У биологических видов была разная судьба: многие исчезли, многие возникли заново (в обоих случаях мы не знаем, почему, и гипотетические мифы помогают раскрыть эту тайну столь же мало, как и научные категории вроде «мутаций»). Многие виды, такие как насекомые, отличаются удивительным постоянством форм, другие сильно изменились, если только мы верно определяем их предков (как в случае с лошадью). Каким образом один вид превращается в другой, мы не знаем. Опыт, положенный в основу дарвинизма, недостаточен для объяснения обратимых изменений, не говоря о том, что превращение одного вида в другой нельзя выдавать за непоколебимую истину, или хотя бы за одну из возможностей. Положительные и отрицательные мутации, хотя мы не знаем, что это, собственно, такое, могли бы объяснить наследственное изменение вида.
(Примечание. Де Фриз изображает каждый вид в форме многоугольника, каждая грань которого соответствует одной из особенностей вида. Это классический пример механистического образа мысли в биологии. При положительной мутации этот многоугольник приобретает еще одну грань, например, 24 е угольник превращается в 25" угольник, при отрицательной теряет одно из свойств. Таким образом думают объяснить превращение одного вида в другой… Но форма определяется не суммой случайно приобретенных качеств, а законом, согласно которому эти качества объединяются в одно целое. Изменение вида можно объяснить только изменением этого закона, а не мутацией свойств). Но все генеалогические древа видов остаются мифическими конструкциями уже по той причине, что человек в любом случае олицетворяет собой высший смысл эволюции, цель природы и творения. (Еще Гердер говорил, что на человеке врата творения закрылись. Природа достигла своей вершины, человек – предел совершенства. При этом совершенство каждого народа, каждого исторического периода оспаривается). Этим конструкциям противоречат биологические факты: каждый вид заключает в себе свой собственный смысл, который не может быть познан и перенесен на другой якобы высший вид, по сравнению с которым данный вид является лишь промежуточной ступенью. Все конструкции такого рода восходят к господствовавшей со времени Лейбница идее совершенствования и аналогичным идеям телеологии и Провидения, мифическому антропоморфизму и представляют собой секуляризацию теологических идей.
В противовес всем мифам о прогрессе сегодня снова утверждается другая идея XVIII века: закон стабильности биологических видов, который, правда, не исключает наследственное изменение основного характера, как и закон персональной энтелехии не исключает изменения личности на протяжении жизни. Но, как один человек не может превратиться в другого, так и один вид не может превратиться в другой. Тем не менее, все теории эволюции заключают в себе глубокий смысл, поскольку они стремятся понять и описать единство жизни поверх разнообразия видов, рас и индивидуальностей. Это единство выражается не только в последовательности появления форм, но и в их сосуществовании. Вопрос лишь в том, можно ли выражать это единство в виде псевдоисторического, линейного, причинного ряда, «эволюции». В любом случае мы не должны видеть в мифах о развитии позитивистского XIX века последнее слово мудрости, абсолютную истину, на которой следует остановиться.
Согласно учению Парацельса, человек это микрокосм, связанный по четырем линиям со всем Космосом. Соответственно каждая живая форма и ее рост, определяемый законом вида, подчинены также ритмам движений Вселенной, поэтому в жизни отдельных людей и народов чередуются периоды пустоты и полноты, здоровья и болезни. Это может быть естественной основой реальности и изменений в обществе, таких сугубо исторических явлений, как революции, реформации, преобразования, периоды подъема и упадка и все прочие духовно-исторические волновые процессы.
Общество. Третий уровень действительности Социальное и историческое движение
Эти движения относятся друг к другу как рост и развитие. Однако, они находятся на уровне, на котором категории естественного движения, т. е. рост и развитие, неприменимы, потому что в общественной жизни действуют причина и смысл движения, не относящиеся больше к бессознательно действующей природе, а только уходящие в нее своими корнями. Но что в жизни выше природы? Одна лишь категория сознания столь же недостаточна для характеристики уровня социального и исторического движения, как и расплывчатое понятие «дух». Рост и развитие – естественные основы истории, но не сама история.
Господствовавшее в мировоззрении XIX века понятие «развития» было заимствовано из биологии и распространено на всю Вселенную. Идеализм вытеснил «природу» как носителя и одновременно предмет развития, т. е. то, что само развивается, и заменил ее «духом». Гегель видел в истории, как и во всем мироздании, саморазвитие духа. «Дух человечества» конкретизировался, правда, как дух народов, а там, где духи народов оказывались под влиянием одинаковых идей говорили о «духе времени». Но и духи народов, и дух времени были лишь тенями абсолютного духа. Эти главные категории идеалистической философии истории вошли в представления немецкого народа, который привык смотреть на историю не политически, так как сам был лишь объектом чужой политики. Но именно политика поднимает историю над естественным развитием и духовным саморазвитием. Благодаря действию история обретает собственную причинность и собственный смысл.
