер…
— Нет никакого ветра, болван! Опять эта кошка!
Дойл плотнее прижался к ветви и затаил дыхание, но был готов в любую секунду сорваться с места. И мысленно обругал себя на все корки за неосторожное движение.
Меткаф сошел с дорожки на газон и очутился в свете луны. Он разглядывал дерево.
— Там точно кто-то есть, — заявил он непререкаемым тоном. — Не могу рассмотреть — листва слишком густая. Кошка проклятая, кто ж еще? Уже вторую ночь играет с роллой в догонялки. — Он вынул сигару изо рта и пустил пару колец дыма, изящными призраками воспарившими в лунном свете. А после заорал: — Генри! Давай сюда дробовик! Вроде сразу за дверью стоит двенадцатый калибр.
Этого Дойлу хватило, чтобы решиться на бросок. Он едва не сорвался, выпустил из руки веревку и даже уронил мешок, но в последний миг успел поймать. Внутри забилась ролла.
— Рыпаться вздумала? — свирепо сказал Дойл.
Мешок перелетел через стену, в переулке раздался глухой шлепок о землю. Дойл испугался, не убилась ли добыча, — может, она ценная? Вдруг да получилось бы продать ее в цирк? Там всегда нужны жуткого вида твари.
Он добрался до ствола и без малейших колебаний съехал по грубой коре, попутно обзаведясь эффектной коллекцией ссадин на руках и ногах.
За стеной ревел Дж. Говард Меткаф, исторгал ругательства, от которых в венах стыла кровь. «Кто бы предостерег беднягу, — подумал Дойл, спеша к мешку, — что в его возрасте опасны такие приступы бешенства? Этак недолго и в ящик сыграть».
Он подхватил мешок и со всех ног припустил к оставленной в конце переулка машине. Закинул добычу на сиденье, прыгнул за руль. Газанул с места, прокатился по хитрому маршруту, чтобы избавиться от погони, хоть и понимал, что таковая крайне маловероятна, никак не успел бы Меткаф прицепить ему «хвост».
Через полчаса Дойл остановился возле сквера. Надо было обмозговать ситуацию.
Итак, в ней есть и хорошее, и плохое.
Хорошенько поживиться листьями денежного дерева не удалось, и второго шанса нет — Меткаф теперь настороже. Но зато Дойл уже знает наверняка, что денежные деревья существуют, и у него есть ролла — что бы она собой ни представляла и сколько бы ни стоила.
Сейчас эта ролла тихо сидит в мешке, но еще совсем недавно, защищая денежное дерево, она задала Дойлу хорошую трепку.
В лунном свете его руки были темны от крови, а под разорванной рубашкой поперек ребер, где прошлись когти роллы, пекло как огнем. Досталось и ноге — проведя по штанине ладонью и обнаружив, что она мокра, Дойл не на шутку струхнул: от звериного укуса запросто можно получить инфекцию. А тут еще и зверь невиданный…
Если обратиться к врачу, тот пожелает узнать, что с Дойлом приключилось. Конечно, в ответ услышит: собака напала. Но если доктор поймет, что это след не собачьих клыков, он может сообщить в полицию.
Слишком многое лежит на кону, решил Дойл, чтобы идти на такой риск. Он узнал о существовании денежного дерева — вот и надо остаться единственным обладателем этой тайны. Иначе выгоду из нее извлечь не получится.
Кстати, о выгоде. Теперь в его руках ролла, каким-то загадочным образом связанная с деревом. Но пусть бы и не было этой связи, все равно есть надежда сбыть добычу за кругленькую сумму.
Дойл завел двигатель и спустя четверть часа припарковался на шумной улочке за длинным, во весь квартал, рядом старых многоквартирных домов. Вышел из автомобиля, вытащил мешок.
Ролла не шевелилась.
— Вот и умница, — похвалил Дойл.
Он положил на мешок ладонь: теплый. Ролла завозилась.
— Стало быть, живая, — с облегчением сказал Дойл.
Здесь пришлось пробираться между разбитыми мусорными контейнерами, грудами гниющих досок, кучами пустых банок. При его приближении кошки спешили убраться в темноту.
— Ну и помойка, — ворчал Дойл. — Не самое подходящее жилье для такой девочки, как Мейбл.
Он поднялся по хлипкой задней лестнице, прошел коридором до нужной двери, постучал. Мейбл отворила сразу же, как будто ждала. Схватила Дойла за руку, втащила в комнату, хлопнула дверью и привалилась к ней спиной.
— Чак, я вся изволновалась!
— Вот уж зря, — сказал он. — Была проблемка, но пустяковая.
— Что у тебя с руками?! — воскликнула Мейбл. — И с рубашкой?
Дойл весело встряхнул мешком:
— Пустяки, Мейбл. Та, кто в этом виновата, теперь здесь. — Он осмотрел помещение. — Окна все закрыты?
Мейбл кивнула, глядя на него круглыми от удивления глазами.
— Дай мне настольную лампу, — указал он. — Сойдет вместо дубинки.
Мейбл выдернула из розетки вилку, сняла абажур и принесла лампу Дойлу.
Тот прикинул вес лампы на руке, после чего ослабил шнурок.
— Я ей пару раз двинул, потом зашвырнул ее в переулок, потом хорошенько потряс, но все-таки лучше не рисковать.
Он развернул горловину мешка и вытряхнул роллу. Ее сопровождал град из двадцатидолларовых банкнот — в саду Дойл успел сорвать три или четыре горсти, прежде чем подвергся нападению.
Ролла повозилась на полу и гордо выпрямилась, хотя вертикальная поза не выглядела естественной для нее. Существо имело такие короткие задние лапы и такие длинные передние, что казалось, оно сидит по-собачьи. Иллюзия сидения усугублялась оттого, что морда — вернее, один лишь рот, всю переднюю часть головы только он и занимал, — находилась на темени.
Вот точно в такой же позе койот лает на луну. А еще больше будет сходства, если вообразить за этим занятием разросшуюся до полного уродства лягушку-быка.
Мейбл испустила полноценный вопль и удрала в спальню, захлопнув за собой дверь.
— Да чтоб тебя! — простонал Дойл. — Дело уже сделано, отступать поздно. Хозяева решат, что я ее прикончил.
Наверху кто-то затопал по полу и взревел:
— Эй, вы, там, внизу! Хватит болтать!
На лоснящейся груди роллы высветился текст:
ЕСТЬ ОХОТА. КОГДА ПОКОРМИШЬ?
Дойл судорожно сглотнул и ощутил, как покрылся холодным потом.