Что же мог значить такой подарок? В конце концов, он женатый мужчина. Правда, не живет с женой. А вернее, женщина, с которой он жил, даже не была его женой. А еще вернее, та женщина предпочла полную свободу, бросив на произвол судьбы прелестную восьмилетнюю девочку и серьезного – хотя и чуткого и доброго – тридцатипятилетнего мужчину, который явно нуждается в обществе зрелой женщины. Однако ни одна из этих предпосылок ни в коей мере не помогала определить ситуацию с той бесспорностью, какой требовали освященные веками правила этикета. Барбара, разумеется, никогда не обременяла себя соблюдением этих самых освященных веками правил. Но лишь потому, в сущности, что никогда и не попадала в ситуации, где следовало применить такие правила. А к данной ситуации не подходили правила общения между мужчиной и женщиной. Даже если к ним присовокупить еще и ребенка и вдобавок усложнить связью с то ли существующей, то ли не существующей женой. Тем не менее необходимо как-то подготовиться к следующей встрече с Ажаром. Нужно срочно придумать какие-то искренние, значительные, небрежные и разумные слова. И они должны слететь с ее языка непринужденно, как будто только что пришли ей в голову.
Итак… Что же придумать? «Огромное спасибо, дружище. Но что вы подразумеваете под таким подарочком? Как мило, что вы вспомнили обо мне».
«Чертовы экивоки, – подумала Барбара, запихивая в рот остатки фруктового тоста. – Человеческие взаимоотношения просто убийственны».
Ее размышления прервал резкий стук в дверь. Барбара вздрогнула и глянула на часы. Для религиозных фанатиков шастать по улицам еще рановато, а газовые счетчики в их районе проверяли только на прошлой неделе. Так кто же…
Дожевывая тост, она встала из-за стола и открыла дверь. На пороге стоял Ажар.
Слегка прищурившись, она пожалела, что не отнеслась более серьезно к обдумыванию благодарственных замечаний.
– Привет. Э-э… Доброе утро.
– Барбара, вчера вы вернулись очень поздно, – сказал он.
– Ну… верно. Мы слегка зависли с нашим расследованием. Я имею в виду долговременную волокиту после ареста преступника. Прежде чем передать его в руки правосудия, нужно состряпать кучу документов. А само расследование… – Она сообразила, что пора прервать монолог. – М-да. В общем, мы произвели арест.
Он кивнул с самым серьезным видом.
– Что ж, хорошая новость.
– Хорошая новость. Да.
Он бросил взгляд в глубину ее коттеджа. У Барбары мелькнула мысль, что он пытается выяснить, не праздновала ли она окончание расследования с разудалыми собутыльниками, которые еще отдыхают по углам ее дома. Но потом, вспомнив о хороших манерах, сказала:
– Ой, заходите. Хотите кофе? К сожалению, правда, у меня только растворимый, – и добавила: – Нынче утром, – как будто во все остальные дни усердно жужжала кофемолкой, перемалывая натуральные зерна.
Он отказался, сказав, что заскочил ненадолго. В сущности, только на минутку, пока его дочь заканчивает одеваться, а потом ему нужно возвращаться, чтобы заплести ей косы.
– Понятно, – сказала Барбара. – Но вы не будете возражать, если я… – И она махнула кружкой с наследником престола на электрочайник.
– Нет. Пожалуйста. Я прервал ваш завтрак.
– Так и есть, – признала Барбара.
– Можно было бы дождаться более подходящего времени, но утром я вдруг понял, что не могу больше ждать.
– Да? – Барбара подошла к чайнику и включила его, размышляя, что могла бы предвещать такая неотложность. Целое лето их встречи проходили в довольно мрачном настроении, но сегодня утром к его серьезности добавилась странная внимательность: он так пристально смотрел на нее, что она подумала, не остались ли на ее физиономии глазированные крошки. – Тогда присаживайтесь к столу, если хотите. Угощайтесь сигаретами. Вы точно не хотите кофе?
– Абсолютно точно.
Но сигарету он взял и молча наблюдал, как Барбара заливает кипяток во вторую кружку с кофе. Только когда она села напротив него за стол – с пламенеющим между ними, точно невысказанное признание в любви, бархатным сердцем, – он вновь заговорил:
– Барбара, я в очень сложном положении. Даже не знаю, с чего начать.
Она, причмокнув, отпила кофе и попыталась ободрить его взглядом. Ажар взволнованно взял бархатное сердце.
– Эссекс.
– Да, Эссекс, – вежливо отозвалась Барбара.
– Мы с Хадией провели выходные на море. В Эссексе. Как вы знаете, – напомнил он ей.
– М-да. Верно. – Вот сейчас как раз можно было бы сказать: «Спасибо за сувенир», но почему-то не хотелось. – Хадия рассказала мне, что вы отлично провели время. Она также упомянула, что вы побывали в отеле «Пепелище».
– Она побывала, – уточнил он. – Или, скажем так, я отвел ее туда и оставил на попечение любезной миссис Портер… вы ведь помните ее, наверное.
Барбара кивнула. Передвигающаяся с помощью подставки на колесиках миссис Портер приглядывала за Хадией, пока отец девочки служил посредником между полицией и маленькой, но беспокойной пакистанской диаспорой.
– Верно, – сказала она. – Я помню миссис Портер. Мило, что вы зашли навестить ее.
