Интересно отметить, что другой ключевой текст, отрицающий возможность боговидения, 1 Тим. 6:16, — одно из мест, наиболее часто цитируемых Симеоном [1209]. Ссылаясь на этот стих, Симеон показывает, как следует понимать его:
Исполняющий ежедневно [заповеди Божий] чем больше творит их, тем больше вновь очищается, озаряется и просвещается, и удостаивается видеть откровения великих таинств, глубину которых никто никогда не видел и совершенно не может видеть (ср. 1 Тим. 6:16)… [Он] получает новые глаза от обновляющего духа, а также и новые уши, и с тех пор уже не чувственно видит чувственное как человек, но как ставший превыше человека духовно видит чувственные [предметы] как образы невидимых [реальностей]… Такой [человек] видит Бога, насколько человеку возможно видеть и насколько это угодно Богу; он старается видеть Его непрестанно здесь и молится о том, чтобы всегда видеть Его, довольствуясь только единым видением Его и не прося ничего другого…[1210]
Иными словами, Бог невидим для тех, у кого на духовных очах лежит покрывало и кто еще не возродился. Здесь Симеон обращается к другому традиционному пути разрешения парадокса боговидения, а именно, к идее том, что обновленный и преображенный человек может видеть Бога»новыми очами», получаемыми от Духа Святого.
Таким образом, Симеон не обходит молчанием те тексты Священного Писания, в которых отрицается возможность боговидения; напротив, он вновь и вновь возвращается к ним. Это вызвано, как нам думается, тем, что мысль о невозможности видеть Бога телесными очами — одно из важных составляющих учения самого Симеона о боговидении. Бог невидим по Своей сущности, и те, кто видит его»новыми очами», или очами ума (сердца),«созерцают невидимое» [1211]. Используя апофатическую терминологию (которая всегда приходит на помощь в тех случаях, когда требуется выразить парадоксальную мысль), Симеон говорит о том, что люди, достигшие видения Бога,
невидимо видят неизреченную красоту Самого Бога, держат неудерживаемо, постигают непостижимо безвидный вид Его, вне–образный образ и неизобразимое изображение в невидимом видении и несложной красоте неразнообразно разнообразной[1212].
Постоянно повторяя, что Бог совершенно невидим для всех [1213], Симеон вместе с тем утверждает, что видит Его:«Ты невидим для них по сущности (οΰσίο:) и неприступен по природе (φύσει), мне же Ты видишься» [1214]. Что же в Боге является видимым, если сущность и природа Его невидимы? Чаще всего Симеон говорит о явлениях Божественного света и пламени [1215]; он говорит также о видении славы (δόξα) Божией [1216],«света славы [Божией]«[ [1217], Лика Божия [1218],«света Лика [Божия]«[ [1219],«славы Лика [Божия)» [1220] и»красоты Лика [Божия]«[ [1221]. Все эти и подобные им выражения указывает на различные проявления Божества и свойства Божий: они соответствуют святоотеческому представлению о том, что Бог непостижим по природе и невидим по сущности, но познается и узревается в Своих энергиях, проявлениях, свойствах. Не причисляя Симеона к тем, кто, как позднее Григорий Палама, отвергал западную идею»блаженного видения»сущности Божией, следует сказать, что его суждение о недоступности Божественной сущности для человеческого зрения роднит его учение с традиционным восточно–христианским подходом к проблеме боговидения [1222].
Впрочем, Симеон не всегда последователен в выборе терминологии. Иногда он утверждает, что видит сущность Божию, как например, в следующем тексте:«Если Бог, сделавшись человеком… обожил меня, — человека, которого Он воспринял, — то я, сделавшись богом по усыновлению (θέσει), вижу Бога по природе (φύσει)» [1223]. Об этой его непоследовательности, на которую обратили внимание ученые [1224], мы уже говорили (см. Главу V), сославшись и на мнение архиепископа Василия (Кривошеина) о том, что, хотя Симеон не всегда последователен в терминологии, в целом он примыкает к традиционному для Православия разграничению между незримой сущностью Бога и видимыми Его энергиями [1225].
