Но новый дух должен был сначала просочиться в трещины старого порядка. Рим разлагала его собственная империалистическая политика, обогащение полководцев, чиновников и солдат в результате грабежа завоеванных земель. Вторым порождением этого хищнического капитализма, кроме плутократии, была обленившаяся, жадная до «хлеба и зрелищ» толпа. Разложение усугублялось проникновением восточных культов.
Главными отличительными чертами древних римлян были абсолютизм всех устремлений и государственный дух. Употребляя термин «раса», мы и здесь достигаем предела, за которым вопрос о причинах уже не ставится. Разумеется римский характер был выражением римской расы, римской крови, но он ни в коем случае не вырос просто естественным путем из расовых задатков. Раса проявляет себя, прежде всего, в победоносном утверждении своей системы ценностей. Римский тип не был чем-то врожденным, а был результатом влияния римской жизни в целом. Чужеродные элементы ассимилировались воспитанием. Раса воплощается в народе как в целом, в его господствующих идеалах и порядках, а не в крови отдельных лиц.
Идеалы и система ценностей римского типа отражаются в многочисленных исторических легендах древних римлян, и пусть они не соответствуют реальной истории, они учат идеальным истинам. Как образцы римских добродетелей они до сих пор живут в искусстве и воспитании.
Древний Рим, как органическое государство граждан, был полной противоположностью восточным абсолютным монархиям.
В своей естественной теории государства Полибий уловил основные черты римского государства, но на «смешанный государственный строй» он смотрел с односторонней греческой точки зрения. Логизированные до крайности государственные формы, такие как афинская демократия или спартанская аристократия, это не элементарные формы и не могут служить мерилом для такого органического образования, как римское государство, которому всегда были чужды логическое системное мышление и систематические конструкции. При всей своей последовательности в действиях, римляне никогда не связывали их с одной исходной точкой, одним принципом. Своеобразие римского государства заключалось в том, что части системы взаимно дополняли, контролировали и поддерживали друг друга, действуя в одном направлении. Такое единство в разнообразии с относительной самостоятельностью частей – суть органической системы в противоположность логически-схематической. Никогда не делалось попыток оформить жизнь на основе одного-единственного принципа.
Это было счастьем и силой Рима, что римское государство росло и питалось от нескольких корней. Единство достигалось за счет преодоления дуализма. Но внутренний дуализм сказывался в дублировании всех учреждений. Рим и основан был смешанным населением разных рас. Единый тип из них был воспитан благодаря римским общественно-политическим порядкам.
Важным этапом формирования этого типа была победа плебеев в их борьбе за равноправие. До сих пор не ясно, было ли разделение на патрициев и плебеев результатом имущественного расслоения общинников или они были разного этнического происхождения? Скорее всего, и те, и другие были смешаны по крови. Плебс напоминает «пополо» средневековых итальянских городов, а патрициат – их родовую знать. Внешне плебс победил, но, по сути, победителями остались патриции, потому что они ассимилировали плебс.
Курии – римская форма мужских союзов, соответствующая греческим фратриям и сисситиям. В Риме они тоже одержали победу над родовой знатью.
У каждой курии был свой культ. У плебеев тоже был свой религиозный центр – храм Цереры. Но демократия в Риме не установилась: высший слой плебеев вошел в состав нобилитета, но демократизация сената не произошла. При всех потрясениях в Риме побеждали консервативные силы.
Хотя в Риме государствообразующие мужские союзы в борьбе за власть с родовыми союзами, как и в Греции, одержали победу, семейные союзы не были оттеснены на задний план, а стали второй опорой государства, государством в государстве, маленькой монархией внутри республики.
Римская история рассказывает нам не о чем ином, как о воспитании человеческого типа, способного властвовать над миром, при посредстве его собственных деяний, установленных им порядков, его веры и ценностей, техники, законов и языка. Власть и долговечность мировой империи зависит от методики, с которой тот или иной народ воплощает идеал римского государства и воспитывает господствующий тип. Римская церковь на этой романской основе стала наследницей Римской империи.
Брахманы и касты
Главная особенность Индии это невероятная сила проявления инстинктов и, как следствие этого – буйный расцвет всех форм жизни: фантазий и рассуждений, страстей и созерцательности, обрядов и литургии, философской систематики и психотехнической методики, эпоса, архитектуры храмов и их барельефов. Стремление к приданию формы борется с инстинктами за пластическое оформление, но потом само впадает в формализм. Ненасытность инстинкта нанизывает одно звено за другим, подобно ленточному червю, не видя необходимости где – то остановиться. Индия – полная противоположность греческого мира формы и равномерности. В борьбе за форму снова и снова побеждает бесформенность, безмерность, карикатурность.