– Как я сказал, ее навещала Хадия. А сам я навестил местный полицейский участок.
Барбара мгновенно насторожилась. Ей захотелось сделать какое-то замечание, чтобы перевести чреватый опасностью разговор на другую тему, но она не успела придумать ничего подходящего, поскольку Ажар быстро продолжил:
– Я побеседовал с констеблем Фогерти. Констеблем Майклом Фогерти, Барбара.
Барбара кивнула.
– Ну да. С Майком. Понятно.
– Он занимается борьбой с организованной преступностью в Белфорд-ле-Нэ.
– Да. Майк борется. Все верно.
– Он рассказал мне, что случилось на катере, Барбара. Что инспектор Барлоу сказала по поводу Хадии, что она хотела сделать и как поступили вы.
– Ажар…
Он встал, прошелся к дивану. Барбара поморщилась, заметив, что не успела убрать кровать и противно ухмыляющаяся футболка, используемая в качестве ночной рубашки, нахально валяется там на смятых простынях. Она прикинула, не стоит ли быстренько прибрать кровать – впервые в жизни ей встретился такой почти маниакальный аккуратист, как Ажар, – но он сразу повернулся к ней. И она поняла, что он сильно взволнован.
– Как же мне отблагодарить вас? Вы спасли мою дочь, и я даже не знаю, как выразить всю ту благодарность, что переполняет мое сердце.
– Не надо мне никакой благодарности.
– Какая несправедливость. Инспектор Барлоу…
– Эми Барлоу родилась с командирскими задатками, Ажар. И они вышибли из ее башки способность здраво рассуждать. Однако ей не удалось запудрить мне мозги.
– Но в результате вас понизили в звании. Вам вынесли позорный приговор. И испортились ваши отношения с инспектором Линли, а я знаю, что вы его уважаете. Разве не так?
– Что ж, отношения между нами сейчас уж точно не сахарные, – согласилась Барбара. – Но инспектору тоже досталось из-за меня, поэтому естественно, что он злится.
– Но ведь все… да, все это случилось из-за того, что вы встали на защиту Хадии, когда инспектор Барлоу хотела бросить ее, обозвав «пакистанской соплячкой» и не обращая внимания, что она тонет в море.
Он пребывал в жутко расстроенных чувствах, и Барбара отчаянно пожалела, что Майкл Фогерти не взял отгул на это воскресенье, предоставив инспектору Барлоу самой разговаривать с Ажаром, а она-то уж, несомненно, предпочла бы смягчить историю погони в Северном море, которая закончилась тем, что Барбара взяла ее на прицел. Но прошлого не воротишь, и она могла лишь поблагодарить Фогерти за то, что в своем рассказе он милосердно не упомянул Ажару о том, что в тот день к словам «пакистанская соплячка» Эмили Барлоу присовокупила эпитет «проклятая».
– Я не задумывалась о последствиях, Ажар, – попыталась успокоить его Барбара. – В тот момент самой важной для меня была Хадия. И она по-прежнему важна для меня. И точка.
– Мне необходимо как-то выразить вам то, что я чувствую, – сказал Ажар, не обращая внимания на ее замечания. – Я должен избавить вас от осознания того, что ваша жертва…
– Никакой жертвы не было, поверьте мне. А уж если говорить о благодарности… Вы ведь уже подарили мне сердце. И этого вполне достаточно.
– Сердце? – Он явно смутился, но потом увидел, что Барбара показывает на тот бархатный сувенир, что он вытянул из автомата с игрушками. – Ах вот вы о чем. О бархатном сердечке. Ну, это же пустячок. Хотя я подумал, что вышитые на нем слова могут вызвать у вас улыбку.
– Там есть какие-то слова?
– Да. Неужели вы не заметили?
Он подошел к столу и перевернул сердце. На лицевой стороне (Барбара, разумеется, и сама могла бы это увидеть, если бы отважилась рассмотреть принесенный Хадией подарок), между словами «Мое» и «в Эссексе», белело маленькое вышитое сердечко.
– Это такая грустная шутка, понимаете. Ведь после всех ваших переживаний вы вряд ли способны отдать Эссексу свое сердце. Так вы не видели этой вышивки?
– Ах вы про эти слова, – поспешно сказала Барбара и дружески рассмеялась, показывая, как ей понравилась его милая шутка. – Да, традиционная приманка: «Мое сердце в Эссексе». Наверное, это последнее место на земле, в которое мне хотелось бы вернуться. Спасибо, Ажар. Ведь оно гораздо симпатичнее, чем плюшевый слон, правда?
– Но этого мало. И я не представляю, что я мог бы подарить вам, чтобы выразить свою благодарность. Любой подарок будет недостоин того, что вы подарили мне.
Барбара вспомнила об одном обычае его народа, называемом lena-dena. Согласно традиции, ответный подарок должен быть равен по стоимости или даже более ценен, чем тот, что подарили тебе. Именно так показывалась готовность поддерживать отношения – весьма откровенный способ выразить дружеское расположение без лишних слов. «Какие же тонкие и чуткие эти азиаты, – подумала она. – Их традиции не оставляют места для сомнений».
– Вам необходимо найти нечто равноценное для отплаты, верно? – спросила его Барбара. – Я хочу сказать, что мы можем вместе решить, что же будет равноценным, правда, Ажар?