Ну да ладно, бог с ними.
Вошел Кравец.
– Разрешите?! – вытянулся в двери.
– Да. Садитесь, закуривайте.
– Как вы приказывали, все уточнил. Это о нем сообщал наш человек в деревне. Да и Ровень тоже докладывал о нем. Его тогда за землемера приняли. Они с Турком, если помните, телегу остановили…
– Да-да, я помню. Продолжайте, пан Кравец.
– Что продолжать? Собственно, ничего особенного. Шастал по деревне, иконы малевал, ходил к дочке лесного объездчика. Запрос о нем, как вы знаете, я с Ровенем передал. Но информацию герр Ланге пока не прислал. Вот и все на данный момент. Но кое-что мне не нравится.
– «Кое-что» – это лирика, пан Кравец, – жестко сказал Барковский.
– Несколько моментов, пан пулковник, – заторопился Кравец. – Прежде всего настораживает его появление. Не было о нем ничего известно, и вот вдруг появился.
– Это ни о чем не говорит. Мне кажется, у вас есть более серьезное сомнение. Говорите, я постараюсь вас понять.
– Ирония пана пулковника неуместна, – набычился Кравец. Издеваться над собой он не мог позволить. Не мальчишка. – Именно мне поручено отвечать за безопасность группы. И если пока мы действуем успешно, то в этом есть и моя заслуга…
Барковский достал из коробочки, стоявшей на столе, сигару. Раскурил ее.
– Не будьте таким обидчивым, пан Кравец… – изящным жестом он чуть отогнал сигарный дым от лица. – Мы все делаем общее дело. Вам, как нашему Аргусу, необходимо быть всегда начеку, и сомнения, видимо, полезны. Не так ли?
Извинился пан Барковский. Но сигарой не угостил…
– Совпадения меня беспокоят.
– Совпадения? Что вы имеете в виду?
– Вспомните. После появления этого «племянника» в деревне мы натыкаемся на засаду у шоссе. Судя по всему, слух о документах был раздут с определенной целью…
– Вы считаете, что слух?
– Уверен!
– И цель – ликвидация группы?
– Именно так, пан пулковник.
– И как же мальчишка связан с этим? Не от него же шла информация? Тогда, как я помню, его здесь не было.
Опять ироничный тон. И это надо проглотить. Делает вид, что все ему известно наперед. Пан!..
– Не было. Но не в этом дело. Дальше. Совершенно неожиданно НКВД появляется в вашей усадьбе. Это прямое указание на то, что они знают, что вы – это вы. А не странно ли, что этот лайдак попал в церковь в ту же ночь, когда поставлена засада в имении?
– Может, поп проболтался? – задумчиво и тихо предположил Барковский.
– Иезус Мария! – скорчил гримасу Кравец. – Пан пулковник сам же просил договориться с попом, чтоб он молчал. Мы с Чеславом и договорились. Из трясины не поговоришь.
– Ясно. Что еще?
– Еще? Обратите внимание. Обхаживал он именно ту девицу, которую ваш телохранитель в жены себе присматривал. А ее отец, как вам известно, знает лучше Чеслава все безопасные проходы на болоте. И НКВД уже приходило к нему. Эффект, правда, тот же самый, что и у нас. Но, может, этот парень обходными путями пытался его завербовать?
– Так, – произнес Барковский, – но и это, очевидно, еще не все?
– Да, не все. А как можно расценить то, что он у всех искал пути за кордон? Зачем?
– Давайте, пан Кравец, на этом временно остановим наш анализ. Как ведет он себя здесь?
– Спокойно. Будто знал, что попадет сюда. Попыток улизнуть не делает. Не настораживать данный факт не может. За ним приглядывает Ровень.
– Ах, пан Кравец, пан Кравец, – улыбнулся Барковский. – Замечательный отчет о наблюдениях и вдруг – такое! Ну не бросится же человек в топь, пытаясь убежать. Ну да бог с ним. Оговорились. Не кажется ли вам, что слишком он молод для НКВД?
– Молод? – фыркнул Кравец. – Агенты разведки редко доживают до старости. Издержки профессии…
– Верно… Значит, вы, хранитель нашего спокойствия, уверены, что новый знакомый – агент НКВД?
– Да!
– Спасибо, пан Кравец. Вы свободны. Я подумаю…
Барковский не стал спрашивать о предложениях Кравца. Своим «да» тот сказал все. В его понимании это означало одно: надо убирать. Или как это он там сказал: «Договориться о молчании»?..
И все же жандармом от него несет за добрый километр.
Да, собственно, что вздыхать. Так и нужно. Он ведь недаром выбрал Кравца как человека, идеально подходящего на роль сторожевого пса.
Значит, так: раз Кравец сомневается, то он уверен. А это, в свою очередь, означает, что этого сопляка он хочет убрать.
Но стоит ли так спешить? Вдруг все построения Кравца – блеф?!
Парню могло просто не повезти. И те места, где их пути пересекались, могли быть простой случайностью. Совпадением. Барковский знал из своего опыта, что в разведке случайность столь же естественна, как и придуманные ходы.
