Сцепив на столе перед собой пальцы, он сидел и смотрел, как в окно льется вечерний свет.
Ждать, сказал себе Тайлер. Ждать звонка — сигнала о том, что Дженкинс готов доложить о встрече с Джо. Ах, если бы…
Ах, если бы удалось достичь взаимопонимания. Если бы мутанты и люди взялись трудиться сообща. Если бы они сумели прекратить негласную войну, в которой ни одна сторона не одерживает верх… Как далеко бы они пошли втроем — человек, собака и мутант…
Вебстер грустно покачал головой. Слишком многого он хочет. Слишком велика разница, слишком широка пропасть. Подозрительность со стороны людей, насмешливое презрение со стороны мутантов — вот что препятствует объединению. Мутанты — иная раса, отпрыск человечества, умчавшийся слишком далеко вперед. Эти существа — закоренелые индивидуалисты, они не нуждаются в обществе, в оценке своих поступков. У них полностью отсутствует стадный инстинкт, объединяющих людей в народы. Они абсолютно устойчивы к социальному давлению.
Из-за того что мутанты упорно держатся особняком, от маленькой группы умных собак по-прежнему крайне мало пользы для их старших братьев — людей. Свыше ста лет мутанты-собаки выполняют сугубо полицейскую задачу — держат под наблюдением мутантов-людей.
Вебстер отодвинулся от стола вместе с креслом, выдвинул ящик, взял кипу бумаг. Косясь на экран телесвязи, щелкнул рычажком.
— Да, мистер Вебстер?
— Я буду говорить с мистером Фаулером, — сказал Вебстер. — Если в это время поступит вызов…
Голос секретаря чуть дрогнул:
— Сэр, если поступит вызов, я вам немедленно сообщу.
— Спасибо. — Вебстер перекинул рычажок обратно.
Слух разошелся, подумал он. В этом здании все уже стоят на цыпочках, навострив уши, и напряженно ждут новостей.
Сидя в парке под окном своей комнаты, Кент Фаулер наблюдал за маленьким черным терьером — тот энергично рылся в земле, охотясь за воображаемым кроликом.
— Слышь, Пират, — сказал Фаулер, — меня не проведешь.
Пес прекратил копать, повернул к человеку ухмыляющуюся морду, возбужденно тявкнул. А затем вернулся к прежнему занятию.
— В один прекрасный день ты забудешься и обронишь словечко-другое, — сказал Фаулер, — и выдашь себя с головой.
Пират молчал, увлеченно копая.
«Вот же хитрый шельмец! — подумал Фаулер. — Тебя приставил ко мне Вебстер, и ты отлично играешь свою роль. Ищешь кроликов, не бережешь кусты, выкусываешь блох — идеальный образ идеальной собаки. Но я тебя раскусил. Я вас всех раскусил».
Захрустела трава под ногами, и Фаулер поднял взгляд.
— Добрый вечер, — сказал Тайлер Вебстер.
— А я гадал, когда вы придете, — отрывисто произнес Фаулер. — Садитесь, и давайте поговорим начистоту. Вы ведь мне не верите?
Вебстер опустился в соседнее кресло, положил на колени бумаги.
— Понимаю, каково вам, — сказал он.
— Ну, это вряд ли, — буркнул Фаулер. — Я прилетел сюда, привез сведения, которые считаю исключительно важными. Вам даже не вообразить, чего мне стоил этот доклад. — Он наклонился вперед. — Вряд ли вы способны понять, какая это психическая пытка для меня — проживать здесь, на Земле, в человеческом теле час за часом, день за днем.
— Сочувствую, — произнес Вебстер, — но нам понадобилось время, чтобы проверить содержащуюся в вашем докладе информацию.
— И проделать кое-какие тесты?
Вебстер кивнул.
— Например, с помощью Пирата? — указал Фаулер на пса.
— Он не Пират, — мягко произнес Вебстер. — Будете так к нему обращаться — обидите. У всех собак человеческие имена. Этого зовут Элмер.
Пес прекратил копать и затрусил к людям. Сел рядом с Вебстером, стряхнул с усов землю испачканной в глине лапой.
— Ну, Элмер, что скажешь? — спросил Вебстер.
— Да, он человек, — ответил терьер. — Но не совсем человек. Не мутант, но нечто другое. Чужое.
— И что же тут странного? — сказал Фаулер. — Я пять лет был прыгуном.
— И сохранили часть той личности, что вполне понятно, — кивнул Вебстер. — Это не укрылось от Элмера. Собаки чутки к таким вещам. Они практически экстрасенсы, потому-то мы и поручили им заниматься мутантами. Где бы мутант ни прятался, собаки обязательно пронюхают.
— Следует ли понимать так, что теперь вы мне верите?
Вебстер пошуршал бумагами, аккуратно разгладил их на коленях.
— Боюсь, что да.
— Боитесь? Почему?
— Потому что вы опасны, — ответил Вебстер. — Вы — угроза человечеству, какой еще не бывало.
— Угроза? Да вы что, так и не поняли? Я вам предлагаю… Я предлагаю…
— Да, я знаю, — сказал Вебстер. — Самое подходящее слово — рай.
— И этого вы боитесь?
— Я в ужасе. Попробуйте представить, что будет, если мы расскажем людям и все они поверят. Каждому захочется полететь на Юпитер и стать прыгуном. Одного лишь допущения, что прыгун способен прожить тысячи лет, окажется достаточно. А ведь это далеко не единственный ваш довод. Нас тотчас же завалят требованиями о переселении на Юпитер, никто не захочет прозябать на Земле. В итоге нормальных людей не останется, все люди превратятся в прыгунов. Вы хоть думали об этом?
