[Дух] бывает как бы купелью
Божественной, световидной:
Он объемлет всех
Святых, которых найдет…
Будучи светом незаходимым,
Он делает светом всех,
В кого вселяется,
И будучи жизнью,
Подает жизнь.[1330]
Святоотеческое учение об изменении и преображении человеческой природы под действием Божественного света у Симеона весьма разработано. Как уже отмечалось выше, некоторые Отцы утверждали, что во время молитвы ум иногда видит собственный естественный свет (Евагрий, Диадох), разум ярко сияет (Максим), душа целиком становится огнем и светом (Макарий), и преображенный человек созерцает собственную красоту (Евагрий,«греческий Исаак»). Опыт Симеона показывает, что все человеческое естество, включая ум, душу и даже тело, преображается под действием Божественного света. Это одна из центральных идей Симеона, к которой он постоянно возвращается. При созерцании Божественного света, говорит он,«тело твое просияет, как и душа твоя, душа же… будет блистать подобно Богу» [1331]. В 22–м Огласительном Слове Симеон говорит, что, когда юноша Георгий увидел Божественный свет,«ему казалось, что и сам он стал светом» [1332]. В другом месте Симеон описывает, как созерцает собственную красоту, когда видит Божественный свет:
[Свет] блистает внутри убогого сердца моего,
Отовсюду озаряя меня бессмертным сиянием
И все члены мои освещая лучами…
Я причащаюсь света, приобщаюсь славы;
Сияет лицо мое, как и [Лик] Возлюбленного моего,
И все члены мои делаются светоносными.
Тогда я делаюсь красивее красивых…
И драгоценнее чего бы то ни было видимого…[1333]
Далее, в разделе, посвященном учению Симеона об обожении человека, мы еще вернемся к теме преображения человеческого тела. Теперь же для нас важен тот факт, что мысль Симеона о преображении человека в свет во время мистического видения света и о созерцании человеком своей собственной красоты была предвосхищена некоторыми ранними Отцами Церкви, в частности, Макарием и»греческим Исааком».
Образный язык, который используется Симеоном при описании видений света, чрезвычайно интересен своим богатством и разнообразием. Симеон пользуется как традиционными для мистической литературы образами, так и такими, которые характерны только для него самого. Мы уже упоминали, что Симеон часто употреблял традиционный образ солнца: он говорит о видении Бога как солнца [1334], о солнце, сияющем в его сердце [1335], о солнце сияющем в его руках [1336], об умственном солнце [1337], невыразимо приятном для чувств солнце [1338], недостижимом солнце [1339], незаходящем солнце [1340], блистающем солнце [1341], о солнечном круге [1342], солнечных лучах [1343], красоте солнца [1344], о свете превосходящем солнечный [1345]. Образ луны встречается у Симеона лишь изредка [1346]; чаще возникает образ звезды [1347]. Среди других образов и терминов, связанных с мистикой света, укажем еще на λαμπάς (светильник, лампада) [1348], λαμπηδών (светильник, фонарь) [1349] и λύχνος (лампа, светильник) [1350]; αίγλη (сияние) [1351], φάος (сияние, свет) [1352] и σέλας (свет, свечение) [1353]; φωτός νεφέλη (облако света) [1354] и μαζός φωτοειδής (световидный сосец) [1355]. В»Главах»встречается поразительный образ молнии, которая ослепляет своим блистанием [1356]. Примечателен также образ раковины, которая под воздействием проникшего в ее раскрытые половинки солнечного луча производит жемчужину [1357]. Иногда различные образы объединены в одно описание Божественного света:«Я вижу Тебя, как солнце, созерцаю, как звезду, рассматриваю, как светильник, зажженный внутри сосуда, и ношу в недре, как жемчужину» [1358]. В других случаях разные образы указывают на разные стадии видения света:«Ты бываешь видим вдали, как восходящая звезда, мало помалу расширяешься… и видишься, как солнце» [1359].