С другой стороны, при всей своей высокомерности Барковский был достаточно высокого мнения о НКВД. Поэтому, если предположить, что этот юноша шпион, то работает он очень неумело. Барковский быстро прикинул, что он сам бы сделал на месте русских, доведись ему вылавливать группу, подобную его собственной. Не сходилось. Здесь нужна была игра потоньше. Конечно, то, что он местный – это плюс к подозрениям Кравца. Но остальное…
Кравец в одном прав. Что-то в этом мальчишке смущает. Если точнее – стремление за кордон. Для внедрения в его группу – слишком глупо и примитивно. Зачем бедному заморышу, выходцу из голи, к которой русские так благоволят, рваться к немцам? Что он там плел о «сокровищах»? Тогда Барковский специально прервал разговор, чтобы не вызывать у своих людей излишнего любопытства. «Богатство»! Для голодранцев и три сотни – состояние. А вдруг? Он, кажется, упомянул Шехтера?! Любопытный парнишка – здесь его надо проверить. Но не обычными методами. Нет. Малыш сам, добровольно вывернется наизнанку и выложит все не только о себе, но и о своих родственниках до седьмого колена.
Барковский любил тонкую игру.
20 октября 1939 года
6.00. Ровенки
Куда же делись эти проклятые сапоги? Эх, разучился он собираться в считанные секунды, как бывало в молодости. Ага, вот один. Как же трудно быстро соображать спросонок. Второй. И стоят, как ставил: аккуратно – у спинки кровати. Теперь все просто. Только отчего нога так плохо лезет? Всегда сразу надевается, а сейчас… У, черт! Ремень нашарил. Он с кобурой всегда в нужном месте. Шинель…
– …Когда появились? – Рябов застегивался на ходу и постепенно просыпался. Было рано, только светало. В мокром, полупризрачном свете едва угадывались невысокие, будто нахохлившиеся от сырости и предутреннего холодка соломенные крыши деревенских изб. А над ними гордо возвышались стройные башни костела.
– Минут десять назад, – ответил молоденький боец.
– Вас не заметили?
– Никак нет, – отчеканил красноармеец и добавил: – Как те появились, товарищ Коломиец за вами послал.
– Такие, значит, дела. Ясно, – твердо произнес Рябов.
Сказал по привычке. На самом деле никакой ясности не было. Вот уж действительно не везет. Сутки они вместе с Астаховым расставляли ловушки. И вот полтора часа назад Астахов разрешил Рябову, который от усталости уже едва держался на ногах, отдохнуть в деревушке, а сам поехал проверить засаду недалеко от Темной рощи, у развилки. Там тоже могли появиться гости, о которых предупреждала шифровка. Вот-вот должен назад вернуться. А тут…
Ноги скользили на сырой палой листве. Мелкая водяная пыль неприятно облепляла лицо. Держась за мокрые ветки кустов, они спустились в овраг, который начинался почти сразу за деревней.
Коломиец уже ждал. Рябов опустился рядом с ним на холодный брезент, молча взял бинокль, и, приникнув к окулярам, осмотрел окрестности. Ничего – кроме белесой дымки да едва черневшей полоски болотной травы.
– Фланги закрыли на возможных направлениях проникновения?
Коломиец тихо ответил:
– Закрыли…
Больше спрашивать было нечего, и Петр Николаевич снова приник к биноклю.
Тишина. Плотная, как болотный туман, она душной пеленой висела над ними.
Как и тогда на шоссе, темные фигуры из болота появились неожиданно. Они выглядели сквозь линзы бинокля чем-то нереальным, призрачным. Даже шаги их казались замедленными. Знак повышенного внимания подал тот самый молоденький красноармеец, что приходил в деревню за Петром Николаевичем.
«Кто из них «Фауст»?» – Петр Николаевич сильнее прижал окуляры к глазам. Услышал напряженное сопение. Оглянулся – Коломиец. Даром, что опытный, тоже волнуется.
Рябов едва слышно скомандовал: «Огня не открывать. Брать тихо».
Фигуры уже утратили свою бестелесность и стали вполне объемными и осязаемыми. Оставалось только захлопнуть ловушку. И Рябов дал знак. Атаковали безмолвно, неожиданно для «болотных гостей». Против них применили их же оружие, и те растерялись. Но эти парни из болот были грамотными убийцами, и их было не так уж мало. С растерянностью они справились не сразу, но дать отпор уже были готовы. Две молчаливые группы мужчин сошлись, смешались, и плотный туман начал рассеиваться над местом безмолвной встречи.
Дрались ножами, прикладами, кулаками: зло, сжав зубы, натужно хрипя и скользя по мокрой податливой земле. Петр Николаевич поначалу остался как-то не у дел. Справа, слева, спереди, очевидно, и сзади шла ожесточенная борьба. А перед ним никого не оказалось. Но вот чуть сбоку он заметил, что наш боец, застонав, согнулся от боли, его соперник замахнулся, чтобы добить раненого. Рябов подскочил вовремя. Резко, вложив всю силу, с лета ударил врага рукояткой пистолета по затылку. Покатилась по земле, странно переваливаясь, фуражка, пару раз мелькнув белым пятном большой кокарды. Сбоку сильно съездили по ребрам. Рябов захрипел и, развернувшись, вцепился в противника, пытаясь заломить ему руки. Но тот рванулся вбок и неожиданно боднул Рябова головой в лицо. Губы сразу стали какими-то чужими и будто бы непомерно большими. Во рту – медный привкус крови. Но контроля над собой Петр Николаевич не потерял. Присев, он рванул противника на себя, тяжело бросив его на землю. Кто-то сильно толкнул его в грудь. Падая, он ударился головой о булыжник…