Существует тесная взаимосвязь между Боговопло–щением, обожением человека и боговидением: человек получает обожение через Христа и, обоженный, видит Бога. Вообще христологическое измерение в теме бого–видения имеет для Симеона не меньшее значение, чем для многих его предшественников. Невидимый Бог становится видимым в человеческой природе Иисуса Христа:«Ты ради Меня явился на земле от Девы, прежде всех веков пребывающий невидимым, и сделался плотью и явился человеком», — обращается Симеон ко Христу в одном из Гимнов [1226]. Симеон подчеркивает, что невидимый Творец так же отличен по природе от всех видимых тварей, как свет отличен от тьмы, однако, когда Бог сошел на землю, произошло их»смешение»(μ'ιξις),«ибо тогда отличающиеся [одна от другой природы] соединил мой Спаситель» [1227]. Онтологическая бездна между невидимым и видимым, между Творцом и творением, между нетленным и тленным была преодолена, когда Бог стал человеком:
Слово сделалось,
При содействии Духа
И по благоволению Отца,
Неизменно совершенным человеком.
Будучи нетварным Богом по природе,
Оно неизреченным образом сделалось тварным
И, воспринятое обожив[1228],
Показало мне двоякое чудо
В двух действиях
И двух волях:
Видимого и невидимого,
Удерживаемого и неудерживаемого…
Находясь среди всех
Чувственных тварей,
Слово было видимо как тварь
Соединенным с воспринятым[1229].
Симеон часто говорит о боговидении как о видении Христа. Свои видения Христа Симеон описывает многократно, особенно в Гимнах и Благодарениях, но также и в других сочинениях. Мы ограничимся рассмотрением одного из таких описаний [1230], которое для нас важно, потому что в этом тексте Симеон проводит параллель между собственными переживаниями и опытом апостолов. Видение описано в Гимне 11–м, где Симеон сначала напоминает о том, что после вознесения Христа на небо никто, кроме апостола и первомученика Стефана, не видел Его лицом к лицу (см. Деян. 7:56). И вот, теперь Христос является самому Симеону:
Что это за новое чудо, которое и ныне совершается?
Бог и ныне желает быть видимым грешниками,
Тот, Кто некогда взошел горе и воссел на престоле…
Ибо Он скрылся от глаз Божественных апостолов
И один только Стефан, как мы слышали, после этого
Видел отверстые небеса и тогда сказал:
«Вижу Сына Божия, стоящего одесную славы Отца»…
Ныне же что означает это страшное явление,
Происходящее со мною?..
Ибо и в самой ночи и в самой тьме
Я вижу Христа, Который страшным образом
отверзает мне небеса,
Сам склоняется и видится мне
Вместе с Отцом и Духом — Светом трисвятым.
Один в трех, и в одном три:
Они, конечно же, суть свет, единый свет в трех…
Я обрел Того самого, Кого видел издали,
Кого видел и Стефан в отверстых небесах,
И Кого, опять же, Павел увидев впоследствии,
был ослеплен (ср. Деян. 9:9)
[Его] всего поистине, как огонь, я обрел
в глубине своего сердца[1231].
Симеон говорит о видении Христа, но подчеркивает, что Христос явился ему»вместе с Отцом и Духом». Он поясняет, что те, кто видит Христа, видят Его в свете Святого Духа, и что, созерцая Сына, они видят и Отца [1232]. В некоторых других случаях Симеон прямо говорит о видении Святой Троицы, подчеркивая, что Три Ипостаси — это тот единый свет, который, будучи объектом созерцания, все‑таки остается невидимым [1233]. Описывая явление ему Святой Троицы, Симеон пользуется образом лика с двумя очами [1234]. Лик Троицы, по его словам, содержит черты Трех Лиц, хотя остается одним и единым:
Увидев Твой Лик (πρόσωπον), я убоялся,
Хотя он и показался мне милостивым и доступным.
Красота же Твоя изумила
И поразила меня, о Троица, Бог мой!
Ибо один образ (χαρακτήρ) трех в каждом,
И трое суть один Лик (εν πρόσωπον), Бог мой…[1235]
Уже у Григория Богослова можно встретить мысль о видении Троицы как единого света; Григорий говорит о том, что на вершинах духовного совершенства человек непрестанно созерцает Святую Троицу: