В то же время обезумевшая от неудачи корниловская фракция развернула постыдную клеветническую кампанию против меня, создав легенду о «великой провокации», которая, умело направляемая писаками из «Правды» (ведущего органа большевиков), превратилась в миф о моем соучастии, о том, что я — корниловец. Это было началом хаоса. Сентябрь и октябрь наблюдали мучительную агонию революции, которой было уготовано стать агонией России… Мы склонны быстро забывать даже то, что произошло вчера. Я говорю таким забывчивым: не проклинайте только одну демократию за гибель Родины; помните: 25 октября не могло бы наступить без 27 августа.}
Параграф 13
Председатель. Было ли провозглашение военного положения, которое намеревались ввести в Петрограде, вызвано стратегическими соображениями, не связанными с движением большевиков и с вопросом организации сильной власти?
Керенский. Если бы у меня в распоряжении было достаточно времени, я бы, в соответствии со своей привычкой иметь дело с серьезными законными расследованиями политических событий, правильно воссоздал всю историю. Конечно же существовала определенная группа людей в Ставке, которые всегда стремились, какие бы события ни происходили в стране, воспользоваться ими в соответствии с их собственной определенной тенденцией. Например, сразу же после прорыва под Ригой я начал получать приказы о введении военного положения и о том, чтобы все войска Петроградского региона были переданы под начало Верховного главнокомандующего.
Крохмал. Приказы от кого?
Керенский. От Ставки, от Корнилова. Моя задача тогда была довольно трудная, потому что опять же часть Временного правительства была готова принять ЧТО УГОДНО, исходящее из Ставки. Что же до меня, то я учитывал, что фронт приближался к Петрограду и что весь регион поблизости от Петрограда мог постепенно стать тыловой линией армии. Перед тем как Протопопов представил отдельное командование для Петрограда (что имело место 10 февраля 1917 года, то есть только за несколько дней до революции), Петроградский район находился под Верховным командованием, и, следовательно, такое положение вещей изменилось только семь месяцев назад. Поэтому тогда у меня не было причин ратовать за отделение Петроградской области. Учитывая все это, я преследовал всего одну цель — сохранить независимость правительства. Я объяснил это Временному правительству, указав, что из-за критической политической ситуации невозможно для правительства полностью зависеть от Ставки, из которой оно должно было получать военные приказы. Я предложил следующее: в любом случае Петроград и его ближайшие окрестности должны быть отделены и представлять собой особую военную зону, подчиняющуюся правительству. На этом я твердо настаивал. Таким образом, Временное правительство должно было передать Ставке все необходимое для стратегических целей, в то время как Петроград как политический центр и резиденция Временного правительства должен был оставаться экстратерриториальным, то есть независимым в военном отношении от Ставки. Этот план стоил мне недельной борьбы, но, наконец, мне удалось привести членов Временного правительства к единому мнению, а также получить формальное назначение генерала Корнилова. Позже стало известно, что Корнилов думал, что задержка составит от четырех до пяти дней; условие «пока Временное правительство остается в Петрограде» он истолковал таким образом, будто Временное правительство покинет Петроград почти на другой день после провозглашения нового военного порядка. Хотя у нас не было, конечно, ни малейшего намерения так поступать, так как практически никаких мер для возможной эвакуации не предпринималось. Позднее генерал Корнилов говорил мне перед тем, как совершил самоубийство, что он приехал в Петроград, наделенный полномочиями командующего армией с приказом провозгласить осадное положение и разделить Петроград на военные сектора. Итак, мы могли оказаться в ловушке в любой момент. Следовательно, в свете образа мыслей Ставки и возможных затруднений, возникающих из-за отправки войск на фронт (что проходило не вполне гладко), а также в свете возможных эксцессов во время переезда правительственных учреждений в Москву, мы решили держать определенное количество вооруженных войск в специальном распоряжении Временного правительства, которые ни в коем случае не должны были подчиняться Верховному командованию.
Председатель. Следовательно, закон о военном положении не должен был быть введен вследствие того, что Петроград был преобразован в отдельное соединение?
Керенский. Нет. Закон о военном положении должен был быть издан, но на особом принципе, под непосредственным контролем не Ставки, а Временного правительства.
Шабловский. Было ли какое-нибудь намерение разоружить Кронштадт и каковы причины для этого? Были ли это стратегические соображения?
Керенский. Об этом не упоминалось в связи с введением закона о военном положении в Петрограде. Это старое дело — дело прошлого лета.
Либер. Официальный документ был подписан 8 августа, следовательно, какая-то связь была.