То, что у греков было величайшим грехом, «хюбрис», в Индии стало принципом жизни: безграничность развития как минимум в одном направлении, которое допускает дхарма, – основа кастовой нравственности… Когда ненасытность инстинктов доходит до отвращения к миру и жизни, игра возобновляется в ином направлении: джайнизм ставит рекорды аскетизма, буддизм – созерцательности. Там, где греческая система обходилась тремя элементами, индийской требовалось три дюжины.
Но форма требует внутреннего равновесия, гармонии; в Индии ее не удалось достичь даже эстетически окрашенному учению Будды о спасении.
Вторая характерная черта Индии – техницизм, возведение средств на уровень субстанции. Эта черта связана с отсутствием чувства меры. Брахман сначала причисляет к высшим божествам жертвенный огонь и жертвенные возлияния, а потом и самого себя. В области религии техницизм, таким образом, означает обожествление магических средств, а потом и самообожествление мага. Достигнув совершенства, Будда одной рукой сдвинул небеса вместе со всеми богами. Философия превращает свои принципы в ипостаси.
С этим тесно связана и третья черта: метафизический индивидуализм. Спасение, возвышение на божественный уровень, – все достигается только собственными силами. Будда указал путь и больше ничего, а дальше пусть каждый спасается сам. На последователей Будды не снисходит благодать, он не жертвует собой ради них, не спасает мир и человечество, а только учит. И буддийская община состоит из самодовлеющих отшельников. То же самое и в «Бхагавадгите»: Бог – наблюдатель, в лучшем случае советник, но не помощник. Человек – продукт его деяний, его кармы, и от бесконечных перевоплощений он может освободиться только своими силами.
В сознании индусов кастовая система и вечный мировой порядок – одно, смешение каст равнозначно крушению мирового порядка. Разделение на касты – основополагающий мировой закон, поэтому в Индии нет мифа о сотворении всех людей, а есть миф о четырех актах творения четырех каст.
Индуизм распространялся и захватывал другие народы, сохраняя в неприкосновенности кастовую систему. Идея нации оставалась Индии чуждой до эпохи английской колонизации. Касты воздвигали непреодолимые барьеры между соплеменниками, но в них мог быть включен любой инородец, доказавший, что он следует дхарме данной касты. Таким образом, высшие слои неарийских народов Индии могли быть приняты в качестве Ариев в касты брахманов и раджпутов, тогда как индусам низших каст путь в них был заказан.
Кастовая система, таким образом, исключает идею единства человечества, а также идею нации. Тем не менее общество не распадается на множество отдельных, изолированных мирков. Краеугольным камнем кастовой системы является каста брахманов.
Брахманы очень давно теоретически обосновали свои притязания на первую роль среди людей и даже среди богов, но утвердиться в этой роли они смогли только после упадка военной знати и вытеснения созданных ею великих религий спасения – в начале эпохи, которую называют индийским средневековьем. Каста брахманов это только рамки без какой-либо внутренней организации и средств господства над другими кастами. Ее авторитет зиждется на традиции.
Кастовая система включает в себя все мыслимые социальные формы и ее нельзя вывести из какого-то одного начала: расы, племени, сословия, мужского союза и т. п…Теоретически вся кастовая система кажется незыблемой, в действительности постоянными остаются только позиции брахманов… Но даже низшие слои воспринимают свой жребий как ниспосланный богами и не бунтуют против кастовой системы. Великие революции против нее, буддизм и джайнизм, начали образованные представители воинской касты, причем в высшей степени удивительно, что эти религии спасения воинов были направлены против священнослужителей.
Сочетание кастовой системы с учением о переселении душ, о карме и дхарме, – одна из самых удивительных особенностей Индии, высшее достижение брахманов.
Благодаря кастовому воспитанию индийское Средневековье достигло таких высот, которым западные Средние века не могут противопоставить ничего равноценности в области управления большими империями, в науке и технике, кораблестроении и мореплавании, торговле, организации и оснащении миллионных армий, химии и металлургии, создания академий и школ с сотнями аудиторий и тысячами студентов вплоть до развитой системы народных школ. Но последним откровением индийского духа была и оставалась своеобразная интеллектуализированная и технизированная религия, а брахман – образцовым типом человека.
Но брахманы никогда не имели действительной монополии в области культа и не создали церковной организации. Вера во всесилие жертв усиливала власть тех, кто умел правильно приносить жертвы. Брахманы знали «Веды», а «Веды» это наука о жертвоприношениях.