агатово-черными глазами, и у Кириса по спине вновь брызнули мурашки. Колдунья,точно. Настоящая, и с дурным глазом. - А ты сам любишь кого-нибудь, Кир?
- Так тебе все и скажи! А если люблю, то что?
- Ты никого не любишь, я вижу. Ты всегда один, и в школе, иза ее пределами. На тебя девочки заглядываются, но ты никого к себе неподпускаешь. Почему?
- А мне так больше нравится! - неожиданно зло даже длясамого себя огрызнулся Кирис. - Никто со своими соплями не лезет и на нервы недействует. Хулиган я, поняла? Грабитель и бандит.
- Кир, ты плохо учишься, хотя у тебя все в порядке сголовой. Ты держишься в стороне от людей, потому что никого не любишь. Тыграбишь людей, чтобы добыть денег, но слишком гордый, чтобы просить их у отца.Зачем ты живешь, Кир?
- А?
- Зачем ты живешь? Есть ли у тебя цель? Или ты простосуществуешь, не задумываясь о будущем? Живешь только потому, что родили, апомирать не хочется?
В безжизненных двух- и трехэтажных домах, выстроившихсявдоль улицы, почти все стекла стояли целыми: мальчишки, хвастающиеся друг переддругом своей храбростью, не рисковали заходить слишком далеко. Сейчас Кирис сРисой шли вдоль здания, кажущегося почти не пострадавшим - но за сухимидеревьями на противоположной стороне улицы стояло другое: с выбитыми окнами, спочерневшим фасадом, покрытым тянущимися от окон размытыми следами копоти. Рассказывали,что тогда, после нападения кольчона, пожары даже не пытались тушить, и ближе кцентру Старого города стоит много обугленных остовов домов.
- Какое будущее? - наконец сказал Кирис, чувствуя, что егогорло перехватывает спазм. - У меня даже гражданства Кайтара нет. Мы с отцомздесь на птичьих правах. Он каждый год продляет рабочую визу, и то за взятку. Черездва года я закончу школу, потом мне исполнится семнадцать, я станусовершеннолетним - и все. Если не получу рабочую визу, меня выпнут куда-нибудьна север, за границу. Отец работает в порту по две смены, чтобы скопить денег икупить мне гражданство, но он не успеет. Да и не возьму я у него...
- Купить гражданство?
- Ты что, не знала? Десять тысяч леер - и кайтарский паспорту тебя в кармане. Отец уже скопил сколько-то, но слишком мало. Пусть. Я и самне маленький, сумею о себе позаботиться. Ты-то сама что думаешь? Хотя тебепроще, ты в служанки можешь пойти или еще куда. Женщинам легче устроиться.
- Понятно... И ты намерен дожидаться, когда тебя депортируют?
- Нет. Я в армию завербуюсь. Туда принимают кого угодно, в специальныеотряды. Десять лет службы - и гражданство твое. Если доживешь, конечно.
- Зачем? Рисковать жизнь только ради гражданства?
- Зачем?! - Кирис сжал кулаки. - "Черные бригады" иногда бросаютдраться с кольчонами, в помощь побережному спецназу. Мне плевать награжданство, пусть местные им подавятся. Я отомстить хочу! Ты ведь с Могерата,ты должна помнить, что случилось с Хёнконом! У меня мать погибла в первый жедень паники, когда правительство объявило, что перевалы восстановить невозможно.Сестра без вести пропала! Отец до Удара владел фирмой по перевозке грузов,мелкой, на четыре катера, но все равно своей - а теперь он здесь на кране сутра до ночи горбатится, почернел весь и сморщился...
- И кому ты собрался мстить, Крис? Кольчонам? Но ведь не ониразрушили перевалы.
- Их науськивают те, кто устроил Удар! И однажды я до нихдоберусь. До всех доберусь! - Кирис вдруг понял, что кричит, и сбавил тон: - Имне плевать на остальное.
- Месть... - Риса остановилась. - И ты живешь только ради нее?
- А тебе завидно?
Девушка повернула голову, осматриваясь. Они стояли упятиэтажного дома. Он выглядел совсем целым, и только плющ, затянувший фасад иокна снизу доверху, указывал на необитаемость.
- Давай заглянем, - сказала она, направляясь к полуоткрытойвходной двери.
- Зачем?
- Опять струсил? - Риса обернулась и посмотрела на негосвоими жуткими глазами. Кирис только хмыкнул. Второй раз она его не поймает.
- Опасно входить в заброшенные здания, - объяснил он. -Свалится что-нибудь прогнившее на голову, шею сломает. Что тебе там нужно?Говорят, после Удара мародеры здесь все обшарили, ничего ценного не оставили.
Риса толкнула полуоткрытую створку двери, но та неподдалась, видимо, перекосившись от времени.
- Помоги, - попросила она.
Кирис пожал плечами, подошел к ней и уперся в дверь руками,навалившись всем весом. С неохотным скрежетом и визгом, ударившим по ушам,створка поехала внутрь. Риса проскользнула в открывшуюся щель.
- Стой здесь, если не хочешь входить, - сказала она. - Ябыстро.
И исчезла внутри. Вот ведь дура! На полном ведь серьезечто-нибудь на башку свалится. И призраки... Но если она не боится, то он - темболее. Щель оказалась слишком узка для него, и он снова навалился на дверь,расширяя проход. На сей раз створка поддалась с куда большим трудом, но в концеконцов он сумел протиснуться в подъезд. Ну и где ее теперь искать?
Риса нашлась на первом же этаже. Она стояла на порогеквартиры с дверью, выломанной, похоже, еще во времена Удара, и молча смотрела внутрь.Из-за лучей, бьющих в спину через окно на лестнице, там, казалось, стоял полныймрак.
