— Если ему нравились и те, и другие, то не следовало из-за этого убивать себя.
— Возможно, он стал пьяницей, и это так повлияло на его психику, что однажды в момент отчаяния он решил со всем покончить, — предположила Калли.
— Вероятно, — кивнул Киркланд. — Есть и другая версия. Ходили слухи, будто Уэлхэм вот-вот обручится с родовитой и богатой юной леди. Возможно, она передумала и это очень сильно его расстроило. В общем, мы никогда не узнаем, как или почему он умер. Но нравится тебе это или нет — а, похоже, что не нравится, — но титул и поместье теперь переходят к тебе.
Гордон шумно выдохнул.
— Надо было мне остаться в Америке и сделать вид, будто я мертв. Уверен, моему младшему брату Элдону больше, чем мне, понравилось бы быть лордом Кингстоном.
До кабинета донеслись звуки фортепиано. Киркланд склонил голову набок.
— Мне нужно идти наверх, в музыкальный салон. Мы с Лорел планировали сыграть несколько пьес дуэтом. Вы приехали в экипаже? Если нет, хотите, я распоряжусь, чтобы вас отвез кто-нибудь из моих людей?
— Спасибо, в этом нет необходимости. Думаю, нужно сходить к нашему семейному адвокату и сообщить ему, что я жив. Вряд ли я могу просто оставаться невидимым и надеяться, что меня никто не заметит.
— Сейчас уже многие знают, что ты жив. Я могу сходить вместе с тобой к адвокату, чтобы подтвердить твою личность, если возникнут вопросы. Леди Кингстон, полагаю, вы пойдете с мужем?
Калли опешила:
— Леди Кингстон?
Гордон слабо улыбнулся:
— Киркланд, я тебя обскакал, поскольку ты всего лишь простой граф.
Тот засмеялся:
— Я это переживу. Поскольку у вас нет в городе экипажа, я за вами заеду утром?
— Спасибо, это было бы очень удобно, — ответила Калли. — В десять утра?
После того, как Гордон и Киркланд договорились и граф ушел, Калли придвинулась к Гордону.
— Ты уже разобрался, почему тебя так расстраивает мысль унаследовать богатство и почести Одли?
— Я ненавидел эту семью, — медленно проговорил Гордон, разбираясь в собственных смятенных чувствах. У него в голове звучал голос отца: «Можете его убить, если хотите. У меня есть сыновья получше». — Своих родных я презирал, они все отвратительные. И я ненавидел Кингстон-Корт, это, наверное, самое уродливое, мерзкое поместье во всей Британии. Там сыро, потому что поместье находится на озере, и расположено так, что на него несет дым от горящих угольных пластов. Всякий раз, когда я там оставался слишком долго, то заболевал.
— Веские причины не желать становиться лордом и хозяином Кингстон-Корта, — заметила Калли. — Но худшие из твоих родственников умерли, а ты давно перерос свое несчастное детство.
Он сжал ее руку:
— Калли, лучшей частью моего детства была ты. Благодаря тебе я ухитрился вырасти хотя бы в какой-то степени разумным и счастливым. Но у меня нет желания туда возвращаться. — Он поморщился. — Помимо всего прочего, это наследство не позволит мне вернуться в Америку, если ты решишь, что не хочешь постоянно жить в Англии.
— Куда ты поедешь, туда и я. Ты слишком ответственный, чтобы отвернуться от земли, арендаторов и от бизнеса, а все эти три части — составляющие имущества Кингстонов. Поскольку на тебя свалилась большая ответственность, я буду здесь, рядом с тобой.
Гордон всмотрелся в ее милые тонкие черты и спросил себя, как же он стал таким везучим. Когда Калли с ним рядом, он справится с чем угодно.
— Я был в лучших отношениях с арендаторами, чем со своей семьей, — произнес он. — Я не могу подвести их. Мой отец был неплохим хозяином, но не тем человеком, который может понравиться, а Уэлхэм был бы во всех отношениях еще хуже.
— Жестокий и эгоистичный. Если он сделал девушке предложение, она могла решить, что жизнь в Кингстон-Корте — слишком высокая цена даже за то, чтобы стать маркизой.
— Ни один нормальный человек не захочет жить в Кингстон-Корте.
— К счастью, нам не обязательно там жить, — заметила Калли. — Хотя от своих обязанностей ты уйти не можешь, нет такого требования, чтобы ты постоянно находился в родовом гнезде. Мы найдем удобный современный дом где-нибудь на территории поместья, достаточно далеко от озера и угольных пластов, там будет более здоровая обстановка. Я думаю, что наследство включает и лондонский дом, но там нам тоже не обязательно жить. Мне нравится твой дом на Маунт-роу. Наш дом.
— Кэткин, я благодарю Бога за тебя! — Гордон обнял ее и прижал к себе. — Я плохо воспринял новость о наследстве, поскольку вспомнил обо всем, что ненавидел в детстве. Я считал, что исцелился от этого, но, к сожалению, нет. Боль и гнев не погасли, а тлели глубоко внутри и только ждали момента, чтобы извергнуться, как вулкан.
Калли нахмурилась:
— Трудное детство надо оставить позади, но вряд ли его можно по-настоящему забыть. Шрамы никуда не деваются, и, если их неожиданно задеть, боль вспыхивает с новой силой.
— Вот именно. И по этим шрамам только что ударили дубинкой английские законы о наследовании. Если бы я мог оставить все это следующему по старшинству брату, я бы так и сделал. — Его губы сжались. — Я сейчас счастливее, чем, когда бы то ни было в моей жизни, и я не хочу это терять.
— Ты и не потеряешь. — Капли положила голову ему на плечо. — У нас обоих есть обязанности, особенно у тебя, но у нас есть и большая сила, чтобы сделать наши жизни такими, как мы хотим. Ты можешь построить новый дом и нанять опытных людей управлять поместьем, а сам в это время стать постоянно действующим бунтовщиком в палате лордов.
Гордон слегка улыбнулся:
— Эта роль может мне понравиться.
— Она тебе понравится. Неподалеку от Лондона есть какие-нибудь скромные поместья Кингстонов? Если да, то мы приобретем собственный удобный загородный дом, не занимаясь его поисками.
— Да, в Хертфордишире, если мне не изменяет память. Я там один раз был, и место мне показалось довольно приятным. Надо будет расспросить адвоката, когда мы завтра с ним встретимся. — Он поцеловал жену, вложив в поцелуй глубокую благодарность. — Капли, ты чудо!
Поцелуй стал глубже, руки Капли пришли в движение. Гордон почувствовал, что она расстегивает застежку его брюк. Когда ее пальцы коснулись обнаженной разгоряченной плоти, он ахнул.
— Что ты такое делаешь, черт побери?
Капли усмехнулась:
— Разве не понятно? Я только надеюсь, что все в этом доме собрались наверху и слушают музыку.
Она наклонилась и взяла его восставшую плоть в рот, и Гордон совсем потерял голову. Удовольствие длилось и длилось, и оно будто сплеталось с ощущениями от каскада звуков музыки. Когда Гордон достиг точки, где, казалось, готов был превратиться в пепел, Капли привела его к стремительной разрядке.
Безумие улеглось и сменилось покоем, Гордон прижимал Капли к себе, гладил ее голову и шею. Когда Гордон обрел способность связно говорить, он хрипло пробормотал:
— Если твоей целью было отвлечь меня, то ты ее достигла. Но как же ты?
Гордон погладил соблазнительные изгибы ее талии и бедер, думая о том, как все-таки прекрасно женское тело. Капли попыталась оттолкнуть его руку.
— Это мы обсудим позднее, когда окажемся дома, в нашей замечательной кровати.
— Нет, сейчас.
Хотя она была готова ждать, Гордон заметил ее возбуждение по участившемуся дыханию и румянцу на щеках. И он должен был подарить ей такое же интимное наслаждение, какое она преподнесла ему. Это сблизило бы их еще больше, а Гордон отчаянно нуждался в этом, чтобы выжить, когда его мир снова перевернулся вверх тормашками. Его рука скользнула под подол платья Калли и двинулась вверх по ноге, обтянутой чулком. Шелковое обольщение. Калли ахнула, ее ноги раздвинулись навстречу его прикосновениям. Когда Гордон ощутил ее тепло и влагу, его дыхание тоже участилось. Они уже хорошо знали тела друг друга, и довести Калли до столь же головокружительного завершения, как она его, было легко и приятно. Он поглотил ртом ее вскрик, целуя, вдыхая страсть и возвращая ее обратно вместе со своей собственной. Если он маркиз, то Калли его маркиза, его пара, ровня. А также спасительница. Мудрый человек Киркланд, поставивший в своем кабинете диван! Так гораздо удобнее вести себя непристойно.
— Тебе когда-нибудь рассказывали историю моих родителей? Это был грандиозный скандал.
— Я слышала, что мать была очень красива, скандинавских кровей, и что ты на нее похож, — ответила Калли. — Она была актрисой и умерла, когда ты был совсем маленьким. В детстве я просто принимала эти факты, и мне не приходило в голову задаваться вопросами.
— Мой отец воспылал к ней безумной страстью, и они поженились в считанные недели после знакомства. Страсть быстро прогорела, и отец охладел к жене-актрисе. Он стал заводить любовниц, ее это разозлило. Возможно, она казалась холодной северной блондинкой, но у нее был огненный темперамент. Мать бросила отца и тоже завела любовника. Отец пришел в ярость и начал планировать развод, но она и ее любовник погибли в дорожной катастрофе, когда ехали в экипаже.
Калли поморщилась:
— В детстве ты, конечно, этого не знал.
— Я знал, что отец презирает меня, но не понимал, почему. В самой первой моей школе один мальчишка рассказал мне сплетни о моей матери. Представляешь, какими словами он ее называл? Из той школы меня исключили за то, что я его чуть не убил. Оскорбления в адрес матери стали причиной моего исключения еще из нескольких школ. Я едва помнил мать, но мне было невыносимо слышать, когда ее порочили.
— Я ничего не знала об этом, — прошептала потрясенная Калли.
— Я не мог говорить об этом даже с тобой. В моей семье домашние трагедии были гораздо тише, чем в твоей.
Пальцы Калли зашевелились на его талии.
— Моя мать перенесла несчетное количество беременностей, пытаясь подарить отцу наследника мужского пола, но это было словно проклятье: дочери рождались здоровыми, а сыновья умирали. Когда на свет появился мой брат Маркус, и он оказался здоровым жизнерадостным мальчиком, это было громадным облегчением. — Калли вздохнула. — Но мой отец не удовлетворился единственным наследником, ему нужен был «запасной». И эта следующая беременность убила мою мать.