При всем значении, которое придается крови, происхождение из чистокровной знати (если таковая вообще еще имеется!) не должно быть основанием для высшего ранга в обществе. То же самое относится к происхождению из состоятельных буржуазных слоев. Представители культуры также не должны претендовать на высший ранг по сравнению с рабочими и крестьянами. Главный критерий оценки – достижения в труде на благо народа в целом, независимо от характера деятельности.
В человеческой деятельности нет принципиального разделения между духовными и материальными задачами. Разрыв между ними стал одним из роковых событий немецкой истории XIX века. Виновен в этом разрыве идеализм, создатель высшего мира чистого духа. Без идеализма не было бы марксизма. Идеализм воздвиг высший духовный мир над низшим царством материи. Это противопоставление идеи и материи совпало с политической и социальной позицией «4го сословия»: духовный мир отождествляется с буржуазией, а марксизм стал идеологией рабочего класса.
Бессмысленно соотносить один вид деятельности с духовной, а другой – с материальной стороной бытия. В любом из них присутствует духовный элемент, который философы пытаются монополизировать.
Ценности как выражение расового начала неотделимы от общественных порядков. С формальной точки зрения, дружина существовала у всех народов и во все времена. Германская дружина, как в высшей степени характерная форма жизни германцев, скреплялась расовыми ценностями чести и верности. Средневековое рыцарское войско было соответствующим германской дружине творением нордической расы. Другим таким творением было прусское офицерство.
Политика и история
Термину «политика» не соответствует никакая особая область жизни: нет политики наряду с экономикой, культурой, воспитанием. Этому термину не соответствуют также, как терминам «мораль» и «право», какие-либо объективные правила жизни и деятельности. Политика это скорее та осмысленная область действия, которая, охватывая народ в целом, творит историю. Политика это целесообразная деятельность, которая формирует инстинктивную жизнь общества, уходя в нее же своими корнями. При этом всегда нужно учитывать разрушительное действие как негативный полюс политики. Позитивная политика возвышает стихийные внутренние порывы до уровня сознательной воли. В той степени, в какой политика является двигателем истории, история, со своей стороны, – результат, осуществленная и осуществляемая политика.
Политика – дело вождя. Без него нет единства воли и постоянства жизненной ориентации. Вождя не назначают, это не чиновник и не функционер. Это, скорее, человек, сделавший сам себя, уникальный по своим целям, достижениям и методам. Тайна вождя в том, что он верит в свое призвание и вызывает доверие; вокруг него возникает круг последователей, через которых он распространяет свое влияние на весь народ. На этом зиждется власть. Власть создает единство воли в обществе. Власть это не заданная величина, ее нельзя измерить. Власть зависит от степени доверия между вождем и его последователями, ее столпы – призвание, необходимость, характер, счастье. Власть – двигатель истории.
Вождь не одинок: он бессилен без веры и доверия своих последователей. Их круг, слой избранных, политический генштаб тоже не назначается. Назначать можно чиновников и администраторов, но не руководителей. Но сегодня нет больше автономии областей и руководителей, плюрализм государства преодолен. Один народ – один вождь. Руководители отдельных областей составляют узкий круг последователей вождя.
В иерархии руководителей проявляются суть политики и взаимодействие элементов и целого. Вождь всегда выше своих приближенных, целое всегда выше части.
Если политика не особая область жизни, она не может быть и профессией. Вождь это не специальность. Назначенный вождь либо превратится в администратора, либо потерпит крах. Отсюда проблемы наследственной монархии, а также проблема преемственности власти в государстве, возглавляемом вождем. Король может призвать политика с данными вождя, но его королевство перейдет в руки майордома, если он не сохранит за собой право принимать основные решения. «Профессиональные политики» появляются в либеральном многопартийном государстве.
Только эпигоны, приверженные к прошлому, могут еще сегодня определять политику, отталкиваясь от государства, как прикладное учение о государстве. В этом основное заблуждение интеллектуализма, как будто деятельность государственных учреждений может руководствоваться «прикладным учением». Бытие и действие всегда имеют приоритет по отношению к теории и науке.
Во все времена творческие политики создавали своими действиями государства, а не государства создавали государственных деятелей и политиков. Политика как основная необходимость жизни человеческого общества предшествует государству и стоит над ним и над его законами. Любая деятельность, регулируемая государством, это уже не политика. Политика как «прикладное учение о государстве» – бессмыслица. Государство и право возникают из политики, из деятельности, творящей историю.
Германия сегодня порывает с почти четырехсотлетним периодом развития западного государства. Государство больше не находится в центре, а на обочине политико-исторических событий. Государство последних веков проделывало фокус, пытаясь быть статичным и динамичным одновременно. Национал-социалистическая революция принципиально разделила статичный и динамичный моменты. «Государство» стало чисто статичным. Либерализм удивительным образом лишь после своего конца достиг своей цели: неполитического государства. Но это вовсе не означает, как он предполагал, полную деполитизацию и конец истории. «Движение» (партия) впервые сделало политическое, динамичное особой областью, новым органом, стоящим над государством, как некогда «суверен». Движение как политический мотор устанавливает веху новой исторической эпохи. Политика на новом уровне снова обретает свой первоначальный смысл и может определяться без участия государства.
Вождь немецкого народа ищет оправдание своих действий не в теории государства, а в расово-национально-политической картине исторического становления немецкого народа. В этом суть национал-социалистического мировоззрения.
Политический закон гласит: тот, кто не может быть молотом, становится наковальней, но никто не может убежать от кузнецов-политиков и исторического движения. Политическая деятельность положительна лишь тогда, когда она не только направлена на целое, но и исходит из этого целого, соответствует его типу и внутренней ориентации, в противном случае она становится чужеродным телом и действует как яд или взрывчатое вещество. В этом этика политической деятельности.
Мы не хотели бы возвращаться к смехотворным буржуазным представлениям о соотношении политики и морали [1] .
Право рождается из политики, которая поэтому выше всех правовых норм. Если политическая деятельность, право и мораль развиваются на одной и той же расовой основе общества, если расовые основные ценности образуют их становой хребет, то они по необходимости должны быть взаимосвязаны определенным образом. Одни лишь мораль и право не обеспечивают единство общества.
Отсюда следует примат политики. Это последняя инстанция, которая определяет развитие экономики, культуры и воспитания. Только в либеральный век велась «автономная» экономическая политика, якобы в интересах экономики, а на самом деле ради господства хозяев экономики над народом, государством и законом.
Либеральная доктрина разделения властей не принимала во внимание политическую проблему. Разделение задач между законодательной, исполнительной и судебной властью не оставляет места для политики. Точно так же т. н. «права человека» мыслятся совершенно аполитическими: буржуа отгораживает для себя пространство, куда политика не может проникнуть. Писаные конституции заменяют действительность фикцией, живые силы – математически рассчитанным каркасом. Вся жизнь общества в эту морально-правовую эпоху была одной сплошной ложью. Все эти конституции были направлены против действительности, против политики, против истории, в пользу одной лишь идеологии. Но, поскольку действительность нельзя победить, а историю – остановить, политика продолжала действовать из-за кулис.
Больше всего политика освободилась от буржуазной идеологии и восстановила свой примат в области отношений между политикой и культурой. Около 1900 г. немцы, если им задавали вопрос о смысле жизни, ссылались на катехизисы своих конфессий, марксисты – на катехизис классовой борьбы. Если же речь заходила о смысле жизни отдельного человека, то обычно употреблялось слово «культура». Под «культурой» и «образованием» понималось гармоничное совершенствование отдельного человека, который с помощью «разума» или «духа» возносился в высший идейный мир, уходя от низшей природы. Путь к этому открывала культура, совокупность «духовных» ценностей, воплощавших в себе идеи истины, добра и красоты. С крушением идеализма место этой цели заняли сами средства. Создание произведений «культуры», даже если они заранее предназначены лишь для музея, стало высшей целью человеческого бытия, конечной целью жизни, самоцелью. И кого нужно гнать в первую очередь, так это буржуазных эпигонов идеализма с их культурными суевериями, так как буржуа охотно закрывается от жестокой действительности идеологическими кулисами.
Центром мировоззрения должна быть сама жизнь, ее целью – живой народ в его историческом становлении как вечный памятник самому себе. Цель – не «произведения», они лишь выражения, этапы, свидетельства, путь. Цель – поднятая на высший уровень жизнь народа как целого. Смысл жизни это сама жизнь в ее развитии и совершенствовании. Вечна жизнь, а не произведения. Поэтому для нас смысл и цель это не «культура» и даже не «народ и культура», а только «народ». Культура не вся жизнь, а только ее часть, не цель, а средство.
Жизнь народа направляется к своей цели не «культурой», а творческой политической деятельности. Отсюда примат политики и над культурой, искусством, наукой.