Главный вопрос этого уровня: каким образом вообще человек возвысился над природой, частью которой он является, и смог создать в виде «истории» действительность возвышающуюся над природой? Дуалистическая антропология делает из человека смесь природы и духа, причем дух это особый мир в себе, противоположный природе. Мы же исходим из того, что тело и дух развиваются из одной жизненной основы. Что же остается вне природы?
Своей способностью к осмысленному действию человек отличается от животного лишь по уровню, но не по сути. То же можно сказать и о его технической деятельности…
То, что выделяет человека, чем не обладают животные, это история в самом широком и высшем смысле как совокупность сознательной общественной деятельности… В свободе творчества и принятия решений раскрывается своеобразие человека, конечный смысл его существования, пусть даже речь всегда идет лишь о немногих избранных…
Бог это не «причина». Все метафизики до Канта сбились с пути и отпали от веры, когда они объявили Бога причиной. Бог это также не цель и не мировой план (Провидение), не регулирующая идея, не моральный закон, не законодатель, не норма, не чистый разум и не абсолютный дух. Для Бога нет категории, науке он не по зубам. Совесть, вера и Откровение относятся к области человеческого, поэтому они связаны с расой и обществом как способы, которыми человек отвечает Богу и получает от него творческие способности. Человек может ощущать это как внутренний свет, как озарение, как непосредственное откровение, как «искру». Все «причины» на общественном уровне сводятся к человеку. Там, где принимаются творческие решения, совершаются действия как ответ, как реакция человека на призыв Бога. Это – вера.
Если бы Платон отказался говорить о сущности идей, он приблизился бы к вере в живого Бога. Но у него человек не слышит Бога, не воспринимает его зов, а созерцает его интуитивно. Идея у Платона – не действующая причина, действует стоящий за ней Эрос человеческой и мировой души.
К человеческой сфере относятся также цель, ценность и норма действия. Чтобы они существовали, не требуется особое «духовное» начало, особый мир и разрыв жизни на природу и дух. Но и представления человека не являются причиной, побуждающей его к действию, как мое отражение в зеркале не может быть причиной моего движения. Представления о целях, ценности и нормы это лишь возможности, с помощью которых жизненные инстинкты осознают и регулируют сами себя. Все причины соответствующих движений заключены в самом инстинкте, подобно тому как все творческие решения как ответ на призыв Бога возникают из жизненной основы человека, делают его избранным.
Не всем людям дана возможность творческих действий и возможны они лишь в определенный момент. «Направление» заданного движения остается постоянным, пока не исчерпывается сила импульса. Без новых импульсов общество снижается с исторического уровня на уровень естественного развития. Творческие решения и действия это и есть конечные «причины» на высшем уровне действительности. Они придают жизни людей смысл и указывают цели.
История нечто гораздо большее, чем сумма отдельных действий. Смысл ей придают судьбоносные прорывы.
На третьем уровне отношения причинности ясны. В этих отношениях сознательная деятельность проявляется во всех видах. Причина заключается во внутренней жизни человека, в его душе. Но результат действия, из-за различного восприятия его другими людьми, может быть весьма далек от задуманного.
В общественной жизни важную роль играют основные функции. Число этих функций точно установить не удалось. Они есть как у первобытных народов, так и у народов высокой культуры. Исторические события и расовый тип могут сильно варьировать эти функции, даже смещать их центр тяжести из одной области в другую, то в религию, то в экономику и т. д. Политика тоже бывает различной в зависимости от расы, народа и эпохи.
…Главной остается проблема соотношения данного от природы, обусловленного расой основного характера народа и выпадающих на его долю исторических решений и переворотов.
Влияние одних людей на других
…История неотделима от Судьбы. Непредсказуемые события – это не Судьба; смерть какого-либо человека это тоже не Судьба, потому что смерть ожидает всех, как королей, так и нищих. Судьба в том, как люди реагируют на события, вследствие чего эти события могут приобрести значение, которое невозможно было предсказать. Мелкие события могут стать Судьбой, если они вызывают у людей непредсказуемую реакцию, побуждают их к принятию решений, затрагивающих более широкий круг народов. Жизнь каждого народа имеет свои узловые моменты, судьбоносные для дальнейшего хода его истории. Из-за непредсказуемости (иррациональности) этих событий и их последствий Судьбу – в отличие от Провидения – называют слепой. Кого Судьба побудит к принятию исторических решений – определяет зов Бога, который выше ее.