Джулиан не мог сказать этого. Несмотря на данное отцу обещание, оказавшись лицом к лицу с кузиной, он не мог заставить себя заговорить об этом.
Дойдя до конца дорожки, они пересекли старую подъездную дорогу и повернули в сторону дома, как вдруг из-за угла здания появился серебристый «бентли» в компании с патрульной машиной. Первыми из машины вышли двое одетых в форму полицейских, они настороженно оглянулись вокруг, словно боялись спрятавшихся в кустах воинов. Из «бентли» вышел высокий белокурый детектив, который уже приезжал в Бротон-мэнор с инспектором Ханкеном.
Кузина по-прежнему держала Джулиана под руку. Но он сразу почувствовал, какой она вдруг стала напряженной.
– Убедитесь, что в доме все в порядке, – велел инспектор Линли своим спутникам, которых он представил как полицейских констеблей Эммеса и Бенсона. – А потом осмотрите угодья и дворовые постройки. Вероятно, лучше всего начать с садов. А потом обыщите все вокруг псарни и переходите к лесным массивам.
Эммес и Бенсон скрылись за воротами внутреннего двора. Джулиан изумленно наблюдал за происходящим. Саманта опомнилась первой.
– Погодите-ка, что вы делаете? – сердито воскликнула она. – Какого черта вы здесь распоряжаетесь, инспектор? У вас что, есть ордер на обыск? Какое право вы имеете вторгаться в частное владение и…
– Мне нужно, чтобы вы вошли в дом, – сообщил ей Линли. – Немедленно и быстро.
– Что? – недоверчиво спросила Саманта. – Если вы думаете, что мы только и ждали того, когда вы прикажете нам нечто подобное, то вам лучше подумать еще раз.
К Джулиану вернулся дар речи.
– Что происходит?
– Ты же видишь, что происходит, – сказала Саманта. – Этот болван решил обыскать Бротон-мэнор. У него, черт возьми, нет ни малейшего повода рыскать по нашему дому, помимо того факта, что вы с Николь имели близкие отношения. Видимо, они считают это своего рода преступлением. Я хочу взглянуть на ваш ордер, инспектор.
Линли подошел и положил руку ей на плечо.
– Уберите от меня руки, – бросила она, пытаясь вывернуться.
Он сказал:
– Мистеру Бриттону грозит опасность. Я хочу, чтобы он скрылся в доме.
Саманта удивленно ахнула:
– Джулиан в опасности?
Джулиан побледнел.
– Какая опасность? Да в чем, собственно, дело?
Линли сказал, что он все объяснит, как только констебли убедятся, что в доме все в порядке. Между тем они втроем направились в длинную галерею, из которой, как заявил Линли, осмотрев ее, хорошо просматриваются подступы к дому.
– Какие подступы? – спросил Джулиан. – И зачем их просматривать?
Тогда Линли объяснил. Его сведения были скудными и простыми, но Джулиан вдруг осознал, что совершенно не воспринимает их. Полиция считает, что Энди Мейден взял дело в свои руки, сообщил им Линли, а ситуация обычно резко обостряется, когда жертвой жестокого преступления становится член семьи полицейского офицера.
– Не понимаю, – сказал Джулиан. – С чего бы Энди приходить сюда… сюда, в Бротон-мэнор… – Он попытался осмыслить слова инспектора. – Вы полагаете, что Энди Мейден хочет отомстить мне?
– Мы пока не знаем точно, кому именно он хочет отомстить, – ответил Линли. – Инспектор Ханкен обеспечивает безопасность другого джентльмена.
– Другого?..
– О боже. – Саманта, стоявшая рядом с Джулианом, немедленно оттащила его подальше от ромбовидных окон галереи. – Джулиан, давай присядем. Вон там, у камина. Это место не просматривается из окон, и, даже если кто-то войдет в зал, мы будем довольно далеко от двери… Джули… Джулиан. Ну пожалуйста.
Джулиан, пребывая в странном оцепенении, позволил ей увести себя.
– Но что вы имели в виду? – спросил он Линли. – Неужели Энди думает, что я… Энди?!
Глупо, по-детски ему вдруг захотелось плакать. Внезапно все шесть ужасных дней, прошедшие с тех пор, как он, переполненный любовью, предложил Николь выйти за него замуж, навалились на него сокрушительной лавиной, и он не вынес очередного удара: его совершенно убило то, что отец его возлюбленной в итоге пришел к выводу, что именно Джулиан убил ее. Как странно: его не поразил ее отказ выйти за него замуж; не поразили откровения, сделанные ею тем вечером; не поразило ее исчезновение, его участие в поисках и даже сама ее смерть. Но простая вещь – подозрение ее отца – стала почему-то той самой последней каплей. Слезы подступили к его глазам, а горло сдавило при мысли о том, что он может расплакаться сейчас перед этим незнакомцем, перед кузиной, да перед кем угодно.
Рука Саманты легла ему на плечи. Он почувствовал легкое прикосновение ее губ к своему виску.
– Все будет в порядке, – сказала она ему. – Ты в безопасности. И вообще, нас не волнует, какие глупости можно напридумывать. Я знаю правду. А все остальное не важно.
– Какую же правду вы знаете? – поинтересовался Линли, стоя у окна, где он ждал сигнала констеблей о завершении проверки безопасности дома. – Мисс Мак-Каллин? – добавил он, не дождавшись ответа Саманты.