В описаниях света у Симеона всегда преобладают теплые и яркие тона. Свет, о котором говорит Симеон, — не холодное свечение луны, но ослепительное сияние солнца или горение огненного пламени. Образ огня занимает значительное место в мистицизме Симеона:
Бог есть огонь, Он пришел как огонь и ввергнул огонь на землю (Лк. 12:49)… В тех, кого он зажег, он устремляется вверх, как большое пламя, и достигает небес… Не бессознательно (άγνώστως), как мнится некоторым [духовно] мертвым, пожигает он воспламенившуюся душу, ибо она — не бесплотная материя, но в ощущении и сознании (εν α'ισθησει και γνώσει)… Очистив нас совершенно от скверны страстей, он становится внутри нас пищей и питием, просвещением и непрестанной радостью и нас самих делает светом по причастию… Когда все это истребится и останется одна только сущность души, без страстей, тогда сущностно (ουσιωδώς) соединяется и с ней Божественный и нематериальный огонь… Тогда и само тело становится огнем, причастившись Божественного и неизреченного света[1360].
Подобное, — продолжает Симеон, — произошло с Петром, Павлом и прочими апостолами, а также со Святыми Отцами, которые»силой этого Божественного огня попалили все ереси». Подобное же случается со 4 всеми, кто любит Бога до такой степени, что не щадит· ради Него собственной жизни [1361].
Во всем этом Симеон очень близок к Макарию Египетскому, который тоже говорит о том, как душа возгорается пламенем Божества [1362], просвещается Божественным светом, и происходит это»в сознании и ощущении»(εν γνώσει και αισθήσει) [1363]. Макарий описывает воспламенение души Божественным огнем [1364] и говорит об участии тела в преображении человеческого естества [1365] Он также ссылается на апостола Павла и других апостолов как примеры людей, возгоревшихся Божественным огнем [1366].
Симеон часто пользуется символикой огня. Он пишет о свете, который горит, подобно огню [1367] и имеет вид огненного облака [1368]; о солнце, которое является шарообразным и световидным огнем [1369]; о пламени Христова Божества [1370]; о горении Божественной любви и желания [1371]; о пламени, которое сходит в сердце [1372] и просвещает душу [1373]. Огонь этот Симеон определяет как»Божественный» [1374] и»духовный» [1375]. Согласно Симеону, Божественный огонь»неудержим, несотворен, невидим, безначален и нематериален, совершенно неизменен, равно как неописуем, неугасим, бессмертен, совершенно неуловим» [1376]. Описывая Божественный огонь, Симеон часто пользуется динамичными образами, связанными с символикой языков или кругов (περιδρομοί) пламени:«О игра света! О движение огня! О круги пламени во мне!» [1377].
Подводя итоги сказанному в настоящем разделе, мы можем выделить некоторые наиболее характерные элементы учения Симеона о природе Божественного света и о его воздействии на человека: 1) этот свет — не тварный свет ума, но нетварный, Божественный свет Святой Троицы; 2) этот свет нематериален и воспринимается не чувственными глазами, а духовными»очами ума»; 3) этот свет не имеет очертаний и вида, будучи вне человеческих категорий размера и формы; 4) этот свет преображает всего человека, включая ум, душу и тело; 5) в этом свете может являться»Лик»Божий, но духовно, а не в видимом для глаз облике или форме.
Что же касается связи между Симеоном и предшествующими Отцами, то можно утверждать, что учение Симеона о видении света определенно имеет свою предысторию в святоотеческой литературе, в частности, в сочинениях Евагрия, Макария, Максима и Исаака Сирина. Однако то, что пишет Симеон, основано целиком на его собственном опыте. Симеон был не первым, кто заговорил об этом опыте, но он был безусловно первым и единственным из всех византийских писателей, для кого видение света являлось главной целью всех аскетических подвигов и добродетелей и кто с такой решительностью заявлял, что