Отчим замолчал и посмотрел в окно. Мы неслись по разделительной, обгоняя вечную пробку на Тверской.
– Да, Сережа. Не ожидал я от тебя такой глупости, – он глянул на меня, фыркнул и похлопал ладонью по моей коленке. – Ты выкуплен дорогою ценою 100, Сереженька. Пора возвращаться и взрослеть.
Дикий визг тормозов прервал рассуждения отчима. Глухой удар сотряс машину, и мы с размаху ткнулись лбами вперед и тут же были отброшены ремнями безопасности.
– Твою мать! – водитель бросил руль и выглянул в окно.
– Что там еще?
– Какого-то придурка сбили.
– Б…ь, мы опаздываем, – отчим отогнул манжет и посмотрел на часы. – Что с машиной? Самолет через два часа.
– Да бампер небось помяли.
– Давай, поехали. А ты, – отчим обратился к охранннику на переднем сидении, – вылезай. Разберись там.
Бритый затылок невозмутимо кивнул, и человек в черном полез наружу.
Я вытянул шею, пытаясь разглядеть, что произошло. Поперек дороги, нелепо откинув руку лежал человек. По асфальту ручейком струилась кровь. Я приоткрыл стекло, одновременно нажимая на дверную ручку, но отчим схватил меня за плечо. Щелкнула автоматическая блокировка дверей. В ту же секунду в уши мне ударил пронзительный детский крик:
– Деда, деда-а!
Я вывернул голову и увидел ползущего на коленках пацана лет десяти, с нелепо бьющим его по спине скрипичным футляром.
Больше я не увидел ничего, потому что машина рванула с места.
– Алексей разберется, Сережа. Нам еще только не хватало на самолет опоздать и сорвать встречу, которая готовилась полгода.
Я посмотрел на отчима, на летящие мимо дома, и что-то в моем горле хрустнуло, как будто лопнул кадык. Я так и сидел, держась рукой за шею, сдерживая то ли крик, то ли рвоту, а в моих ушах все стоял отчаянный детский крик: «Де-да-а…»
На регистрацию мы успели вовремя. К отдельному трапу нас подвезли на спецмашине, и стюардесса долго ворковала над нами в пустом салоне.
Я сразу же потребовал сигареты и коньяк.
Да, еще. Кажется, отчим что-то говорил, а я курил.
– Раскрашивать свою жизнь благородством – слишком дорогое удовольствие, – нудил отчим. – Жить в мире иллюзий, питаемых деньгами, это, Сережа, мечта многих. Но чего будут стоить твои мечты без денег?
Я прихлебывал поданный стюардессой «Хеннеси» и молчал.
– Без денег твой мир – просто фуфел, а ты сам – дурак и ничтожество. Знаешь почему?
– Потому что за деньги можно купить все? – просипел я и, залпом допив коньяк, потянулся к сигарете. Кроме нас в бизнес-классе никого не было.
– Нет! Потому что без денег, сам по себе, ты дрянь, бездарь и ничтожество. Деньги необходимы тебе, Сережа, как хвост павиану, и, прикрывая твою голую задницу, они прячут твою срамоту. Деньги – это те смоковные листья, которыми нынче каждый прикрывает свое убожество как может. Ты не знаешь, зачем деньги Христу? Он и без них был велик и прекрасен.
Я молча курил одну сигарету за другой.
– А что ты, вошь, или, что ближе к правде, крыса, будешь делать без денег? Какое-такое величие проявишь? Ты заигрался, Сережа. Так что на этот раз ты или подписываешь бумаги, или ты труп. И плевать я хотел на твое чудесное происхождение. Видимо, если ты дурак, то и чудо тебе не поможет.
Сквозь накатившую дурноту я даже не понимал, чего еще он от меня хочет.
В Лондон мы прилетели по расписанию. Потом мы благополучно прошли паспортный контроль и загрузились в лимузин принимающей стороны.
Отель окружил меня запахами. Выбор аромата – акт культуры и торговли. Каждый отель пахнет по своему – это маркетинговый ход. Распространяя ароматы через систему вентиляции, отельеры добиваются от клиентов привязанности. Запахи роскоши, свежести, покоя. Сандал, лимон, жасмин. Немножко послевкусия из пряностей. Оттенки мебельной кожи и мореного дуба. Чуть-чуть лаванды в ополаскивателе для белья. Капля хрома и позолоты в туалете. Запахи фирменной гостиничной парфюмерии и кулинарии дополнят букет. Так пахнет жизнь, за которую надо платить.
В номере я сразу принял душ, облачился в белоснежный халат и плюхнулся на диван перед телевизором. С трудом найдя один из российских каналов, я дождался новостей. Да, вот они.
«Сегодня в 14 часов 20 минут трагически оборвалась жизнь известного педиатра Льва Матвеевича Войтовского. Как показала запись с камеры, установленной на перекрестке, черный «Лексус», принадлежащий компании «Нефть», на пешеходном переходе сбил врача, когда тот переходил дорогу вместе со своим внуком. Машина с места преступления скрылась. Сейчас правоохранительные органы разыскивают предполагаемых виновников ДТП. Водителю может грозить тюремное заключение сроком вплоть до 15 лет. Мы попросили прокомментировать эту ситуацию известного правозащитника, депутата Московской городской думы Игоря Петровича Шлеера.
– Мне кажется, такие ситуации становятся закономерными. В обществе, где действуют двойные стандарты, стало нормой посягать на права тех, кто беззащитен перед властью и коррупцией…»
Я переключил канал и закрыл глаза.
В чем я был виноват?
Наверное, в собственном существовании.
Я не хотел давить старика, я не управлял машиной, да и «скорую» охрана вызвала сразу же.
Но отчего же я чувствую себя виноватым?
Щелкнула дверная ручка, и на пороге, как туз из рукава, возник Эдик, мой лучший друг.
– Привет, Серый, можно войти? – вопрос он задал, уже заглядывая в бар и извлекая оттуда пузатую черную бутылку.
С медицинской дотошностью он разглядел на просвет стаканы и плеснул туда грамм по сто. Поставил один из них передо мной и, отпивая из второго, набрал кухню и заказал в номер ужин.
Затем плюхнулся в кресло напротив и залпом допил оставшийся коньяк.
– Не чокаемся, – заявил он и снова наполнил свой.
Я покрутил перед носом стакан и вернул его на столик. Выпивать мне не хотелось.
– Знаешь, Эд, года два назад я отдыхал у одного приятеля на яхте, где-то возле Майорки. Компания собралась достойная – банкир московский, олигарх алюминиевый и я, не считая остальных родственников и друзей кролика. Девочки, конечно, тоже были.
И вот как-то вечерком два моих приятеля, и я с ними, удумали втроем трахнуть одну красавицу. Та, надеясь на дивиденды, в принципе была не против. Мужики-то оба нажравшиеся, а я – ты знаешь – много не пью. И вот заперлись мы в каюте и порем ее во все дыры. Те двое кончить не могут – бухие же, а я как-то быстро отстрелялся. Они вообще любители были приколоться, типичные уроды, а я вроде как на новенького. И вот поднялся я на палубу, облокотился на фальшборт и смотрю. Сбоку компания орет, внизу девица под приятелями стонет – отрабатывает. Ветер теплый такой, вечерний, обвевает меня, небо сиреневое вокруг, солнце уже порозовело – на море рано темнеет.
А я стою и думаю, какого хера я учинил себе такое свинство?
Так вот, Эдик, прежде чем поднять этот бокал, я хочу спросить у тебя, как могла бы тогда спросить у меня та девушка: а что между нами всеми ты, собственно, делаешь? И на фига тебе-то все это надо?
Эдик посмотрел мне в глаза, и в их густой бархатной черноте отразилось мое лицо.
– Так выпьем же, Эдик, за то, чтобы, когда нас трахают, мы точно знали, кто и с какой целью нас имеет, а главное – зачем это надо нам.
Я залпом опрокинул в себя отдающий шоколадом алкоголь.
Эдик посмотрел на меня и сделал то же самое.
– В принципе я согласен с вышесказанным, – он поморщился и занюхал выпитое рукавом.
В дверь постучали, и милая негритянская девушка вкатила сервированный столик, украшенный букетиком свежих белых роз. Эдик, покопавшись в кармане брюк, сунул ей несколько фунтов, и обрадованная горничная удалилась.
Я поднял сверкающую крышку и обнаружил под ней ростбиф с жареным картофелем. В номере вкусно запахло едой и повеяло домашним уютом.
Эдик разлил из запотевшего кувшина холодный апельсиновый сок, и мы принялись за еду.
– Мне придется сделать тебе укол, – вдруг сказал Эдик, проглотив очередной кусок. – Чтобы все прошло без фокусов.
Я пожал плечами.
– Делай что хочешь, друг.
– Ты не волнуйся, семье этого врача хорошо заплатят, – Эдик сам понимал нелепость своих слов, но надо же было что-то сказать.
– Тебе тоже хорошо заплатили?
– Естественно, Серый. Или ты думаешь, что я вожусь с вашим дерьмом бесплатно?
– Не думаю, Эд. Честное слово – даже никогда и не думал. А укол зачем?
– На всякий случай. Чтобы не перекинулся не вовремя. А то есть мнение, что ты попытаешься сбежать.
А они догадливы. Именно это я и собирался сделать.
Мы ели, тихо позвякивая ножами и вилками.
– А если я все же попытаюсь?
– Тебя убьют, и на этот раз уже навсегда. Это я тебе официально заявляю. А неофициально добавлю, что сидел бы ты, Серега, и не рыпался. Что тебе еще надо, каких приключений себе на задницу ищешь? О чем ты вообще думаешь?
– Я думаю о том, как все-таки профессор умудрился засунуть медальон в дембеля-копилку?
В глазах Эдика вспыхнули нехорошие огоньки.
Он встал с кресла, наклонился надо мной и, схватив за ворот халата, сильно затряс:
– Ты идиот, Серый, ты кретин! Ты, что, все-таки нашел медальон? Ты об этом никому не сказал?
Я замычал, отрицательно мотая головой. Эдик пережал мне горло, и я почувствовал, что наливаюсь красным, как ростовский помидор. Эдик тоже отметил нездоровый цвет моего лица и, отпихнув меня, плюхнулся обратно в кресло.
– Что ты наделал, идиот, что ты наделал… – горестно бормотал он, обхватив голову руками и раскачиваясь. – Теперь все напрасно, все погибло, все начнется сначала… Его бормотанье переросло в стенанье, смахивающее на надгробный плач. Он произнес себе под нос несколько слов на иврите, потом поднял на меня покрасневшие глаза.
– Любой ценой ты должен вернуть медальон Гильдии, или они убьют тебя. И если тебе этого недостаточно, они убьют всех, кого смогут. И начнется война. Такое уже было когда-то. Тогда медальон попал в руки одной… одной крысе. И она захотела… Но это неважно. Тогда была очень длинная война. Ты читал про нее в учебниках.