– Да отвяжитесь вы, – грубо бросила она. – Джулиан не убивал Николь. И я тоже. Впрочем, как и никто другой из обитателей этого дома, вы ведь на это намекаете.
– Так про какую же правду вы говорите?
– Правду о Джулиане. Он прекрасный и благородный человек, а прекрасные и благородные люди никогда не убивают друг друга, инспектор Линли.
– Даже если один из них далеко не так прекрасен и благороден?
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Но надеюсь, понимает мистер Бриттон.
Она убрала руку с его спины. Джулиан почувствовал ее изучающий взгляд. Она произнесла его имя с какой-то небывалой робостью, ожидая, что он прояснит замечание инспектора.
Но даже тогда он не смог сделать это. Он по-прежнему видел Николь гораздо более живой и жаждущей жизни, чем он сам с его сдержанным и вялым характером. Он не мог сказать против нее ни единого плохого слова, и неважно, по каким причинам. По общепринятым меркам, Николь предала его, и Джулиан знал, что если рассказать историю ее жизни в Лондоне, как она сама ее обрисовала, то он мог бы назвать себя глубоко оскорбленным человеком. И с этим согласились бы все, кто знал его и Николь. И это действительно принесло бы ему некоторое удовлетворение. Но правда состояла в том, что обиженным его могли бы счесть только те, кто стал бы судить о Николь на основании лишь этих простых фактов. Те же, кто знал Николь такой, какой она была в действительности, поймут, что он сам виноват во всех своих несчастьях. Николь никогда не обманывала его. Он сам закрывал глаза на все, что ему не хотелось в ней видеть.
Николь ничуть не расстроилась бы, если бы он рассказал всю правду о ее жизни. Но он не мог сделать это. Не столько чтобы защитить память о ней, сколько чтобы защитить людей, которые любили ее, не зная всех подробностей ее жизни.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответил Джулиан столичному детективу. – И не понимаю, почему вы не можете оставить нас в покое и не даете нам спокойно жить.
– Я не смогу сделать это до тех пор, пока не будет найден убийца Николь Мейден.
– Тогда ищите его в другом месте, – сказал Джулиан. – Здесь вы его точно не найдете.
В дальнем конце зала открылась дверь, и в длинную галерею вошел отец Джулиана в сопровождении констебля, который сказал Линли:
– Я нашел его в гостиной, сэр. Констебль Эммес направился в сад.
Джереми Бриттон освободился от хватки Бенсона. Он был смущен таким поворотом событий и выглядел испуганным. Но не пьяным. Он подошел к Джулиану и присел перед ним на корточки.
– С тобой все в порядке, сынок?
И хотя язык у него слегка заплетался, Джулиан вдруг подумал, что это результат искренней тревоги за него, а не следствие его пристрастия к выпивке.
Это понимание вдруг согрело его сердце. Оно исполнилось теплотой к отцу, теплотой к кузине и теплотой к подразумеваемым семейным связям. Джулиан сказал:
– Все в порядке, папа, – и подвинулся, освобождая Джереми место на ступени у камина.
Но при этом он оказался ближе к Саманте.
В ответ она вновь обняла его за плечи.
– Я так рада этому, – сказала она.
Глава 30
Барбара выбрала для встречи место, которое было хорошо известно Мэтью Кинг-Райдеру: театр «Азенкур», где состоялась премьера «Гамлета», поставленного его отцом. Но Нката, передав это сообщение из телефонной будки в Южном Кенсингтоне, ясно дал понять, что не позволит своей напарнице одной пойти на свидание с убийцей.
– Значит, ты уже перевел Кинг-Райдера в разряд убийц? – спросила Барбара коллегу.
– Похоже, только поэтому он и мог знать номер этой телефонной будки, Барб. – Голос Нкаты звучал мрачно, и, когда он продолжил, Барбара поняла причины его настроения. – Не понимаю, почему он подставил родного отца. В моем сознании это не укладывается.
– Он хотел больше денег, чем отец отписал ему в завещании. И нашел только один способ увеличения этой суммы.
– Но откуда он вообще узнал про этот оригинал? Вряд ли сам отец рассказал ему.
– Признаться родному сыну – признаться кому бы то ни было, – что присвоил сочинение своего бывшего соавтора? Нет, вряд ли. Но Мэтью работал администратором у отца, Уинни. Должно быть, он сам случайно нашел где-то этот оригинал.
Они прогулялись до припаркованной на Куинс-Гейт-гарденс машины Барбары. Нката назначил Кинг-Райдеру встречу в «Азенкуре» через полчаса.
– Ты заявишься туда первым, а я подожду, пока ты выполнишь мои условия, – предупредил он Кинг-Райдера. – И благодари судьбу уже за одно то, что мне взбрело в башку провести сделку на твоей собственной территории.
Кинг-Райдеру надлежало позаботиться о том, чтобы был открыт служебный вход и чтобы в помещении никого не было.
Поездка в Уэст-Энд заняла у них меньше двадцати минут. Театр «Азенкур» находился по соседству с Музеем истории театра на узкой Шафтсбери-авеню. Напротив служебного входа в театр торчал ряд мусорных контейнеров отеля «Королевский штандарт». Туда не выходило ни одного окна, поэтому Барбара и Нката вошли в «Азенкур» незамеченными.