- Ну и что? - осведомился Кирис, подходя сзади. - Что-тоинтересное нашла?
- Да, ты ведь не видишь... - Риса шагнула в густой полумракквартиры и повернула в кухню. Что-то загрохотало, треснула ткань, и прихожаяосветилась отраженными от стен солнечными лучами. Кирис вгляделся,присматриваясь - и отшатнулся.
То, что поначалу выглядело просто темным пятном на паркете,оказалось мумифицированным трупом, валяющимся на полу в скрюченной позе. Судяпо истлевшим остаткам одежды - женщина. Рот раскрыт в мучительном вопле, пустыеглазницы уставились в потолок. Риса подошла к нему и опустилась на корточки.
- Как она погибла, Кир? - вслух спросила она. - Может, ееубили мародеры. Или волюта пробралась через открытое окно. Или просто сердечныйприступ из-за паники... неважно. Главное, что она мертва. Кем она была при жизни?Хорошей или плохой матерью? Доброй женой или невыносимой мегерой? Ценным специалистому себя в фирме или просто домохозяйкой? Кто сейчас вспомнит? Главное, Кир, чтоона мертва, и от нее не осталось ничего, кроме костей.
Она посмотрела на него через плечо.
- Понимаешь, Кир? Смерть - конец всего. После того, как тыумираешь, для тебя уже неважно, как ты жил и как умер. Тебя больше нет. Почемуже ты так стремишься умереть?
- Я? - опешил Кирис. - Ты точно трехнутая. Ничего я нестремлюсь...
- Человек, дерущийся только ради мести, погибает, и оченьбыстро. Ты можешь выжить, только если защищаешь других. Если помнишь, что тебеобязательно нужно вернуться к кому-то, кто тебе дорог. Иногда не остаетсядругого выхода, кроме как умереть в бою, но не торопись разбрасываться своейжизнью по пустякам.
- Да ты-то что понимаешь! Ты девчонка. Тебя все равно вармию не возьмут.
Риса распрямилась и медленно подошла к нему. Она протянуларуку и положила ладонь ему на грудь. Даже сквозь рубашку его обожглонеожиданным теплом.
- Мне приходилось драться, Кир. И приходилось убивать однихлюдей, чтобы защитить других. Но я всегда помнила, что есть цель, ради которойя живу, работаю и сражаюсь. А вот у тебя такой цели нет. Ты, наверное, станешьхорошим солдатом и прекрасным убийцей. Ты нашел себе оправдание: месть врагу.Но те, кто лишь мстят, превращаются в чудовищ - а потом умирают.
- Ты говоришь, как старуха... - пробормотал ошарашенный Кир. -И вообще, где мелочь пузатая вроде тебя, интересно, могла драться и убивать?Выдумала ты все.
- Может, и так. Но я смотрю в будущее. А ты идешь по жизниспиной вперед и видишь лишь прошлое. Его нельзя забывать, в нем слишком многогорьких уроков, но и жить только им тоже нельзя. Никакая месть не вернет кжизни мертвых, Кир. И твою мать - в том числе.
Она убрала руку.
- Пойдем, здесь нет больше ничего интересного.
Проскользнув у него под мышкой, Риса вышла на лестницу.Отпечаток ее ладони, казалось, все еще горел у Кириса над сердцем. Он сновавзглянул на труп, бессмысленно уставившийся в потолок мертвыми глазницами.Извини, мысленно попросил он, делая отгоняющий злое жест. Мы не хотели тебятревожить. Спи и дальше и не тревожь людей ночами.
Он уже повернулся, чтобы выйти, но его взгляд скользнул пополу, покрытому толстенным слоем пыли. Его собственные следы казалисьсовершенно отчетливыми, виднелся каждый рубчик на подошвах, но там, где взад ивперед прошла Риса, виднелись широченные круглые пятна, как от слоновьих ног.Похлопав глазами и так ничего и не поняв, Кирис сбежал по лестнице и пропихнулсебя сквозь щель на улицу, зацепившись ранцем и едва не ободрав пуговицы накуртке. Солнечный свет и свежий ветер после затхлости старого дома обрушилисьна него живительной волной.
Риса ждала его, стоя за оградой на тротуаре.
- Слушай, тебе точно четырнадцать? - осведомилась онасовершенно другим тоном, чем в доме, почти что веселым и беззаботным. - Тытакой здоровый! Больше многих взрослых.
- Точно, - Кирис, боявшийся, что Риса опять начнет читатьему проповеди, с облегчением воспринял смену темы. - Я уже отца на полголовыперерос. Он шутит, что слишком много меня кормит, и что еще немного - и я вдоме не помещусь.
- Да, в двери ты уже плохо пролазишь, - со смешкомсогласилась спутница. - Между прочим, мы уже прошли полпути до Хорта. И никакихпризраков. А ты боялся...
- Призраки появляются ночью, - Кирис зашагал в прежнемнаправлении, и спутница пристроилась рядом. - А днем, говорят, здесь можнонаткнуться на волюту. Или еще каких-то чудищ. Они набрасываются стаей и съедаютчеловека за секунды.
- А ты сам видел?
- Нет. Но люди болтают.
- Люди много чего болтают.
- Ну, не все же врут. Слушай, Риса, а ты откуда?
- Я - Чужая. Пришелица. Из космоса прилетела и теперь васизучаю, чтобы завоевать.
- Ага, и я тоже знаменитый космодесантник. Не, серьезно?
- Я же говорила - из Акихамы. Город такой в Кайнане.