Фаулер нервно облизал губы:
— Ну конечно. И пришел к такому же выводу.
— Исчезнет сам род человеческий, — ровным тоном продолжал Вебстер. — Исчезнет без следа. Весь наш прогресс, все, чего мы достигли за тысячелетия упорного труда, пойдет прахом. И это случится, когда мы уже достигли вершины развития.
— Вы не понимаете! — запротестовал Фаулер. — Просто не можете понять! Вы никогда не были прыгуном! А я был! — Он ударил себя в грудь. — Я знаю, каково это!
Вебстер покачал головой:
— С этим я спорить не стану. Даже готов допустить, что прыгуном быть лучше, чем человеком. Но с чем я никогда не соглашусь, так это с тем, что мы имеем право положить конец человеческому роду. Обменять все, что человечество совершило в прошлом и чего могло бы добиться в будущем, на то, что имеют прыгуны. Человечество смотрит в будущее. Может, оно видится нам не таким светлым, ясным и уютным, как вам, прыгунам, но есть у меня уверенность, что в конечном итоге мы зайдем гораздо дальше вас. У нас есть и цивилизационное наследие, и цивилизационное предназначение, и мы не можем всем этим пожертвовать.
Фаулер наклонился вперед в кресле.
— Послушайте, — сказал он, — я никакой игры не веду. Явился прямо к вам, во Всемирный комитет. Мог бы обратиться к прессе, выступить по радио, а вас поставить перед фактом, но не сделал этого.
— Вы ведете к тому, что Всемирный комитет не должен решать такие вопросы самостоятельно, — проговорил Вебстер. — К тому, что у населения планеты есть право выразить свое мнение.
Фаулер кивнул, плотно сжав губы.
— Честно говоря, — продолжал Вебстер, — я не доверяю населению. Огласив ваши сведения, мы бы получили всего лишь реакцию толпы. Отклик, продиктованный эгоизмом. Каждый заботился бы только о себе, и никто не подумал бы о судьбе человечества.
— Уж не хотите ли вы сказать, — спросил Фаулер, — что признаете мою правоту, но не собираетесь ничего предпринимать?
— Не совсем так. Нам придется кое-что сделать. Может, Юпитер станет чем-то вроде приюта для стариков. После того, как человек проживет общественно полезную жизнь…
У собеседника из груди вырвался негодующий хрип.
— Награда за труды, — процедил Фаулер. — Разнуздаете старую клячу и отпустите на луг щипать травку. В рай со специального разрешения.
— Зато мы так и человечество сохраним, и Юпитером пользоваться сможем, — возразил Вебстер.
Фаулер молниеносно, с кошачьей ловкостью взвился на ноги.
— Да черт бы вас побрал! — взревел он. — Я прилетел к вам с тем, что вы хотели узнать. С результатом поиска, на который вы потратили миллиарды долларов, а еще, как вам наверняка известно, сотни жизней. По всему Юпитеру вы понаставили конверсионных станций. Десятками пропускали через них людей, и они не возвращались, а вы считали их погибшими и посылали других. Они не возвращаются по одной-единственной причине: не хотят. Для них невыносима мысль о том, чтобы снова сделаться человеком. Но вот прилетаю я, предстаю перед вами, и что это дает? Ничего, кроме высокопарных речей, уверток, сомнений и подозрений. И наконец мне заявляют: «Хоть ты и прав во всем, но не стоило тебе вообще возвращаться». — У него вдруг опустились плечи, руки повисли плетьми. — Надеюсь, я свободен? Мне здесь больше нечего делать.
Вебстер медленно кивнул:
— Безусловно, вы свободны. С самого начала были свободны. Я попросил вас задержаться исключительно на время проверки.
— И я могу улететь на Юпитер?
— В сложившейся ситуации, — проговорил Вебстер, — такое решение кажется неплохим.
— Удивлен, что вы сами его не предложили, — с горечью произнес Фаулер. — Для вас это был бы идеальный выход. Мой доклад — под сукно, и можно дальше управлять Солнечной системой — как в детской игре на полу в гостиной. Вот так ваша семейка уже который век совершает глупость за глупостью, а население планеты почему-то не считает нужным положить этому конец. По вине вашего предка миру не досталась философия Джувейна, а другой предок воспрепятствовал сотрудничеству людей с мутантами…
— Фаулер, не приплетайте меня и мою семью! — резко потребовал Вебстер. — Все гораздо серьезнее, чем вам…
Его слова были заглушены ревом разбушевавшегося Фаулера:
— Но в этот раз я не позволю вам все испортить! Из-за вас, Вебстеров, мир и так уже потерял слишком много! А сейчас у него такой прекрасный шанс! Я расскажу людям о Юпитере! Выступлю по радио, дам интервью прессе! Буду кричать с крыш! Я…
У него сорвался голос и затряслись плечи.
А у Вебстера голос вдруг наполнился яростью:
— Ничего не выйдет, Фаулер. Я не допущу. Я буду драться с вами.
Фаулер резко развернулся и широким шагом двинулся к воротам парка. Застывший в кресле Вебстер почувствовал прикосновение когтей к ноге.
— Шеф, догнать его? — спросил Элмер. — Остановить?
— Пусть идет, — покачал головой Вебстер. — Пусть делает, что хочет, — у него на это не меньше прав, чем у меня.