Керенский. Нет, это старая история. В Кронштадте были очень хорошие пушки, которые были нужны нам для других позиций, но Кронштадтский гарнизон не отдал их. Я думаю, что это не из-за революционного рвения, но из-за намеренной германской пропаганды, потому что Кронштадт был наводнен немецкими агентами. С самого начала революции, особенно летом, Ставка отдавала постоянные приказы о том, чтобы пушки были доставлены в распоряжение Северного фронта для некоторых новых позиций, но эти приказы всегда встречали решительное сопротивление со стороны Кронштадтского гарнизона под вымышленным предлогом предательских намерений Ставки разоружить Кронштадт.
Крохмал. По политическим причинам?
Керенский. Не только по политическим, но и с целью измены. Результат поведения кронштадтцев вылился в то, что упомянутые ранее позиции были недостаточно укреплены, и они не могли быть укреплены в ближайшем будущем. Было решено в июне или, самое позднее, в июле разоружить Кронштадтскую крепость и преобразовать Кронштадт в базу для припасов, складов и т. д.
Шабловский. А разве считалось, что крепость не имела никакой военной ценности, а берег тоже потерял какое-либо значение?
Керенский. Да, вот почему все это и было предложено — перевозка орудий и разоружение крепости. Все это мы намеревались сделать исключительно из военных и стратегических соображений.
Либер. А перевод Кронштадтского гарнизона?
Керенский. Это было естественным следствием разоружения крепости Кронштадта. Если бы крепость была нужна и имела бы какое-нибудь значение как пункт обороны, тогда, каким бы ни был дух гарнизона, правительство никогда не приказало бы его разоружить и упразднить ради политических соображений — предполагать это абсурдно; но если бы была убрана тяжелая артиллерия, тогда в таком разоружении был бы смысл. В общем, Кронштадт не имел ни военного, ни стратегического значения.
[Вопрос о Кронштадте, очевидно, поднимался из-за следующего заявления генерала Корнилова. Ссылаясь на две задачи, которые должен был выполнить генерал Крымов по прибытии его войск в Петроград, генерал Корнилов пишет, что «после выполнения его первого задания генерал Крымов должен был прислать бригаду с артиллерией в Ораниенбаум и, оказавшись там, приказать Кронштадтскому гарнизону разоружить крепость и перейти на континент. Согласие премьер-министра на разоружение крепости было получено 8 августа». Это не я «дал согласие» на разоружение крепости, но я как морской министр поднял этот вопрос и добился согласия у Временного правительства, однако я так и не согласился со способом преобразования крепости, предложенный Временным правительством… Должен сказать, что падение Риги слегка отрезвило Кронштадтский гарнизон, и, когда Корнилов доверил Крымову это «задание», моряки уже «сдавали» орудия. По ужасной иронии судьбы в прошлом феврале подозрение в измене Кронштадтского гарнизона, ощущавшееся в приказе Ставки о выводе тяжелой артиллерии, опиралось на приказ Ставки, подписанный немецким именем капитана Альтватера, который сейчас, очевидно, играет важную роль у господ «народных комиссаров», ибо был делегирован ими в качестве «эксперта» в Брест. Легенда о предательстве в Ставке настолько глубоко укоренилась в Кронштадте, что любая попытка вывезти артиллерию приводила толпу в абсолютную ярость, усиленную действиями дальновидных агитаторов.
Я должен указать, как это ни покажется странным, на то, что, судя по ужасным результатам шестимесячной деятельности революционных масс, они были готовы верить самым нелепым историям и слухам об измене и искали ее с исключительным рвением. Например, в балтийских провинциях моряки в своих ретивых поисках предателей среди местных немецких баронов превзошли все примеры подобного рода, записанные в практике агентов старого режима.]
Либер. Сократились ли фортификационные работы в Финляндии с ведома Корнилова, и было ли об этом принято решение на Московском совещании?
Керенский. Нет, об этом было решено намного раньше.
Либер. Но что насчет сведений Корнилова? Он был с этим знаком?
Керенский. Нет. Решение было принято до назначения Корнилова на пост Верховного главнокомандующего. Это может быть подтверждено протоколами собраний Временного правительства. Было решено ограничить меры по укреплению Финляндии, потому что они оказались совершенно бесполезными и нелепыми. Они были неудачными. А почему вы придаете какое-то значение этому делу?
Либер. Потому что в своем заявлении Корнилов заявляет, что прекращение работ в Финляндии было намеренным актом правительства, что сейчас привело к разрушительным последствиям.
Керенский. Чепуха!
[ «Намеренный акт» — член следственной комиссии слишком смягчил значение, которое придавал этому генерал Корнилов. «Ограничение фортификационных работ в Финляндии» генерал Корнилов считал доказательством того, что Временное правительство действовало в полном согласии с планом германского Генерального штаба. История о ноте, переданной на собрании 3 августа, была, так сказать, подготовкой к нападению. Финляндская история — это бомбардировка из 48-дюймовой пушки. Я не возмущен и не негодую: год революции слишком глубоко обнажил тайную природу людей. Я только хочу сказать всем прошлым, нынешни